В качестве оных выступили дюбели, украшенные лентами и кисточками.
Затем Гарик отступил в сторону, чтобы Проныры и Призраки смогли всласть осыпать героев дня самодельными конфетти. Йансон смешно заморгал, прикрывая глаза ладонью.
– В последний раз – буркнул он. – Повторяю, в последний раз я пожаловался Мордашке, что эскадрилья не всегда в полной мере выражает должную благодарность.
– Согласны мы, – проурчал Кроха. – Все правители так страдают?
– Только те, у кого Лоран премьер-министром.
– А теперь, – обрадованно заголосил Мордашка, – оба короля должны сразиться друг с другом, пока один из них не умрет! Проигравшего выбросим в шлюз.
– Эй! – Уэс встал, играя бицепсом, и вытряхнул из шевелюры конфетти. – Попробуй еше раз.
– Проигравшего выбросим в шлюз, – покорно повторил Гарик.
– Еше раз.
– Мы купим тебе выпивку.
– Вот теперь правильно.
Церемония окончилась, и Иансон атаковал стойку бара. Шалла отошла в сторонку и устроилась рядом с Хрюком.
– Можно вопрос?
– Да.
– Ты как-то сказал, что обрадовался, когда умерла доктор Гаст. Что тебе сразу стало легче. Почему?
Гаморреанец ответил не сразу. Шалле стало любопытно, почему он молчит; по привычке всесторонне обдумывает вопрос или дебатирует сам с собой, отвечать или послать любопытную собеседницу куда подальше. В конце концов Хрюк сказал: – С меня сняли давление. Больше не надо принимать решение.
– Не понимаю.
– Насколько мне известно, я – единственный в своем роде. С сородичами я не лажу, я заставляю их нервничать, а меня раздражают их взбалмошность, жестокость и скудоумие. Следовательно, я никогда не сумею отыскать себе подругугаморреанку. Раньше я постоянно спрашивал себя, не создала ли доктор Гаст такую, как я. И не сумею ли я убедить ее создать. Хотя все равно подобный союз был бы полон горечи и печали. Если я правильно все понимаю, меня стерилизовали. Я не могу передать способности потомкам, не могу вырастить детей, похожих на меня, с моими эмоциональными и ментальными характеристиками.
Хрюк разглядывал на свет бокал с чарбианским бренди.
– И в этом смысле я одинок, – продолжил он. – И всегда останусь таковым. Существование доктора Гаст заставляло меня питать несбыточную надежду. Теперь Гаст мертва. Я перестану отвлекаться на мелочи.
– Прости меня, – Шалла в порыве нежности погладила гаморреанца по широком могучему плечу. – Но ты ошибаешься.
– В чем?
– Ты – это не просто кости и плоть. Есть еще кое-что, чего не передать через гены. Ты можешь научить своей отваге и обязательности, своему пониманию жизни и желанию думать. И какая разница, будут ли у тебя родные дети или приемные? Кровные узы – не самое главное. Мне хочется верить, что мои слова хоть немного утешат тебя.
Хрюк залпом допил бренди, облизнулся и растянул пасть в почти человеческой улыбке.
– Немного утешают, – сказал он.
– Хочешь потанцевать?
– Хочешь, чтобы тебе оттоптали все ноги?
– Я проворная.
– Что ж, рискуешь ты, а не я. Гаморреанец поднялся, помог Шалле встать.
На пустом пространстве, откуда сдвинули всю мебель, уже танцевали две пары. Центр заняли Мордашка и Диа, ближе к краю Мин Дойнос уламывал Лару.
– На самом деле они не вместе, – обронила тви'лекка, прижимаясь к партнеру.
Гарик оглянулся.
– С чего ты взяла?
– Она напряжена, всегда держит небольшую дистанцию. Делает вид, будто ей весело, и все время отодвигается от Мина. Все время.
– О, а ты не плохо усвоила правила этой игры. Но ты пропустила мгновение, когда Лара предоставила Мину возможность ее поцеловать. Обдуманно выстроенное приглашение.
– А вот и нет! Ничего она ему не предоставляла.
– А вот и да!
Лоран с превосходством улыбнулся.
– Когда это?
– Секунду назад. Заметила, как она потупилась, потом вскинула ресницы и этак затейливо повела рукой?
– Я поняла так, что она что-то описывает. Она же говорила при этом.
– Она действительно что-то объясняла Мину, но это не главное. Забавно, помоему, она не всегда осознает, что делает. Это же…
Мордашка запнулся, сбившись с ритма, опять глянул на вторую пару.
– Теперь что?
– Она сделала жест обольщения, принятый на Корусканте.
– Не знаю, о чем ты.
– Это как язык цветов. Ну знаешь, на кое-каких планетах особое значение имеет, какой цветок даришь, как составляешь букет, количество цветов, раскраска, бутоны или распустившиеся… всякое такое.
Диа кивнула.
– Я знаю, что у людей есть такой обычай. Еще один способ не понять друг друга и причина для убийства.
– Занятная трактовка… ну все равно, жест обольщения из того же разряда. Конкретно этот был принят среди курсантов военных училищ на Корусканте, выходцев из богатых и знатных семей. Еще до Империи, но и в ней язык жестов тоже был в ходу. Просто все бывшие имперцы, которые перешли на сторону Альянса, как правило, не имеют предков-аристократов. Короче, Ларин жест означает: «я приму поцелуй». Мин просто не умеет читать эти знаки.
– А ты-то что всполошился? – рассмеялась Диа.
– Видишь ли, сама того не желая, Лара протрубила на весь свет, что родилась на Корусканте. Когда она думает о постороннем, когда расстроена, она не следит за собой. И тогда она двигается как столичный житель. Знаешь, что-то вроде «не дотрагивайся до меня».
Тви'лекка кивнула. Мордашка задумался.
– А еще она слишком много знает о Корусканте. Довольно необычно для того, кто проработал там всего несколько недель, правда? А еще тот случай в музее Галактики?
– Какой еще случай?
– Старик, который принял Лару за… как он ее назвал?
– Эдаллия Монотиер. Гарик искренне изумился.
– Как это ты запомнила?
– Профессиональная тайна. Рабыням-танцовщицам положено запоминать имена клиентов. Обознаешься – выпорют. Или хуже.
– Прости, – в качестве извинений Мордашка покрепче обнял подругу. – Вечно я напоминаю тебе о прошлом.
– Ты не виноват, – шепнула ему на ухо Диа. – Похоже, я сама не могу забыть. Порой я говорю другим то, что напоминает им о том, кем я была, хотя только мне и нужно помнить об этом, Тви'лекка вздохнула, как будто хотела вместе с воздухом спустить хоть немного грусти, – Так как же ты поступишь с Ларой? Спросишь, откуда ей известны жесты обольщения?
Гарик мотнул головой, потерся щекой о шеку Дни.
– Запрошу информацию у нашей разведки.
– Но не сейчас, – сказала тви'лекка.
– Не сейчас.
Верный решению не присутствовать на вечеринках Призрачной эскадрильи Ведж поднимался по трапу ко-реллианского грузовоза, спрятанного в ангаре «грек-1». Изнутри фрахтовика доносились ритмичные удары и злобное рычание Чубакки. Странно, но на жалобы вуки никто не огрызался. Это было неправильно.
Хэн Соло отыскался в рубке. Генерал в полном одиночестве сидел за пультом, водрузив на него длинные ноги. Ведж уселся в кресло второго пилота.
– Я думал, ты веселишься, – сказал Хэн.
Он не повернул головы, продолжал разглядывать что-то за лобовым иллюминатором. Ведж отследил его взгляд. Пол ангара с разбросанными инструментами, тележки ремонтников, прямоугольник огней, обозначающий открытый створ палубы. За ним – звезды, приглушенные прожекторами в ангаре.
– Заскочил туда на пару минут, – признался Антил-лес. – Но не стал задерживаться, а то детишки начинают нервно дергаться и ходить в подгузники.
Хэн выдавил кислую усмешку.
– Знаю, о чем ты. Я тоже когда-то был «своим парнем». А теперь я вхожу, и все умолкают. Даже если говорят о погоде. Когда я согласился взять этот фрахт, малой, меня не предупредили, что я стану чужаком.
– Может, старшему офицеру положено стоять чуть-чуть в стороне? – философски предположил Ведж. – Он же тот, у которого «свои парни» не могут поддерживать дисциплину.
– Специалист выискался.
Беседу прервал раздраженный оглушительный вой и неистовые удары чем-то тяжелым по металлу.
– Чем это он?
– Не знаю.
Шум стих, последовала невероятно минная и выразительная тирада Чубакки.
– Он ненавидит эту телегу почти так же, как я.
– А почему ты ненавидишь ее больше?
– Потому что, несмотря на весь мой треп, это корыто так похоже на «Сокол», что меня замучила ностальгия.
– По «Соколу» или по принцессе?
Хэн потер лицо руками.
– Ага…
– Никогда не понимал, зачем ты оставил ей «Сокола». На «Мон Ремонде» полно места…
– Да так.., не знаю я! – Соло вновь уставился на тусклые звезды. – У меня больше нет ничего, только «Тысячелетний сокол». Наверное, я оставил его Лейе, чтобы она знала…
– Что ты отдал ей самое дорогое?
– Вроде как. А еще, чтобы «Сокол» напоминал ей обо мне.
– Как будто она может тебя забыть!
– Порой я думаю, что может, – Хэн долго молчал, а когда заговорил вновь, его сдавленный голос был едва слышен. – Я ей не пара, и когда-нибудь Лейя это поймет. Когда ее нет рядом, я все время думаю: «А вдруг этот день наступил? А вдруг сегодня она все поймет и заживет собственной жизнью?» – Ты порешь чушь.
– Нет, не порю. У нее – цель в жизни, разные великие планы. Без нее в Республике ничего не происходит. А я – никто. Бывший имперский дезертир, контрабандист с сомнительным прошлым, перекати-поле с изрядной долей шарма. И когда-нибудь Лейе приестся мое обаяние, а больше мне и предложить-то нечего.
– Ну вот что! – решительно заявил пригорюнившемуся соотечественнику Антиллес, – Сам я не могу, потому что ты старше по званию и вообще мой командир. Но сейчас я позову Чубакку, перескажу ему весь твой бред слово в слово, а затем он поколотит тебя до полусмерти гаечным ключом. Возможно, вышибет дурь из твоей упрямой башки, и ты поймешь, насколько ты ошибаешься.
Хэн сумел почти по-настоящему улыбнуться.
– Может, я потому и вызвался на охоту за Зсин-жем? – продолжил он. – Я-то думал, все дело в том, как я чувствовал себя, когда услышал о его бомбардировках. О том, как он нападает на беззащитные планеты. Как-то я вообразил себя ребенком, который выскакивает на улицу и видит, как турболазерные пушки сжигают мир, который он называл своим домом.