Голос казался тихим, слабым. Повернув голову, он увидел рядом с собой на тонком матрасе койки плейер. Над ним смутно вырисовывалась голограмма её лица, не более материальная, чем звучание.
Она выглядела измотанной, как выглядела в его сне-видении в орудийном отсеке, её каштановые волосы выбивались из косы, в которую она заплетала их, а серые глаза смотрели спокойно.
– Это была моя идея – моя и Крей. Я боялась – мы обе боялись, – что ты в последнюю минуту попытаешься удовольствоваться меньшим, чем полное уничтожение «Глаза Палпатина»- что ты попытаешься выиграть время, чтобы забрать меня с корабля. Я сожалею, что мне пришлось принять решение за тебя.
Её изображение растаяло, и появилось изображение Крей, усталой и измождённой тоже, но сохранившей утомлённое спокойствие в глазах.
– Раз я буду в орудийном отсеке и применю Силу против энклизионной решётки, то у дройда, на мой взгляд, появится-таки возможность подняться по шахте… И дройд может получить несколько отметин, но всё же остаться способным функционировать. Никос согласился на это.
Рядом с её лицом появилось бледное, неподвижное лицо Джедая, который год был учеником Люка, выглядявшее странно отделённым от металлической черепной коробки. Рука – точная копия руки Никоса – легла на плечо Крей, и та, подняв руку, коснулась пальцев, запрограммированных на человеческое тепло.
– Люк, ты знаешь, что я всегда был не более чем суррогатом, дройдом, запрограммированным думать, помнить и вести себя как некто, кого Крей очень сильно хотела сохранить. И мне это могло бы подойти, если б я тоже не любил её – по-настоящему любил. Но я не живой Никос и знаю, что никогда не смогу им быть. Я всегда буду чем-то меньшим, чем-то, что не совсем он.
– Никос на другой, стороне, Люк, – тихо сказала Крей. – Я это знаю, и Никос… – Она полуулыбнулась. – И этот Никос тоже это знает. Помни нас.
Их изображения растаяли.
Нового изображения не возникло, но голос Кал-листы повторил:
– Прости меня, Люк. Я люблю тебя. И буду любить всегда.
Из иллюминаторов левого борта полыхнула белая вспышка.
– Нет! – Люк сбросил себя с койки, вскочив на ноги. Он протолкался сквозь толпу тальцев, сквозь скопища прильнувших к иллюминаторам джавасов и мягких трехногов, теснившихся у куч барахла, привалился к стене и уставился в иллюминатор как раз вовремя, чтобы увидеть огромную белую вспышку, постепенно гаснущую, на противоположной стороне дрейфующего астероида…
Она была совсем крошечной, висящей вдали…
– НЕТ!
А затем взрыв, словно апокалипсис, словно конец света.
Глава 25
Мара Шейд подобрала их на «Охотничьем Счастье» вскоре после этого.
– Я выйду из гиперпространства сразу вслед за «Тикиаром», – пообещала она, когда они с Леей помогали Люку перебраться по короткому гибкому переходнику из шлюза Красного Шаттла в шлюз «Счастья». Позади них, в шаттле, Чубакка свирепо рычал на всяких там гаморреанцев и джавасов, пытавшихся последовать за Люком, причём рычал так громко, что его было слышно даже в этом разряженном почти вакууме.
Си-Трипио, который более или менее пилотировал оба шаттла, уводя их от расширяющегося облака обломков, бывших прежде «Глазом Палпатина», остался с вуки в качестве переводчика, объясняя на множестве языков, что всё под контролем и обо всех позаботятся.
– Он устремлялся в коридор так, словно на хвосте у него сидела стая Демонов Пустоты. Знай я, кто это, то выстрелила бы по ним, но они уходили так быстро, что я, вероятно, всё равно не попала бы. С тобой всё в порядке, Скайвокер? – Она набрала код главного шлюза «Счастья» и обеспокоенно разглядывала Люка, пока шлюз наполнялся воздухом.
Люк кивнул. Что-либо говорить не имело смысла. Он верил, что исцелится не только физически, но и духовно. Ведь другие люди исцелялись.
Чёрная бездна, разверзшаяся у него внутри, не всегда будет тем единственным, о чём он сможет думать. А сейчас он просто хотел спать. Лея обняла его за талию, и он почувствовал прикосновение её разума к своему.
– Позже расскажешь, – сказала она. Лее понравилась бы Каллиста, подумал Люк. И Мара тоже полюбила бы её – на свой лад.
– Со мной всё будет отлично, – заверил он, зная, что это ложь.
– В Плавале есть очень неплохой медицинский центр, – говорила Мара, ведя Люка по короткому коридору к одной из маленьких кают. «Охотничье Счастье» было яхтой какого-то богатого юнца. Много лет назад она попала в руки пиратов, но некоторые из прежних удобств ещё остались, включая саморегулирующуюся постель в нише с маленьким экраном монитора, выходившего на мостик. После спанья на кучах одеял на палубе, в углах кабинетов такой комфорт казался странным.
– Малыш, а кто этот старый болван, которого ты поставил гнать стадо на Синем Шаттле? – Хэн, стоявший на мостике, поднял взгляд к его собственному экрану.
Люк чуть улыбнулся, услышав от Хэна такое обращение.
– Трив Потман. Он когда-то был штурмовиком, давным-давно. – Он откинул голову на подушку, едва почувствовав, как Лея распорола штанину комбинезона от лодыжки до бедра, налепила на избитую, горящую плоть два сверхмощных гилокальных пластыря и вколола массированную дозу антибиотиков.
Люк услышал, как Мара выругалась и спросила:
– И давно ты так?
Подсчитать время оказалось трудновато.
– Пять-шесть дней.
Лея срезала шину, наложенную Як; он едва почувствовал, как она снимает трубку и ленту двигателя.
– Ты пользовался Силой? Судя по виду этих ран, у тебя должна быть гангрена от тазовой кости до ногтей ног.
– Арту-Дету! – услышал он донёсшийся из коридора голос Трипио. Повернув голову, он увидел через дверь, как педантичный дройд протягивает свои помятые руки к маленькому товарищу-астромеху, тоже побитому и прокопчённому, покрытому коркой грязи и слизи. – До чего же приятно найти тебя функционирующим!
«Я всегда буду всего лишь дройдом, – вспомнил он голос Никоса. – Если б я не любил её…»
Он попытался закрыть свой разум для этих болезненных воспоминаний. Пять-шесть дней, сказал он…
– Ваше высочество, – продолжал голос Трипио. – Полагаю, ваша миссия на Белзависе прошла так, как вы надеялись?
– Можно сказать и так, Трипио, – отозвалась Лея.
– Если несколько вольно трактовать истину, – вставил с мостика Хэн. – Тпру, что это у вас здесь? Мы получили сигнал в поле обломков. По всем признакам – спасательная капсула.
Люк открыл глаза.
– Крей. – Так, значит, она в конце концов всё-таки решила жить. Что-то у него внутри гадало: почему?
Мара ушла на мостик – манипулировать магнитами, а Люк стал настаивать, чтобы Лея наложила ещё одну шину, чтобы он мог спуститься в трюм, когда туда доставят капсулу.
– О ней нужно будет" позаботиться, – твердил он, принимая сидячее положение, едва сестра плотно закрепила скобы. Сев, он мельком увидел себя в зеркале на другой стороне каюты – когда-то там был бар – и поразился, увидев, как за последнюю неделю исхудало и осунулось его лицо. Голубые глаза словно обесцветило усталостью и бессонницей, а под оставленными осколками скверными рубцами на скулах сияла радуга сходящих синяков. Если добавить к этому ещё и неровную поросль каштановой щетины, он выглядел каким-то неряшливым старым отшельником, опирающимся на свой посох…
Он выглядел, сообразил он, немного похожим на старого Бена.
Лея помогла ему подняться на ноги.
– Что там насчёт Крей? Никос… – Он увидел, что она заколебалась на слове «умер», когда вспомнила, что Никос, после того, что сделала для него Крей, был неспособен умереть.
– Это длинная история, – ответил он, чувствуя себя невероятно усталым. – Я… не ожидал, что она сядет в спасательную капсулу. У меня сложилось впечатление, что она не хотела больше жить.
Он услышал, как голос Мары звучит в динамиках:
– Есть. Провожу её через щит. Лея подставила ему плечо и помогла пройти по коридору. Два дройда и Чуви шли за ними следом.
– Очевидно, штурмовик Потман сумел успокоить клаггов и аффитеханцев на Синем Шаттле, мастер Люк, – уведомил его Трипио. – Генерал Соло уже отправил субпространственное сообщение Отделению Контактов Дипломатического Корпуса. Они организуют группу, которая займётся переориентацией пленников «Глаза». Они говорят, что хотели бы, чтобы вы помогли им в этом.
Люк кивнул, хотя ему трудно было строить планы больше чем на несколько минут или часов. Он теперь понимал, почему Крей сделала всё, что было в её власти, истерзала себе душу и тело, чтобы попытаться сохранить для себя Никоса.
Потому что она не могла и помыслить о своей жизни без его присутствия.
«Он на другой стороне», – сказала она тогда.
Как и Каллиста, которая тоже была теперь на другой стороне. Что бы ни заставило её изменить своё решение, подумал он, она будет нуждаться в нём, когда выйдет из своего холодного сна.
Лампочки на двери трюма загорелись зелёным, и дверь с шипением открылась. Капсула стояла на квадрате меток прямо под потухшим глазом неподвижного притягивающего луча. Она едва достигала двух метров в длину и примерно восьми-десяти сантиметров в ширину и была матово-имперско-зелёной и ледяной на ощупь от холода космоса.
Он сдвинул крышку. Крей лежала там в похожем на кому сне частичной гибернации, её грудь едва поднималась под изорванной, грязной формой; длинные кисти рук сложены поверх пряжки пояса. Несмотря на синяки, её лицо выглядело таким спокойным, таким расслабленным и таким непохожим на мрачное, измождённое лицо той женщины, какой она стала, что он почти не узнал её.
Не так ли она выглядела, гадал он, в тот первый день больше года назад, когда Никос привёз её на Явин? Самая блестящая программистка ИИ в Институте Магроди – да вдобавок владеющая Силой.
Та высокомерная элегантность, которую она носила как защитный плащ, исчезла.
Она сделалась иной женщиной.
Иной женщиной…
«Нет…» – подумал Люк.
И покачал головой.
Нет.
Это было не лицо Крей.