– Я кое-чего тебе не рассказал, – признался он мучительно.
Она обхватила его лицо ладонями, глядя ему прямо в глаза.
– Если ты сейчас скажешь, что врал мне просто, чтобы…
– Я тебе не врал!
– Дай договорить. – Она помолчала. – Если ты собираешься сказать мне, что женат, я тебе не поверю. – Она опустила глаза. Лицо ее побледнело, голос стал совсем тихим. – А если это и правда так, то, пожалуйста, не говори. Просто уйди и не возвращайся.
– В последний раз повторяю, Эми: я не женат! – взорвался он и, вскочив, начал расхаживать по комнате. – За кого ты меня принимаешь? За чертова донжуана?
Она недоуменно смотрела на его беспорядочные метания.
– А если ты не женат, то что еще может быть не так?
– Я… я не знаю, как…
У него сорвался голос.
– Проклятье, Герберт, да скажи уже наконец!
– Я… я родился в Эссексе близ Лондона двадцать первого сентября…
– О господи! – С досады она даже зашипела и прожгла его возмущенным взглядом. – Значит, ты – Дева. Чудесно. А я – Скорпион. Хочешь, погадаем по Книге Перемен?
– Эми! – вскричал он с мукой. – Я родился сто тринадцать лет назад!
Глава 9
Изумленно воззрившись на него, она подумала, что он шутит. Что за дикая чушь! Он сумасшедший?
Однако ее болевой порог оказался перейден. Ей невыносимо было слушать, как этот человечек трещит про четвертое измерение. Она медленно поднялась на ноги.
– Герберт?
– Теперь, когда ты все поняла, дорогая, – сказал он, – должен признаться, что мое полное имя – Герберт Джордж Уэллс. Так я подписываю свои литературные труды, но предпочитаю, чтобы меня называли Эйч Джи.
– Герберт Джордж Уэллс? – К такому она была не готова. – А Шекспир ждет за углом, да? – саркастически бросила она.
– Прошу прощенья?
– Думаю, тебе лучше уйти, – заявила она чуть дрогнувшим голосом.
Она увидела, как его глаза расширились, а потом потухли, словно кто-то выключил там свет.
– Ты мне не веришь, – сказал он тускло. – А я подумал уже…
Он неожиданно шагнул к ней, широко распахнув объятия:
– Эми, ты должна…
– Пожалуйста, не подходи ко мне!
Он горько вздохнул:
– Так я и знал. Я знал, что если я расскажу тебе правду, то все развалится, но ты должна была узнать. А я больше не в состоянии был играть эту нелепую роль современного невероятно наивного британца, особенно если бы мы…
– Если бы мы – что?
– Забудь. Это больше не имеет значения.
Уэллс пошел к двери, безутешно повесив голову.
– Что забыть?
Он повернулся:
– Чертовски обидно!
– Что обидно? О чем ты вообще говоришь?
– Не знаю насчет остальных здесь присутствующих, но я-то начал в тебя влюбляться!
Это было полной неожиданностью. Эми уставилась на него, изумленная и растерянная.
А потом он вдруг рухнул на диван, бурно разрыдавшись. Раздраженно вытирая глаза, он бросил:
– Бога нет! Никакое Высшее Существо не стало бы создавать человека, чтобы потом допустить, чтобы с ним происходило подобное!
– Герберт, в чем дело? – Она потеряла всякую уверенность в себе. – Объясни, пожалуйста, что происходит?
– Я только что это сделал! Меня зовут Герберт Джордж Уэллс, и я родился в 1866 году и попал сюда не на чертовом воздушном судне, а на машине времени и сейчас очень жалею, что ее изобрел. И я, наверное, вообще сюда не попал бы, если бы доктор Лесли Джон Стивенсон не украл мою машину! А он – не простой убийца, дорогая моя леди! О нет! Не знаю, насколько глубоким было твое увлечение историей с этими твоими Робертами Кеннеди и ему подобными, но злодей, которого я преследую, зовется Джеком-потрошителем!
Он явно не в себе, решила она. Одному Богу известно, что означают его слова о Джеке-потрошителе. Она начала озираться в поисках чего-то, что можно было бы использовать для самозащиты. Сердце у нее отчаянно колотилось.
Он встал с дивана.
– Это безнадежно, – проговорил он тихо и печально. – С тем же успехом я мог бы объяснять этому дивану, что он – как и я – это непрестанно движущийся вихрь электронов.
Сдаваясь, он медленно направился к двери.
Ей вдруг стало ясно, что даже если он и сумасшедший, то определенно не собирается причинить ей зла. По правде говоря, чем дольше она за ним наблюдала, тем более нормальным он ей казался. «Погоди-ка!» – сказала она себе, садясь прямее. Ей надо довести эту игру до конца: ни одному мужчине не позволено настолько легко отделаться, закрутив настолько невероятную историю.
Уэллс уже взялся за дверную ручку, когда Эми его окликнула:
– Подожди.
Он обмяк, прижавшись лбом к окрашенной створке.
– Сядь.
Он вернулся к дивану и осторожно присел на самый край, почему-то напомнив ей пса, которого окончательно забили. Она подалась к нему, теряясь в догадках.
Может, он из другой галактики? Может, он пришелец, которому удалось преобразиться в невысокого и бесконечно симпатичного английского джентльмена? Эми вздрогнула. Если это и правда контакт третьего рода, то она переспала с инопланетянином! Господи, помоги, а что, если его основная форма – это насекомое, а она беременна? Нет-нет, поспешила она себя успокоить, это уже совсем нереально.
Наконец к ней вернулась способность нормально мыслить – и она мрачно усмехнулась. Во-первых, этот мужчина наивен и беспомощен. Во-вторых, она взяла на себя высказанные и невысказанные обязательства. В-третьих, она явно его испугала. В-четвертых, его рассказ – это просто безумная попытка вывернуться из щекотливого положения. (Возможно, он рассчитывал просто провести с ней ночь и вдруг обнаружил, что неравнодушен.) Итак, на самом деле он просто пытается сказать, что несвободен. Вот и все, верно? Все очень просто: что бы он ни говорил раньше, у него дома жена в коттедже на берегу моря. Он не гоняется за убийцей, а, наверное, подбирает книги для библиотеки Оксфордского университета. Наверняка все так и есть.
– Почему ты сразу мне не сказал?
– Прошу прощения?
– Почему ты не признался, что женат? Чего ты боялся? Что я тебя пристрелю? То есть – давай не будем. Я и раньше спала с женатыми мужчинами.
Он покраснел.
«Ага! – подумала она. – Я права!»
– Какая ирония!
– В чем ирония?
– Дорогая моя девочка, ирония в том, что когда-нибудь я смог бы доказать тебе, что я – писатель и изобретатель Герберт Джордж Уэллс из Лондона 1893 года, но, похоже, мне так и не удастся убедить тебя в том, что я совершенно свободен и не связан.
– Да будет тебе, Герберт!
– Эйч Джи, – поправил он ее.
– Ну ладно, как тебе угодно! Раз у тебя не хватает духа признаться, то хотя бы объясни, зачем было придумывать эти враки насчет вращения в четвертом измерении в машине времени! По-моему, этому должна быть какая-то причина!
– Я бы согласился.
– Ну, и?..
– Это правда, – сказал он прямо.
– Ох-х-х, чтоб тебя! – Эми придвинулась к спинке кресла и уставилась в потолок.
– Ну что ж, так – значит, так. Будь добр, уйди.
– А что, если бы я смог доказать, что я Герберт Джордж Уэллс? И что я недавно прибыл в Сан-Франциско на машине времени?
– Это невозможно.
– Все возможно благодаря чудодейственным науке и технике.
– Слушай, прекрати, ладно? Просто прекрати и запри дверь, когда будешь уходить.
Она отвернулась и крепко зажмурилась, но ей не удалось подавить шевельнувшееся в глубине души любопытство.
– Послушай, разве я не был прав насчет того, что Стивенсон жив? Это была правда, так?
– Да.
– А что, если бы я смог доказать тебе, что я – это действительно я?
– Ладно, ладно! Дай подумать минутку, а?
Эми начала грызть ногти (а ведь эту привычку она переборола в восемь лет), отчаянно размышляя. Она вздохнула. Может, он ее и не обманывает, но то, что он утверждает, невозможно. Тем не менее ей надо довести эту историю до конца, надо проделать с ним каждый шаг этого пути.
Она резко встала. У нее закружилась голова, так что пришлось ухватиться за спинку кресла. Эми невольно улыбнулась. Ее головокружение было вызвано не эмоциональным стрессом: оно стало результатом охватившего ее странного восторга. А что, если он сумеет доказать свою честность? В этом случае ее тяга к нему может оказаться просто вселенской.
– Ладно, Эйч Джи. Доказывай.
– У тебя есть какие-нибудь инструменты? – требовательно спросил он.
– Инструменты?
Она не смогла скрыть недоумения.
– Ну, знаешь: пассатижи, отвертки, гаечные ключи, кусачки, дрели и тому подобное.
– Кое-какие есть, но зачем?
– И масло. Мне нужно машинное масло.
На углу Четырнадцатой улицы и Ноу, в неприветливом и неинтересном городском районе, Стивенсон вышел из такси, расплатился с водителем и быстро направился по адресу, который ему дала Марша. Неожиданно его пробрала дрожь: надетая на нем шелковая сорочка притягивала холод, создавая ощущение, будто она сшита изо льда. Завтра надо будет купить верхнюю одежду. Не скучное шерстяное пальто, а такую куртку из искусственной кожи, которую предпочитают здесь цветные мужчины.
По цементным ступеням он поднялся в вестибюль викторианского доходного дома. Вытертый ковер был чистым, однако пах плесенью, а в квартире первого этажа кто-то несколько часов назад поджаривал бекон. Стивенсон брезгливо поморщился, обводя прищуренными глазами выцветшую краску. Он терпеть не мог напоминаний о восемнадцатом веке.
Его взгляд скользнул по почтовым ящикам в поисках ее имени. Оно действительно там нашлось: Марша Макги, Ноу-стрит, 37. Повернувшись, он взбежал по лестнице, перешагивая через ступеньку. Если он помедлит сейчас, в момент своей первой настоящей любовной связи с женщиной, то выбежит из этого дома и с криком бросится на Бродвей. Ему не следует задумываться. Ему надо положиться на собственную животную притягательность. У него больше нет желания оплачивать свои вскрытия трупов.
Он неожиданно быстро добрался до нужной квартиры, судя по цифрам на двери. Под ними оказался дверной глазок и металлический дверной молоток с облупившимся медным покрытием. Он набрал в грудь воздуха и ударил по деревянной створке.