– Любезный, у меня гости!
– А у меня разрешение на обыск, – сурово ответил Адамс, демонстрируя бумагу, которую несколько часов назад подписал сонный служащий суда. Он приглашающе махнул рукой своему спутнику: – Пошли, Дагган, не будем терять время.
Дагган оказался настолько крупным мужчиной, что в дверном проеме ему пришлось пригнуться. А когда Уэллс направился обратно в библиотеку, его задержала громадная рука. После этого Дагган бережно развернул сильно уступающего ему в росте хозяина дома, умело обыскал его – и, выпрямившись, улыбнулся.
– Остальных тоже, сэр?
Уэллс резко развернулся и зашагал в библиотеку, где его ждали друзья. Они затихли, успев услышать слова следователей. Под их взглядами Эйч Джи пытался отыскать слова, которые помогли бы ему выглядеть достойно, а не униженно. Единственное, что он придумал – это что надо говорить негромко.
Он повторил то, что ему сказал инспектор Адамс, а затем вежливо попросил друзей уйти.
– Как вы понимаете, лично я оказался в крайне неловком положении, – проговорил он, почему-то сцепив руки за спиной. – Более того, – добавил он шепотом, – я умоляю вас всех не распространяться об удивительных откровениях этого вечера. Мне необходимо испытать мое устройство прежде, чем объявлять о нем миру.
Гости тихо отвечали – кто-то задумчиво, кто-то серьезно. Однако уходя, все согласились, что за этими стенами не будут упоминать об утверждении Герберта Джорджа Уэллса, будто ему удалось построить работающую машину времени.
Они по очереди подходили к двери, где миссис Нельсон осторожно (полиция весьма ее смутила) вручала им пальто и шляпы. После этого Дагган заставлял их широко расставить ноги и по очереди обыскивал. Как подобает британским джентльменам, они полностью игнорировали следователя и принимали обыск как очередной момент этого вечера. В конце концов, что такое обычное убийство и небольшое унижение по сравнению с машиной времени?
Когда все ушли, Эйч Джи почувствовал скорее печаль, чем гнев. Он месяцами думал о том, как объявит о своем открытии небольшому кругу друзей – пусть и не слишком влиятельному. Кто мог ожидать, что такое собрание будет прервано появлением полиции? Он безнадежно пожал плечами, что было совершенно не похоже на его обычную воинственную манеру. Оставалось только благодарить Бога за то, что они явились под конец вечера, а не в начале или в середине.
В библиотеке Уэллс налил себе остатки кларета, а потом уселся в свое любимое кресло у камина. Вытянув перед собой ноги, он подавил зевоту. Приятно было расслабиться после того, как он всю ночь простоял на ногах и проговорил. Его мысли готовы были устремиться прочь, но он не успел предаться приятным размышлениям: в комнату вошла миссис Нельсон. Она принесла поднос, на котором оказался накрытый грелкой чайник, молочник, сахар и чашка. Увидев, что Уэллс все еще пьет вино, она нахмурилась.
– Я подумала, что вы захотите выпить чаю, пока ожидаете, чтобы полисмены закончили.
Он начал было отвечать, но услышал шум наверху. Адамс и Дагган обыскивали его спальню. Он нахмурился.
– Проклятье! А они сюда заявились бы, если бы я не печатал те статьи о свободной любви?
– Наш дом – не единственный, который они осматривают, сэр.
Она со стуком поставила поднос на стол. Свободная любовь, вот еще!
– Не знаю… – Он сделал глоток вина и улыбнулся домоправительнице, подкручивая кончики усов. По этому знаку миссис Нельсон догадалась, что он сейчас скажет что-то возмутительное. – Когда в следующий раз пойдете в церковь, помолитесь о социалистическом государстве, ладно?
Не успела миссис Нельсон решительно заявить своему нанимателю, что спасение души – дело серьезное, как в дверях появился инспектор Адамс, демонстративно держа шляпу в руке.
– Извините, что потревожили вас, сэр.
Уэллс медленно поднялся с кресла, набрал воздуха и выпрямился во весь свой рост:
– Вы не просто меня потревожили, инспектор, – вы осквернили мои основополагающие права!
– Ну, мы пошли.
Адамс небрежно поклонился и направился к выходу.
– А что именно вы рассчитывали найти, инспектор?
Адамс повернулся и ответил:
– Джека-потрошителя.
Потрясенный Уэллс рухнул обратно в кресло. Джека-потрошителя? Этого маньяка не было в новостях уже несколько лет, и многие эксперты предполагали, что он либо уехал из страны, либо покончил с собой. Так почему Скотленд-Ярд вдруг принялся искать его в этом районе? Он обычно находил свои жертвы на нищих улицах Уайт- чепела.
Несомненно, произошло убийство, но с чего им было заподозрить, что это был Джек-потрошитель? Видит бог, если верить «Таймс», то только в последние два года было совершено несколько сотен жалких подражаний его методам. Откуда у полиции уверенность в том, что самый жуткий убийца снова взялся за свое? Уэллс содрогнулся. Он понимал, что они это знают. Он абсолютно не разбирался в криминалистике, но питал оправданное уважение к Скотленд-Ярду. Если следователи говорят, что Джек-потрошитель появился в этом районе, то скорее всего так оно и есть. Уэллс это признал – и устыдился того, как вел себя в отношении Адамса и Даггана. Он снова вздохнул и подумал, что на самом деле визит следователей – это благо, так как теперь он уверен, что его дом в безопасности. Он повернулся и сверился с часами на бюро. Без десяти семь. Огонь в камине погас, и кларет закончился. Пора ложиться.
В этот момент миссис Нельсон окликнула его из прихожей:
– Мистер Уэллс! А доктор Стивенсон ушел со всеми?
– Да, конечно.
– Вы сами видели, как он уходил?
– Миссис Нельсон!..
– С чего ему было оставлять плащ и саквояж в шкафу? Значит, он не уходил.
– Миссис Нельсон, полиция только что обыскала весь дом! Здесь нет никого, кроме нас с вами.
Едва он закончил эту фразу, как вдруг понял, что скорее всего ошибся. Он вскочил с кресла и выбежал в коридор.
Миссис Нельсон побледнела от страха. Она держала плащ Стивенсона и с ужасом на него пялилась. Посмотрев на Уэллса, она молча указала на полу плаща. Эйч Джи нахмурился, не понимая причины такой тревоги.
– Что такое, миссис Нельсон?
– Пятна крови, мистер Уэллс.
Он забрал у нее плащ, осмотрел его внимательнее – и действительно различил на шерстяной ткани несколько бурых пятен. Только такая дотошная женщина, как миссис Нельсон, могла такое заметить.
Он снова повесил плащ в шкаф, а потом снял с полки кожаный саквояж врача и некоторое время просто на него смотрел. Когда он решился его открыть, миссис Нельсон вжалась в стену. Он посмотрел на нее:
– А вам не пора готовить нам завтрак, миссис Нельсон?
Она кивнула и поспешно ушла на кухню. Уэллс проводил ее взглядом. Когда дверь на кухню закрылась, он снова взялся за саквояж, раскрыл защелку, а потом медленно раздвинул его половинки. Сердце у него отчаянно колотилось. Протяжно зашипев, он вытащил из саквояжа окровавленные тряпки. Уронив их на пол, он заглянул внутрь. Под тряпками оказался набор скальпелей из нержавеющей стали: они ярко блестели, хотя на них не падал прямой свет. Ему в нос ударил какой-то запах. Он напомнил Уэллсу одно воскресное утро из собственного детства, когда его отец забивал за домом кур для вечерней трапезы. Он зажал нос пальцами и задышал ртом, борясь с позывами на рвоту.
В углу саквояжа обнаружилась небольшая жестянка. Он просунул к ней вторую руку и снял крышку. Ахнув, он отпрянул.
Полиция была права насчет Джека-потрошителя: в жестянке оказались палец, почка и два глаза.
Уэллс поспешно запихнул тряпицы обратно в саквояж, захлопнул его и ногой подтолкнул обратно в шкаф. Закрыв дверцу, он привалился к ней. У него по щекам ходили желваки. Значит, доктор Лесли Джон Стивенсон, его бывший соученик и неплохой хирург, все эти годы был и Джеком-потрошителем! Похолодев, Уэллс содрогнулся. Кто бы мог подумать? Этот человек всегда казался умным, красноречивым и светски непринужденным. Правда, Уэллс замечал в нем какую-то затаенную, зловещую мрачность, которая изредка прорывалась наружу в виде коротких вспышек бешенства. Ему вспомнилось, как Стивенсон участвовал в матче по гандболу, который мог принести университетской команде беспрецедентное третье подряд звание чемпионов. Стремясь выиграть, Стивенсон оттеснил противника в угол, а потом швырнул мяч так, что тот отскочил от стенки прямо в лицо игрока. Ликуя, Стивенсон покинул поле даже без извинений и традиционного рукопожатия. В тот момент Уэллс списал это происшествие на нервозность и напряжение студента, готовящегося к карьере хирурга, – и только теперь осознал весь ужас, который за этим таился.
Эйч Джи вдруг сообразил, что тот инцидент на гандболе произошел весной 1884 года, когда он заканчивал первый курс университета, а Стивенсон – последний. Значит, убийства 1888 года происходили в тот момент, когда Стивенсон учился на медицинском факультете Кембриджа. Если бы Уэллс знал тогда то, что знает сейчас! Но почему? Что на Стивенсона нашло? Что за отвратительный демон царит в скрытых уголках его разума? Эйч Джи совершенно этого не понимал.
Однако сейчас его должны занимать более насущные вопросы. Неужели Стивенсон и сейчас в доме? Если да – то где? Как полицейские могли его не заметить? Их обыск длился больше часа – и, несомненно, был очень тщательным. Конечно, Стивенсон мог уйти со всеми, но ему не удалось бы миновать Даггана без плаща и саквояжа. Однако, возможно, он так и сделал. Может быть, он оставил плащ и саквояж, потому что, конечно же, не желал, чтобы их осматривали. Нет, тут концы с концами не сходятся. Уэллс все это время стоял у двери вместе со следователями. Стивенсона там не было. Его не обыскивали – и он не прощался. В смятении и волнении его отсутствия, по-видимому, не заметили. Если он и покинул дом, то должен был воспользоваться другим выходом.
Эйч Джи хлопнул себя по лбу. Господи! Почему он так долго не мог сообразить, что произошло!
Он пробежал по коридору к дверце, за которой начиналась черная лестница. Открыв ее, он п