Возможно, дело еще и в том, что между датой избрания Карла и годом издания буллы по Европе прокатилась чумная волна. И она всех заставила многое переосмыслить.
И папе, и императору пришлось столкнуться с чудовищной пандемией и порожденным ею хаосом. И увидеть, в кого превращаются некоторые проповедники «новой эры», когда сталкиваются с тотальным ужасом. Папа Климент VI в своём послании от 26 сентября 1348 года назвал чуму «тайным судом Божьим» и болезнью, «которой Бог поразил христианский народ за грехи его». Нашлось немало тех, кто выбрал форму покаяния, которую не ожидал и папа.
Жан Фавье пишет:
«Обычная форма покаяния, умерщвление плоти, обернулась массовым спектаклем. Сначала во всей Германии и в княжествах империи, затем в Северо-Восточной Франции появились десятки групп бродячих фанатиков, демонстрирующих на перекрестках свою причастность к Страстям Христовым. Летом 1349 г. эти флагелланты, хлеставшие себя плетьми и гнусавившие странные молитвы, начали всерьез тревожить Европу. Это были обычные люди, не слишком культурные миряне, а редких безместных священников и нескольких беглых нищенствующих монахов среди них было слишком мало, чтобы их возглавить. Вера флагеллантов была бесспорной. А вот ее ортодоксальность – сомнительной.
Это народное движение, движение „бичующихся” (batteurs) – название „флагелланты” появится только потом, – решительно выламывалось из обычных ограничений и традиций нестрогого покаяния, какие рекомендовала и практиковала церковь. Эти люди пели по-немецки, по-фламандски, по-французски, но не на латыни. Место таинства епитимьи заняло покаяние через посредство бичевания. Даже мессу, похоже, служили после публичного бичевания.
Вперед! За благодать святую —
Все как один. Настал черед.
Ударим дружно, памятуя
О смерти Господа. Вперед!
Покаяние с помощью „бича” – не новость. Здесь, конечно, старались чересчур. Плеть, которой эти „бичующиеся” умерщвляли плоть, больше походила на инструмент для пыток, чем на принадлежность для церковного обряда.
Три ремешка, каковые связаны в узел, каковой узел имеет четыре конца, острые, как иглы, концы же пересекаются внутри оного узла и выходят наружу с четырех сторон сего узла. И стегают ими себя до крови.
Они говорили, что получили от Бога некое письмо. …На самом деле непохоже, чтобы для современников Черной чумы это письмо было особо важным. Флагелланты привлекали достаточно внимания, выражая уверенность, что не умрут от чумы, и требуя, чтобы сожгли всех евреев до единого…
…Каждая группа собиралась на тридцать три дня. Намек на жизнь Христа был очевиден. Скептики и обеспокоенные люди полагали: по крайней мере есть надежда, что это скоро кончится.
Увы, очень быстро оказалось, что надежды не сбываются. Одна группа сменяла другую, как волны. Они обретали организацию, разработали устав. Их видели в Брабанте, в Эно, во Фландрии, где летом 1349 г. движение достигло пика. Флагелланты были в Касселе, в Лилле, в Валансьене, в Мобеже. Несколько групп добралось до Дуэ, Арраса, Реймса. Здесь профилактика чумы встретилась с фронтом распространения болезни.
Флагелланты уже появились в Труа, а одна маленькая группа рискнула показаться даже в Авиньоне, когда Филипп VI и Климент VI договорились, наконец, нанести удар, которого местные власти долго рассчитывали избежать…
Реакция папы не заставила себя ждать, когда ему сообщили, что флагелланты близки к ереси, что они сравнивают свою пролитую кровь со Святой кровью, вводят новые суеверия – принимают только хлеб, отрезанный другим, или моют руки только в тазу, стоящем на земле. И потом, флагелланты спекулируют на антисемитизме, а Климент VI не для того защитил от резни евреев Конта-Венессен, чтобы допустить гибель других евреев.
Главное, что флагелланты ставят под угрозу установленный порядок и открыто обходятся без официальных структур церкви. Как попросту сказал папа – или один из его приближенных – в публичной проповеди во время, когда дело флагеллантов занимало умы, „криками Бога ни к чему не принудишь!”…
Можно сказать, что религиозный кризис, подчеркнутый появлением флагеллантов, был бы меньшим, если бы не исчезло обычное оформление евангельского мистицизма. Монастыри, опустошенные чумой, приходы без священников, прерванные проповеди, торопливые отпущения грехов – все это, естественно, привело к стихийному изменению индивидуальных и коллективных форм религиозной жизни.
И тогда Климент VI решил одним ударом разгромить движение флагеллантов. Он осудил систематическое бичевание, велел государям арестовывать упорствующих, поручил инквизиции преследовать тех, кто откажется подчиниться…
…Однако в большинстве те, наконец, выдохлись. Одна группа достигла Авиньона, но не рискнула настаивать на своей правоте и ушла. Эпидемия кончилась, многие мечтали вернуться в лоно церкви и добраться до дома. Инквизиция сожгла нескольких из них для острастки. Для францисканцев, ничуть не похожих на флагеллантов, этот урок, возможно, стал все-таки спасительным.
Христианское население в массе не осталось равнодушным к призывам покаяться, духовно возродиться благодаря умерщвлению плоти. После того как пик был пройден, с 1350 г. необыкновенно расцвели те группы коллективного благочестия и взаимной помощи, которые в виде мирских братств возникали вокруг известных иерархий в качестве „третьих орденов”. Организация молитвы и коллективного покаяния здесь очень изощренно сочеталась с организацией социальной жизни, и среди причин появления таких братств довольно трудно разделить те, которые были связаны с экономической солидарностью или со взаимопомощью – заботы о больных, молитва за умерших, – и те, которые на самом деле были выражением веры через посредство покаяния и милосердия».
И как раз от имени этих добродетелей папа будет властно призван вернуться в Рим.
Женский фактор
Антонио Сикари, католический священник, автор «Портретов святых» справедливо отмечает:
«В том „средневековье”, которое многие совсем не умно презирают, какой-нибудь мальчик мог родиться в деревне в Южной Италии, учиться в университете в Неаполе, специализироваться в Германии в школе немецкого профессора и стать доцентом Парижского Университета, чтобы затем быть затребованным в Неаполитанский Университет (так, например, случилось со святым Фомой Аквинским). И в трех самых больших университетах того времени (Парижском, Болонском и Оксфордском) учились студенты со всего европейского континента. Епископы и аббаты европейских городов занимали свои кафедры независимо от того, кто они были по происхождению: итальянцы, французы, англичане или принадлежали к какой-нибудь другой национальности: на архиепископской кафедре Кентербери находился итальянец (святой Ансельм), в аббатстве Сито – англичанин (Стефан Хардинг), в Дании занимался реформированием монашеской жизни французский каноник, во Фландрии посредником между французами и бургундцами выступал шведский епископ… В общем, то, что сегодня мы робко пытаемся планировать, – то есть Европу, объединенную без границ между религиями, государствами и расами – Римской Церкви удалось реализовать в Средние века, обратив в христианство варваров и сопротивляясь исламу».
Собственно, в частности, поэтому никого тогда не удивляло, что шведская аристократка, известная праведной жизнью, поселившись в Риме, пишет папе в Авиньон послания с требованием вернуться в апостольскую столицу. А сегодня она почитается как святая покровительница Европы…
Одно из отличий католического мира от православного в том, что здесь женщины-святые играют огромную роль. Их голос был так значим для церкви, что они нередко оказывали влияние на решающие исторические события. Бригитта Шведская одна из них.
Она была дочерью Биргера губернатора Упландии. А в жилах ее матери текла королевская кровь. Еще в детском возрасте ее посещает первое откровение. Сикари пишет: «В десять лет, после одного из праздников, как только пиршественный зал опустел, она видит в его глубине израненного человека, влачащего тяжелый крест. „Кто причинил тебе эти страдания?” – спрашивает девочка, и ответ неизлечимо ранит ее: „Мне сделали это те, кто забывает меня и кто презирает мою любовь”».
Несмотря на рано проявившуюся мистическую одаренность, она, исполняя родительскую волю, вышла замуж за князя Ульфа Гунмарссона. Брак оказался счастливым, продлился 28 лет, у них родилось 8 детей. Бригитта была хозяйкой обширной усадьбы, где она завела идеальный порядок. А кроме того, поместье стало центром притяжения для местных интеллектуалов. В 1335 году она была призвана ко двору и стала фрейлиной при супруге короля Магнуса Бланш Намурской.
Но несмотря на такую активную внешнюю жизнь, внутренней она не мешала. Откровения, которые ее посещали, касались как неких вполне бытовых вопросов, так и внешнеполитических. Например, войны Англии и Франции. Естественно, у Бригитты были сомнения относительно их источника. Однако, духовник заверил ее, что послания сии от Бога.
Не найдя отклика на свою проповедь при дворе, она вместе с мужем отправилась в паломничество в Сантьяго де Компостелла – к величайшей святыни Запада, могиле святого апостола Иакова. На обратном пути муж, казалось, смертельно заболел, а когда он в соответствии с новым откровением Бригитты выздоровел, супруги решили удалиться в монастырь. Ульф поступил в Цистерцианскую обитель в Альвастре, где умер в 1344 году. Бригитта еще какое-то время прожила в небольшом домике при монастыре, а после началось ее буквально всемирное служение.
Она является ко двору и обличает короля Магнуса в многочисленных грехах. И он, что удивительно, признает справедливость ее обвинений, кается и выделяет средства на создание монашеского братства по уставу Бригитты.
Но она не остается в своей обители, ее зовут вдаль откровения. И в 1349 году она отправляется исполнять то, что ей велено. Сикари пишет:
«Раз, когда ее духовник, мэтр Матиас, похвалил ее за глубину ее откро