Она отвезла его к своему дому и хладнокровно пригласила зайти выпить. Если бы он не успел привыкнуть к ее прямоте, то был бы поражен: его еще никогда никуда не приглашала женщина!
Это оказалось самым радикальным изменением поведения из всех, с какими он успел столкнуться: право женщины проявить инициативу, когда в течение всей истории это оставалось чисто мужской прерогативой. Ему стало интересно, как давно такая перемена превратилась в норму – и как к этому относятся современные мужчины.
В ее квартире ему сразу же понравилось: она была старой, но переделанной в соответствии с ее вкусами. Здесь, как и в «Бене Джонсоне», все было настоящее: столы, стулья, половики, стены и книжные шкафы. Он не стал это комментировать, но почувствовал, что некоторые люди из 1979 года могут не находить ничего особо приятного в изобилии синтетических имитаций.
Она взяла у него пиджак и приглашающе указала на диван. Он напряженно сел, чувствуя себя не слишком уверенно в этом своем по-настоящему близком контакте с человеком 1979 года.
Она вернулась с двумя бокалами охлажденного белого вина, поставила их на столик перед диваном, улыбнулась и спросила, нравится ли ему Моцарт.
– Я очень люблю Моцарта, – отозвался он, радуясь, что ему не придется высказываться относительно современной музыки.
По комнате прокатилась волна звука. Он удивленно вскинул голову и увидел, что она включила электронное музыкальное устройство – очевидно, современный вариант граммофона. Никогда еще он не слышал столь прекрасных мелодий: таких кристально-ясных, таких приятных слуху. Он вздохнул, закрыл глаза – и на секунду вообразил, что в этой комнате оказался весь Лондонский симфонический оркестр, который играет только для них двоих. Он блаженствовал, и всю его нервозность смыло чудесными пассажами концерта восемнадцатого века.
– Квадрофоническая система. Неплохо, да?
Он кивнул.
– Я, пожалуй, переоденусь. Осматривайтесь, если хотите.
Она вышла из комнаты.
Эйч Джи встал, чтобы познакомиться с ее жилищем, – и, увидев на полу бежевый телефонный аппарат, внимательно его рассмотрел. Ему ужасно хотелось разобрать прибор, но он понимал, что нехорошо делать это, не спросив у Эми разрешения. С другой стороны – а как вообще прозвучит такая просьба? «Извините, можно мне заглянуть внутрь вашего телефона»?
В конце концов любопытство победило. Он сунул руку в карман, вытащил монетку в десять центов и (так же, как делал дома с полпенни) отвинтил дно аппарата. Сняв крышку, он со счастливой ухмылкой уставился на мелкую сложную схему. Она напомнила ему детали ФОВ его собственной машины времени: то устройство оказалось очень трудным в сборке. Вот только у него все провода были черными.
До чего обманчиво простая идея! Если использовать разноцветные провода для кодировки цепей, можно устранить опасность серьезных ошибок!
– Ту! Ту! Ту!
Уэллс резко выпрямился. Что это за шум? Что он наделал? Он лихорадочно рассматривал телефон, но гудки продолжались. Запаниковав, он поспешно собрал аппарат, но шум прекратился только после того, как он положил трубку на место.
Он вернулся на диван, отпил большой глоток вина и постарался успокоиться.
– Возишься с техникой этого века – и в итоге она на тебя орет! – проворчал он себе под нос.
Эми вернулась в гостиную: она распустила волосы и переоделась в довольно странную одежду. Верх – пуловер – был довольно обычным, а вот вторая часть ее костюма напоминала брюки кузнеца, только здесь от верха до низа шла молния. Любопытно. При этом выглядела она потрясающе – и, слава богу, не освежила духи.
Она устроилась среди подушек на второй половине дивана, спрятав стопы под одну из них, а потом пригубила вино. Держа бокал у губ, Эми улыбнулась своему гостю.
Они поболтали о музыке и книгах. Эми очень определенно высказывалась о том, что ей нравится, а что – нет. Эйч Джи осторожничал, когда она упоминала о чем-то, ему неизвестном, но, уловив общий ход разговора, позволил себе пуститься в подробности и детали. Она была довольна: казалось, его интересует ее мнение, что отличало его от большинства знакомых ей мужчин.
– Знаете, Эми: когда двое могут общаться в подобной атмосфере, не опасаясь зловредных сплетен, зачем нужен брак? Если не считать религии, то это – самый бесполезный общественный институт!
Она рассмеялась.
– Ну, значит, женщине можно не опасаться получить от вас предложение, верно?
– Дорогая моя леди, я говорю совершенно серьезно. Например, я никогда не мог понять, почему двое влюбленных не могут оказаться в постели без свидетельства о браке.
Он развел руками.
– А кто сказал, что не могут? – Она озорно улыбнулась. – И если уж на то пошло, почему они вообще должны быть влюблены друг в друга?
Он бросил на нее быстрый взгляд, но тут же отвел глаза и начал крутить усы.
– Ну, я опубликовал несколько статей о свободной любви, но, наверное, не стал бы заходить настолько далеко.
– О свободной любви? – Она снова рассмеялась. – Я этот термин с восьмого класса не слышала.
– Правда? А как вы бы это назвали?
– А чем вам не нравится «сексуальная революция»? Или вы и о ней не слышали?
«Сексуальная революция? Господи, – подумал он, – а что это может означать? Тут столько возможных толкований!»
Он ухмыльнулся:
– А могу я спросить, кто восстал против кого?
– А вот это зависит от того, с кем вы общаетесь, верно? – ответила она негромко.
А потом придвинулась ближе к нему.
Он сел прямее. В голове у него зашумело – и он не знал, куда девать руки. Эми была так близко, что положить их было решительно некуда. Он внезапно обнаружил свои колени – и изо всех сил в них вцепился.
– Вечер просто очаровательный! – удалось выдавить ему.
Она кивнула:
– Приятно встретиться с человеком, с которым ради разнообразия можно нормально поговорить.
– Да, правда? Особенно когда у вас общие взгляды.
– А кто сказал, что я с вами согласна?
Эйч Джи изумленно поднял брови.
– Я хочу сказать, что не считаю религию устаревшей.
– Разве?
– Да. И я считаю, что брак – это удобный способ вести документацию. Особенно если есть дети.
– Документацию? Да это же просто плодит бюрократов!
– Вы начинаете говорить, как анархист.
– Да вы шутите! – возмутился он. – Я – прогрессист-социалист!
– Что даже хуже, – заявила она беззаботно.
Он напрягся.
– Извините?
– Это же ничего не меняет. Все равно миром правят корпорации! – Она помолчала. – И к тому же вы необычайно обаятельный мужчина.
– Вы и сама не дурочка.
Она заглянула ему в глаза, а потом медленно подняла руку и провела по его щеке кончиками пальцев. Он вжался в спинку дивана, не зная, как на это реагировать. Когда раньше он бывал с женщинами, то управлял ситуацией сам. Здесь он ни в чем не был уверен. Даже свет не погашен! Он же не может облапить эту женщину и, уверяя, что тут ничего плохого нет, начать стаскивать с нее одежду. Им не придется соблюдать тишину, не придется спешить: никаких временных рамок нет. Он вообще не был уверен, что тайный секс все еще существует!
Она наконец отвела взгляд (не было ли в ее глазах разочарования?), а он набрался смелости, чтобы заговорить:
– Ну, наверное, мне надо идти.
– О? А где вы остановились? – спросила она невыразительно.
Герберт понял, что сказал что-то не то, и пристыженно улыбнулся:
– Где я остановился? На самом деле – нигде.
Он покраснел.
Она села прямо.
– Вы хотите сказать, что еще не заселялись в отель? Герберт, вы ведь здесь уже два дня!
Она со смехом покачала головой.
– Не успел.
– Но где же ваш багаж?
Он слабо улыбнулся:
– Я уехал довольно неожиданно.
Она подалась вперед, накрыв обе его руки своими ладонями.
– Вы очень странный человек. Нет – не странный. Таинственный.
Он снова оказался на высоте:
– А разве правда зачастую звучит не более странно, чем вымысел?
Она снова изумленно воззрилась на него, а потом улыбнулась. Волшебная атмосфера вернулась.
– Знаешь, а тебе необязательно уходить.
– Правда?
– Да. Ты можешь остаться здесь, – прошептала она хрипловато.
– Можно? – У него даже голос сорвался.
– Герберт, поцелуй меня, а?
Эми не стала дожидаться его реакции. Она обняла его и притянула в центр дивана. Ее язык и губы творили с его ртом такое, чего он еще никогда не испытывал. Она целовала и целовала его, и каждое новое прикосновение ее губ и языка было все более страстным. Он дрожал и трясся. Что она с ним творит? Ему казалось, что его эрекция вот-вот прожжет в его брюках дыру. Он скрестил ноги. Она заставила его лечь на спину, и ее волосы упали ему на лицо и шею. А потом она начала гладить его грудь, описывая рукой медленные круги – и постепенно спускаясь все ниже.
Он очень остро ощутил тот момент, когда ее рука добралась до его живота и начала проталкиваться под брюки и трусы. Он потерял способность двигаться. Эта прелестная девушка не была далекой и недоступной: своей хрупкой, нежной, ароматной ручкой она намеревалась дотронуться до его возбужденной плоти. Последняя женщина, с которой он совокуплялся, не желала даже смотреть на его член, не говоря уже о том, чтобы к нему прикасаться.
Подобное было ему непривычно – все должно было происходить совсем не так. Он всегда утверждал, что мужчины и женщины – существа сексуальные и что акт близости – это естественное удовольствие, которое следует делить на двоих. Но, боже правый, кто слышал о том, чтобы женщина соблазняла мужчину? Такое бывало только во французских романах!
В тот момент, когда она уже готова была бережно обхватить его возбужденный пенис, он высвободился и сел.
Практика снова опровергла теорию!
Она удивленно распахнула глаза и заглянула ему в лицо.
– Я сделала что-то не так?
Она что – смеется? Напротив: она действует безупречнее ангела небесного – а он не в состоянии это принять. Стыдясь, он опустил взгляд и увидел, что на его брюках появилось небольшое пятнышко от влаги, выделенной куперовой железой. Он прикрылся рукой и густо покраснел.