И весьма раздраженно спросил его, как намерен тот разрешить нужды королевства и какой совет дать, дабы уберечь королевство, каковое должно ему достаться, от хозяйничающих в нем банд, и они бы далее не терзали и не обирали страну.
Наместник короля к тому времени с немалым трудом сохранял какую-то долю власти. Он дал резкий ответ. Если финансы препоручили другим, надо и обращаться к другим!
Все это было бы сделано охотно, будь у него такая возможность. Но это должен был сделать тот, кто присвоил доходы и права королевской власти. Пусть он это и делает!
Этьен Марсель только и ждал этих слов. Он бросил:
– Сир, не изумляйтесь тому, что вы увидите, ибо мы так решили, и так должно свершиться.
После этого несколько человек купеческого прево схватили Жана де Конфлана и убили его. Маршал Нормандии попытался спастись, укрывшись в соседней комнате, и совсем забыл, что он должен защищать своего герцога; тем не менее его тоже убили. Оба тела вынесли на двор, где они оставались до ночи. Люди дофина похоронили их тайком.
Ни маршал Нормандии, ни маршал Шампани не показали себя противниками ни реформы, ни Штатов, ни парижан. Своим жизнями они, несомненно, заплатили за то, что были маршалами и несли вместе с другими ответственность за поражение.
Они ее разделяли со всей знатью, той самой знатью, которая не приняла участия в последнем заседании Штатов, потому что Штаты начали превращаться в третью партию наряду с партией дофина и партией Наваррца. Знать не выполнила своей миссии – защищать королевство; к этим простым словам многие сводили сложную политическую игру двух последних лет».
Это был откровенный акт террора и запугивания. И Карл действительно испугался. Но вследствие этого вовсе не превратился в марионетку купеческого прево. Напротив, он 25 марта 1358 года бежал из Парижа в Санлис и созвал там другие лояльные королю Штаты.
Но летом того же года всем стало не до интриг. Вспыхивает крестьянское восстание, которое вошло в историю под именем «Жакерия». «Жак-простак» называли дворяне деревенских увальней. Но те вдруг явили себя с совсем неожиданной для рыцарей стороны. У восстания не было не то что «программы», но и никаких лозунгов кроме «бей дворян!». За что? Фактически за то, что они не исполнили своих обязанностей. Не смогли защитить страну от погружения в хаос, от которого страдали именно «жаки». «Простак» очень легко превращается в зверя.
Франция никогда прежде не видела такого. Житель Льежа Жан Ле Бель рассказывает:
«Никогда не осмелюсь ни написать, ни рассказать как об ужасах, так равно и о непристойностях, каковые они творили с дамами. Среди прочих недостойных деяний они убили рыцаря, насадили его на вертел и поджарили. Это видели дама и дети. После того как десять или двенадцать из них изнасиловали даму, они силой ее заставили его есть. Потом они ее умертвили злой смертью».
И подобный кошмар творился повсеместно. Увидев в «жаках» силу, с ними вступили в переговоры мятежные парижане. Но толком ни о чем договориться они не успели. Спасителем отечества внезапно выступил Карл Злой. Он заманил на переговоры лидера повстанцев Гильома Каля. И казнил его с максимально возможной жестокостью. После чего его рыцари обрушились на толпы невесть чем вооруженных крестьян и изрубили их.
Вскоре потерявший доверие мятежной парижской толпы Этьен Марсель был убит собственными сторонниками. Дофин вступил в столицу. Жизнь начала налаживаться – главных зачинщиков смуты казнили, Штаты разогнали, Великий ордонанс был отменен.
А 8 мая 1360 года дофин Карл и Эдуард Чёрный принц в Бретиньи пришли к согласию относительно условий «вечного мира». Согласно договору, английской короне отходили огромные территории, включавшее в себя Гиень, Сентонж, Пуату, Руэрг, Лимузен и Бигор. Оговаривалось, что в обмен на отказ от претензий на французскую корону со стороны Эдуарда последует отречение от прав на перечисленные земли со стороны Иоанна. Непосредственно Англии отходили захваченные ею Кале, Понтье, Гин.
Мир был ратифицирован Эдуардом III и Иоанном II в Кале 24 октября 1360 года. Однако слово «суверенитет» относительно уступаемых территорий из договора исчезло. Обмен отказами был перенесен на потом. И эта юридическая уловка очень скоро позволила начать отвоевывать утраченные французские земли.
Король Иоанн, наконец, вернулся в Париж. Но ему в нем не сиделось, и вскоре он отправился к папе в Авиньон, где он договорился с ним ни много ни мало о новом крестовом походе. Однако, Господь судил иначе. Дело в том, что как гарант исполнения договора с Англией, в заложниках остался второй его сын Людовик. Но тому этот статус надоел, и он сбежал. Однако его отец, как подлинный рыцарь, не мог оставить такое нарушение кодекса чести без последствий. Он лично вернулся в Лондон, чтобы стать заложником вместо легкомысленного сына. Через год он там и скончался.
«Колодец» короны
Карл, наконец, стал королем. И весьма неплохим. Потому и вошел в историю с прозвищем Мудрый. Первым делом, ему пришлось столкнуться с неугомонным Карлом Злым, который всегда на что-нибудь претендовал. Но удовлетворять его претензии значило отказаться от концепции единой страны. Она и так-то была ополовинена англичанами…
Поэтому Карл принимает воистину мудрое решение – доверяет командование бретонскому рыцарю совсем не блестящего происхождения, Бертрану Дюгеклену. Он уже успел проявить себя в бесконечной феодальной войне на своей малой родине. А в войне с Карлом Злым зарекомендовал себя не только как отважный рыцарь, но и блестящий полководец. Король Наварры был наголову разбит в 1364 году в битве при Кошереле.
Затем Дюгеклену была поручена миссия особой сложности и важности. Необходимо было куда-то убрать из Франции рутьеров – оставшихся без дела после заключения мира наемников. Они, как водится, грабили и терроризировали самые разные регионы страны. И им было найдено достойное применение.
Дюгеклен повел их в Испанию на помощь претенденту на Кастильский трон Энрике Трастамарскому, который не первый год пытался свергнуть своего сводного брата Педро Жестокого. Весьма характерно, что в то время на Пиренейском полуострове было сразу три короля с именем Педро. И представьте, у каждого было прозвище Жестокий…
Но надо отдать должное Кастильцу, он получил его первым. И больше прочих был его достоин. Он, действительно, то и дело расправлялся с подданными по поводу и без, причем часто резал жертв собственноручно. Поэтому Энрике Трастамрскому большинство было только радо. Его войско, которое по большей части состояло из головорезов Дюгеклена, разгромило Жестокого. Но тот сумел бежать от преследователей. И немедленно нашел союзника – Черного принца. Тот скучал у себя в Гиени, которую отец отдал ему в управление.
Так на Пиренеях продолжилась все та же англо-французская война. Но только на нейтральной территории. Перед военным гением Эдуарда Черного принца даже Дюгеклен не устоял. И даже угодил к нему в плен. А Педро снова воцарился и, несмотря на увещевания благородного принца, немедленно начал лютовать с прежней силой. Это вызвало у Эдуарда глубокое отвращение, и он вернулся в свои владения вместе с плененным бретонцем. Но через некоторое время он был выкуплен за весьма внушительную сумму и снова вернулся в Кастилию доделать незавершенное.
Закончилось все довольно быстро благодаря военной смекалке Дюгеклена. Педро Жестокий задумал перекупить бесстрашного воина. Однако, он воспользовался шансом и заманил короля-тирана в ловушку.
Франсуа Пиетри так рассказывает об этом:
«23 марта 1369 года, спустя десять дней после битвы при Монтьеле, Педро с Родригесом, Фернандо де Кастро и двумя оруженосцами под покровом ночи покидают замок через потайной ход, ведущий в ров. Чтобы создавать меньше шума, копыта лошадей обвязали тряпками. Король был одет в легкий камзол, на который он сверху накинул темный плащ. Дю Геклен ожидал у крепостной стены.
– Не будем терять время, – сказал ему тихо король, – пора идти.
И, как будто почувствовав в молчании француза какой-то подвох, он сделал мимолетный жест, словно поворачивая обратно. Но его лошадь уже держали за узду и вели по направлению к шатру бретонского капитана Ива де Лаконнета.
Только он подошел туда, как на пороге шатра, приподняв занавес, появился человек в доспехах с поднятым забралом шлема. Это был граф Трастамарский.
– Где, – воскликнул он громовым голосом, – этот еврейский бастард, сукин сын, который называет себя королем Кастилии?
Неожиданный намек на ходивший когда-то по Испании слух (упоминающийся, например, в не внушающих доверия произведениях французского монаха Филона де Венета), о том, что королева-мать Мария, отчаявшись родить наследника королю Альфонсу, якобы подменила своего мертворожденного ребенка сыном одного еврейского торговца…
– Я – король Кастилии, – ответил Педро, сделав шаг навстречу своему брату, – а сукин сын – это ты!..
Энрике, ухмыляясь, быстро подходит к Педро, ударяет его рукоятью своего кинжала, как бы приглашая сразиться, и готовится вытащить меч. Но они так близко стоят друг к другу и настолько плотно окружены, что никто из них не может вытащить оружие из ножен. Тогда они схватываются врукопашную. Король Педро, который сильнее Энрике, валит его наземь и, бросив его на походную кровать, не дает встать под тяжестью своего веса и пытается проткнуть его кинжалом, найдя зазор в латах. Согласно рыцарскому закону, в их поединок никто не вмешивается, а вокруг них образуется круг людей, наблюдающих за сражением.
Тут арагонский рыцарь Рокабери (по свидетельству Фруассара) или один из пажей Энрике (по словам Айялы), или сам дю Геклен (если верить некоторым народным рассказам) приблизился к дерущимся и схватил короля Педро за ногу. Это помогло графу Трастамарскому освободиться, одержать верх и воткнуть Педро в бок кинжал. Итак, согласно проклятию Священного Писания, тот, чей кинжал столько раз убивал, сам умер от кинжала!..
На глазах свидетелей этой ужасной сцены, чувствовавших, что игра закончена, и не решавшихся вмешаться, граф Трастамарский плюнул на труп своего брата, а затем приказал одному из оруженосцев отрубить голову, котор