Зная о неприязни между кланами, Гурбан решил начать издалека:
— Как дела у Наума? Еще коптит небо?
И так будто вырубленное из черного мрамора, лицо стало тверже приклада АКСУ.
— Ага, московским зад регулярно подставляет твой Наум. — Вилен шагнул к столу, на котором лежал обычный с виду бронежилет, хороший такой, массивный, но в меру — под свободной курткой его не видно будет. Рядом с броником сиротливо валялась потрепанная книга за авторством какого-то Кропоткина, а ведь негр отродясь не проявлял тяги к литературе, может, и читать не умел. — Типа с московскими объединяться надо, иначе зверье сожрет. Он готов отдать им свой пай, третью часть Острога-на-колесах, которым Тула все эти годы только и живет.
Гурбан крякнул от удивления, услыхав такие речи.
Это было что-то новенькое, раньше Горбатый до такого маразма не опускался. От «сдачи» дурно попахивало. Ведь Острог-на-колесах делал регулярные рейсы между Москвой и Тулой, часто — в периоды обострения атак зомбаков — лишь он связывал столицу с прочим миром. Вот за эту бесперебойную связь богатые москвичи и платили патронами, топливом и прочими благами цивилизации.
Треть Острога-на-колесах принадлежала Мосинскому клану, еще треть — Зареченскому, и последняя часть — Маркусу, некоронованному королю колесного острога, когда-то простому пареньку, с которым Гурбан пересекся однажды, но с тех пор прошло много лет, и Маркус стал личностью таинственной, зловещей… Если мосинцы завладеют его паем, вопрос с зареченцами решится мигом и вовсе не в пользу Зареченского клана.
— Если Тула потеряет независимость, это… это…
Вместо Гурбана закончил кто-то другой, но не Вилен:
— Это будет катастрофой для всех нас.
Только сейчас командир чистильщиков заметил, что в комнате есть третий. А ведь тот стоял себе у заколоченного окна и даже не помышлял прятаться. Просто был он… незаметный, что ли. Роста среднего, лицо невзрачное, глаза серые, волосы серые, одет в серое: штаны мешковатые, пиджачок с латками на локтях. И главное, улыбался он эдак непонятно: то ли приветливо, то ли виновато, то ли снисходительно. Короче говоря, как хочешь, так его улыбку и понимай.
Гурбан никак не хотел. Чтобы сменить слишком уж болезненную для местных тему, он спросил, указывая на стол, точнее — на то, что на нем лежало:
— А это чего такое? Похвастайся, что ли.
— Глаз-алмаз, сразу распознал вещь, а, Гурбан? — Лицо Вилена в долю секунды размягчилось. — Крутая штука, мне на заказ сделали. Хошь, попробуем? — И прежде чем гость успел отказать, он ловко нацепил на себя бронежилет. И протянул Гурбану ТТ. Других пистолетов в Туле не признавали. — На! Стреляй!
— Ты чего?.. — Рефлекторно (дают — бери) Гурбан взял оружие, но тут же опустил его, жалея о порыве.
— Стреляй, говорю. Только в голову и руки-ноги не надо. — Вилен откровенно наслаждался растерянностью товарища. — Да расслабься ты и стреляй уже!
Гурбан протянул пистолет обратно:
— Нет, не буду я в тебя стрелять.
Босс Зареченского клана хитро прищурился. Было заметно, что он обрадован решением армейского кореша и огорчился бы, поступи Гурбан иначе.
Вилен протянул ТТ серому парню:
— На-ка. Ты давай.
Серый принял оружие подчеркнуто осторожно, показывая, что к огнестрелу он непривычный и вся эта возня ему претит. При этом он улыбался. И улыбка эта заставила Гурбана понервничать — серый навел пистолет аккурат ему в сердце. Идиотская улыбка. Улыбка изувера, отрывающего мотыльку лапки. Или блаженного, узревшего боженьку в небесах.
Грянул выстрел.
Бабах!!!
За мгновение до этого серый направил пистолет на Вилена. Стыдно признаться, но Гурбан почувствовал облегчение, когда пуля ударила в грудь не ему, а товарищу.
Вилен остался на месте, лишь слегка вздрогнул. И подмигнул:
— Нравится, а?
Гурбан перевел дух и ухмыльнулся — мол, видали мы такие фокусы, нас на понт не возьмешь:
— Холостой?
Сильнее, пожалуй, он не смог бы оскорбить Вилена. От возмущения тот раскрыл рот, но не выдавил из себя ни слова, лишь громко засопел. Вместо него заговорил серый. Вновь наведя на Гурбана ТТ, он спросил:
— Хотите испытать на себе?
Гурбан хотел отобрать у наглеца пистолет и вбить ствол ему в глотку, но в создавшейся ситуации это был бы не самый верный ход.
— Ну-ну, Сережа, сбавь обороты. — Вилен отобрал ТТ у серого.
Надо же, и имя у него подходящее, отметил Гурбан. Серое такое имечко…
— Знакомься, дружище. Это племяш мой, Серегой зовут. Дельный он, молодца. Заносит только, бывает. Племяш — моя правая рука.
Серый улыбнулся так, будто и не целился в гостя Тульского острога. Отморозок полнейший, у Гурбана от него мурашки, хотя чистильщик не из пугливых. А племянником Вилену он был точно таким же, как Гурбан — братом. Вилен рано осиротел, поэтому обожал родственные отношения.
На черном фоне лица четко обозначились белые зубы:
— Ну, побаловали и будя. Рассказывай, с чем пожаловал.
И Гурбан изложил Вилену все, как есть и было в последние дни.
Рассказал о гонце из Москвы, что приехал на БМП и умер у него на руках, перед смертью поведав о том, что Совет Московского острога почти полностью захвачен слизнями нового типа. Эти слизни научились сохранять в людях людское, не превращая их в полудохлых зомбаков. Гурбан двоих таких «людей» видел лично — не знал бы, что и как, и не подумал бы даже. Один в шляпе и очках, а второй…
— Что?! — изумлению Вилена не было предела. — Под слизнями новыми? Так вот почему Горбатый нас с Москвой объединить хочет! Он же, сука, сам под слизнем!
Гурбан кивнул. И то верно, неспроста главарь мосинцев такую подлянку задумал — Тулу сдать, Острог-на-колесах подарить. Ну не дурак же он совсем?!
— Так вот советникам московским, которые под слизнями, очень нужен один харьковский пацан. Зовут его Данила Сташев, — подытожил Гурбан и осторожно ввернул: — Вроде как Псидемия из-за его отца началась…
Глаза Вилена засветились адским огнем:
— Я б и сам не прочь пообщаться с этим ублюдком!
— Не все так просто. Я тоже поначалу подумал: ублюдок, сын ублюдка, и все такое. А потом, в пути, поостыл, и вот что мне в голову пришло…
А пришло в голову командиру чистильщиков следующее: неспроста мальчишка нужен слизням, использовать они его хотят. А если учесть, что папашка Данилы как-то повинен в Псидемии, то логично предположить, что родитель о слизнях знает нечто такое, чего остальным людям вовек не выяснить.
Замолчав, Гурбан глубоко вздохнул, а потом выдал то, что даже в мыслях раньше боялся сформулировать:
— Вдруг папаша его придумал оружие против паразитов? Одним махом всех, а?!
В комнате стало тихо-тихо. С лица Серого исчезла его многозначительная улыбка, и он стал почти похож на нормального человека.
— Слизни знают, что у Сташева есть оружие. Потому-то им нужен мальчишка, чтобы с его помощью воздействовать на отца. Шантажировать или еще как. Да?
— В точку, Вилен, в точку. Вот и я о том же. Думал, придушу мальца, когда поймаю, а потом — нет уж, не все так просто…
Серый, выражая всем своим видом задумчивость, подал голос:
— А где теперь этот парень?
— То-то и оно, что в компании москвича под слизнем. Тот приметный такой: в шляпе ходит и в солнцезащитных очках. И еще двое с ними: девчонка и толстяк. Эти нормальные. В Туле они, опередили меня.
— Что скажешь, родственник? — спросил Вилен.
Серый нахмурился, окончательно превратившись в человека:
— Докладывали мне, что сегодня в начале шестого утра четверо на радиоактивных лошадках въехали в острог. Принимали их мосинцы. И вроде без досмотра принимали. И провели сразу в резиденцию Горбатого. И… — Сергей замолчал, словно раздумывая, говорить или нет.
— Ну?! — нахмурился Вилен.
— В том, который в шляпе и очках, опознали Равиля. Да, я не оговорился. Того самого Равиля.
У Гурбана разом во рту пересохло:
— Ты имеешь в виду…
— Да.
Сергей, племянник Вилена, его правая рука, утверждал, что тот мужик в шляпе, который едва не завалил командира чистильщиков, на самом деле родной брат Наума Горбатого. Тот самый Равиль, который год назад подмял под себя треть Сибири, утопив ее в крови и обвешав тайгу трупами непокорных. Затем орду, набранную из отъявленных негодяев, он повел на Московский острог, но не рассчитал силенки: войско его разгромили, а сам он угодил в плен и был жестоко казнен у Лобного места на Красной площади. Четвертован, кажется. Или колесован. А еще говорили, что его заживо сожгли…
Но, как выяснилось, он выжил. Хотя лучше уж смерть, чем паразит на черепе.
— То есть за пацаном послали не абы кого…
— А самого жестокого убийцу Территорий, — закончил Гурбанову мысль Вилен. — А это значит, что…
— Мальчишка, Сташев этот, очень, очень-очень им нужен, — подытожил Серый, и на лице его не осталось и тени улыбки. — Ну просто очень нужен. Надо его отбить во что бы то ни стало!
Верно, подумал Гурбан. Но как это сделать?..
— Когда отходит Острог-на-колесах?
— В одиннадцать вечера сегодня, — ответил Гурбану Сергей. — На нем наверняка попытаются вывезти парня в Москву. И если там теперь у слизней вся власть… Одного не пойму: если это так, то кто послал к тебе, Гурбан, людей с предложением захватить Сташева?
Чистильщик пожал плечами:
— Этого не знаю. Может, не вся московская верхушка под слизнями? Если кто-то, хотя бы один советник с влиянием и с возможностями остался нормальным человеком, он мог бы помешать планам новых слизней.
Серый пожал плечами:
— Может, и так.
— Как же времени мало на подготовку! — качнул головой Вилен и провел ладонью по щетине на лице. — Черт!
Гурбан уточнил:
— Мало для подготовки чего?
— Штурма резиденции Горбатого, конечно. — Серый подошел к здоровенному сейфу, больше похожему на шкаф, и вытащил из него план, начерченный на желтом листе бумаге. Видно было, что планом не единожды пользовались, что-то наносили на него карандашом, а потом стирали. Бумага изрядно истрепалась.