Бывали и страшные моменты. Однажды я по-настоящему испугался во время атаки на минный тральщик, слишком быстро спикировав на цель – пришлось яростно сражаться с рычагом управления, чтобы спасти свой «спитфайр» от катастрофы. Я тогда пронесся всего в нескольких метрах над вражеским кораблем и видел, как на палубе суетятся матросы. В другой раз все истребители нашей эскадрильи вернулись в Редхилл, изрешеченные пулями зенитных пулеметов после налета на два немецких крейсера, пытавшихся прорвать блокаду Ла-Манша. А сколько потов с меня сошло, когда в кабине вместе со мной оказалась здоровенная муха…
Еще в этот траурный день я вспоминаю слова Падди о том, что он никогда не сдастся в плен. Наверное, именно поэтому он остался в кабине над морем. Над землей мог бы выпрыгнуть с парашютом. Возможно, он пытался каким-то чудом приводниться? Или же хотел любой ценой дотянуть до английского берега? Теперь уже никто не узнает. Непобедимый Падди унес этот секрет с собой на дно Ла-Манша.
Ни «спитфайр» с ирландским трилистником, ни тело пилота так и не нашли.
Мне давно уже не было так одиноко. Я почти злюсь на друга, ушедшего слишком рано из своего чисто ирландского упрямства.
В Великобритании гибель Падди Финукейна, «the RAF’s greatest асе fighter» («величайшего аса истребительной авиации Королевских ВВС»), – драма общенационального масштаба, ей посвящены первые полосы всех газет. «This is it, chaps» as plane hit sea: pal avenged him»[34], – этот заголовок был в «Дейли миррор» рядом с фотографией улыбающегося аса, одержавшего тридцать две победы.
Таким я и хотел запомнить своего приятеля Падди – с сияющими глазами и неизменной улыбкой, которая могла кого угодно увести за собой на край света в погоне за немецкими самолетами.
Часть втораяАвантюра «Нормандия – Неман»
14Добровольцем на Восточный фронт
«Большое шоу» продолжается, но без былого энтузиазма. Со смертью своего харизматичного лидера 602-я эскадрилья осиротела. В наступившем августе 1942 года я узнаю, что «Городу Глазго» предстоит вернуться в Шотландию для восстановления сил после исключительно тяжелого года, проведенного в боях на юге Англии.
Перспектива перелета на север меня не вдохновляет. В памяти слишком свежа трагическая гибель Падди Финукейна. И разгром в Дьепе, случившийся всего через месяц после нее, не внушает оптимизма в плане дальнейшего хода войны. Попытка англо-канадской высадки в этом французском порту на берегу Ла-Манша продолжалась менее шести часов и закончилась потерей почти половины личного состава – около 3000 человек были убиты, ранены или взяты в плен. Кроме того, союзники бросили на красной от крови гальке побережья всю военную технику и вооружение, что дало Гитлеру повод с жестокой иронией заявить: «Впервые англичане были столь любезны, что даже переплыли море, чтобы подарить врагу полный набор образцов своего новейшего оружия».
Авиация тоже заплатила тяжелую дань: 95 английских самолетов сбиты, хотя противник потерял больше сотни. В той операции принимали участие и французы, среди них Мушотт, Лабушер и Фейоль; последний пропал без вести.
В общем, мне невесело, флаг боевого духа приспущен. И первая вынесенная в приказе 22 августа благодарность от авиационного командования за 60 боевых вылетов в составе 602-й эскадрильи не сильно меняет настроение к лучшему.
Поэтому я очень внимательно выслушал капитана 3-го ранга Жюблена, который получил приказ навестить всех «свободных французов», сражающихся в разных британских эскадрильях, и явился в Редхилл.
«Мы формируем эскадрилью из французских пилотов для отправки за рубеж. Не желаете присоединиться?» – спросил представитель генерала де Голля.
Поскольку у меня уже не осталось сил сопротивляться суровому шотландскому климату, я ответил, что о лучшем предложении и не мечтал.
В ту, первую, встречу Жюблен не упомянул о России – проект находился на стадии разработки и был окружен строжайшей секретностью. Но уже самой возможности присоединиться к французскому авиаподразделению оказалось достаточно, чтобы меня убедить. Конечно, мои соратники англичане, чехи, канадцы и австралийцы проявили себя отличными товарищами, но языковой барьер все же оставался помехой более существенной, чем можно было ожидать, и лишь усиливал чувство изоляции.
Эмиссар «Свободной Франции» уехал, оставив меня в одиночестве обдумывать предложение, которое не шло у меня из головы несколько недель и выглядело все более привлекательным. Потому что в Шотландии не только гораздо холоднее, чем на юге Англии, но и боевые задания здесь не такие захватывающие. Отчаянные sweeps и rhubarbs над оккупированной Францией отошли в прошлое, теперь мы, навьюченные babies (запасными топливными баками), сопровождаем пикирующие бомбардировщики или занимаемся разведкой морских целей у берегов Норвегии.
Двести миль туда, двести обратно, иногда глубокой ночью, с обледенелым фонарем кабины. Секунды растягиваются до бесконечности, пока ты настороженно прислушиваешься к мотору, пытаясь уловить малейшие подозрительные шумы; тебя постоянно преследует страх, что из-за какой-нибудь неисправности самолет рухнет в ледяные волны, и тогда уж тебе останется жить не больше пары минут. На моей памяти слишком многие боевые товарищи выбросились с парашютом над морем и не уцелели. Я своими глазами видел, как утонул Падди Финукейн, замурованный в собственной кабине. Я не хотел так умереть.
В итоге, когда в конце лета 1942 года выяснилось, что место назначения будущего авиаподразделения «Свободной Франции» – СССР, я хоть и удивился, но без колебаний подтвердил свое согласие. Тем более что 602-ю как раз собирались перевести на Мальту – на этот средиземноморский «авианосец» союзников, – и было ясно, что нас ждут сверхдолгие полеты на дальние расстояния и сверхкороткие взлетно-посадочные полосы. Такая перспектива не казалась мне заманчивой.
Я сказал себе, что в России, конечно, еще холоднее, чем в Шотландии, зато там бескрайние просторы и снега. Если придется прыгать с парашютом, уж лучше угодить в сугроб, чем в воду Северного моря.
Никакие идеологические соображения на мой выбор не повлияли. Я согласился присоединиться к новому авиаподразделению, потому что для меня война и немцы были повсюду – в СССР, в Средиземном море, на Ла-Манше. И сражаться с немцами, где бы они мне ни встретились, было моей единственной целью, поскольку чем раньше мы одержим победу, тем скорее я вернусь к своей семье.
К тому же я знал, что ветер в СССР переменился. Несмотря на череду успехов в начале операции «Барбаросса», развернутой 22 июня 1941 года, непобедимому до сей поры Гитлеру так и не удалось сломить яростное сопротивление Красной Армии. Москва не сдалась, и Ленинград тоже держится, более того – взятый в кольцо блокады город стал символом советского сопротивления нацистской агрессии.
В августе 1942-го взгляд немецкого диктатора обращен на Сталинград: туда направлена VI армия под командованием фон Паулюса при поддержке люфтваффе. Шестьсот бомбардировщиков со свастиками 23-го числа атаковали большой промышленный город и уничтожили сорок тысяч человек.
СССР в огне. Огонь бушует на земле и в воздухе. Если бы всего несколько месяцев назад мне сказали, что горстка французских летчиков добровольно бросится в пекло, я бы не поверил. Потому что этим летом 1942 года нужно быть либо де Голлем, либо беспечным пилотом двадцати с небольшим лет от роду, чтобы поверить в успех такой авантюры.
Генералу и правда было нелегко найти поддержку своей идее обеспечить военное присутствие «Свободной Франции» на Восточном фронте. Изначально он намеревался отправить туда танковую дивизию, но этот проект столкнулся с проблемами материального характера. Тогда де Голль прислушался к совету генерала Валена, командующего ВВС «Свободной Франции», создать авиаподразделение, которое оснастит и вооружит советский Генштаб.
Бравый Вален предложил этот план, исходя из донесений, полученных от капитана Мирлеса – шефа 2-го бюро главного командования ВВС СФ и выходца из семьи русских иммигрантов во Франции, – а также от полковника Люге, французского авиационного атташе в Москве, решившего примкнуть к сторонникам де Голля. Проанализировав промышленный и военный потенциал Советского Союза, Шарль Люге пришел к выводу, что за серией сокрушительных поражений, нанесенных Германией, последует длительная война на измор, и в ней преимущество будет у СССР. Этот вывод оказался на удивление точным.
Вскоре после того как весной 1942 года было получено предварительное согласие Сталина, первый список из тридцати летчиков-истребителей, в числе которых был и я, передали сэру Арчибальду Синклеру, британскому министру авиации. И вот тут процесс застопорился. Англичане, обнаружив, что большинство отобранных французских пилотов уже сражаются в разных эскадрильях Королевских ВВС, проявили некоторое недовольство и тянули с ответом. Главное командование британской авиации не обрадовалось при мысли о том, что летчики, прошедшие подготовку на его собственных базах, отправятся сражаться в дальние края, тем более что Великобритания по-прежнему нуждалась в военных пилотах для противостояния люфтваффе, не переставшему быть угрозой ее рубежам.
Этот первый список личного состава будущей эскадрильи не получил единодушного одобрения и в ВВС «Свободной Франции». Некоторые просто не видели необходимости посылать боевое подразделение в СССР, у других все еще стоял поперек горла германо-советский пакт о ненападении, заключенный в августе 1939-го.
В переговорах с СССР тоже возникли разногласия. Советское командование хотело распределить французских пилотов по разным боевым соединениям своих ВВС, тогда как де Голль настаивал на создании автономной французской эскадрильи, а не легиона добровольцев, которые растворятся в рядах Красной Армии.
В конце июня после затянувшихся административных дрязг, усугубленных языковым барьером, на горизонте наконец просветлело. Советские власти выдвинули несколько встречных предложений, которые де Голль принял 10 июля.