я, повернутая вспять, атавизм. Человечество стоит на вершине параболы жизни, а вампиры – это шаг за борт, первая ступенька на пути к дикости.
– Доктор Моро, – заметила Женевьева, – если я вас правильно поняла, то мне сейчас следует оскорбиться.
В разговор встрял Джекил:
– А, мисс Дьёдонне, вам как раз не стоит. Вы самый невероятный случай, который только можно представить. Своим длительным существованием вы доказываете, что вампирам не нужно спускаться вниз по эволюционной лестнице. Мне бы хотелось тщательно вас изучить. Вполне возможно, что вы усовершенствованная версия человека.
– Я не чувствую себя идеалом.
– И не будете, пока мир вокруг вас не станет безупречным. Если мы сумеем определить факторы, отличающие старейшину от «новорожденного», то пустому расточительству жизни придет конец.
– «Новорожденные» подобны юным черепахам, – сказал Моро. – Сотни выбираются из яиц, но только немногие доползают до моря, не попав в клюв птицам.
Чарльз внимательно слушал, позволив вампирше вести разговор с учеными. Женевьеве стало любопытно, что же он собирается у них выведать.
– Мне бы не хотелось противоречить лестному предположению, что я венец Божьего замысла, но, насколько известно, общепринятое научное мнение заключается в том, что вампиры – это не отдельный вид людей, а, скорее, паразитический отросток на нашем семейном древе, существующий исключительно благодаря пище, украденной у «теплых» кузенов, так?
Несмотря на свою холодность, Джекил, казалось, разозлился:
– Я несколько разочарован тем, что вы до сих пор придерживаетесь столь устаревших представлений.
– Я всего лишь придерживаюсь их, доктор. Я не прошу их переезжать в мой дом.
– Она всего лишь пытается вызвать тебя на спор, Генри, – объяснил Моро.
– Разумеется, простите меня. Можно ответить просто: вампиры пьют человеческую кровь, но являются паразитами не больше, чем люди, поедающие мясо животных.
Последние два дня Женевьева спала и сейчас чувствовала, как щекочет горло красная жажда – верный признак того, что надо кормиться, иначе силы иссякнут.
– Некоторые из нас называют вас «скотом». Лежащий здесь пыльный джентльмен был известен тем, что злоупотреблял этим термином.
– Я понимаю.
– Вардалек был надменной карпатской свиньей, доктор. Уверяю вас, я не отношусь к «теплым» с таким презрением.
– Рад слышать, – встрял Чарльз.
– Никто из вас не желает получить Темный Поцелуй? – спросила она. – Разумеется, в целях исследования это было бы логичным шагом.
Джекил покачал головой:
– Мы хотим изучить явление вампиризма, отстранившись от него. Оно может быть лекарством от смерти, но в девяти из десяти случаев оказывается смертельным ядом.
– Принимая во внимание жизненную важность предмета, можно только удивиться, насколько плохо он изучен, – заметил Моро. – Дона Августина Калме до сих пор цитируют в качестве авторитетного источника…
Калме написал «Трактат о вампирах Венгрии и прилежащих к ней областей», впервые опубликованный в 1746 году, – собрание полуподтвержденных слухов и грубо приукрашенных народных сказок[163].
– Даже покойный и часто поминаемый дурным словом профессор Ван Хелсинг был в основном последователем Калме, – продолжил Джекил.
– А вы, джентльмены, хотите стать Галилео и Ньютоном в изучении вампиризма?
– Репутация неважна, – сказал Моро. – Любой шут может ее купить. Посмотрите на королевское общество – и увидите, что все они, неважно, «теплые» или не-мертвые, лишь стая лысых бабуинов. В науке главным является доказательство. И вскоре мы его добудем.
– Доказательство чего?
– Человеческого потенциала к совершенствованию, мисс Дьёдонне, – заявил Джекил. – У вас хорошее имя. Вы действительно даны нам Богом. Если бы мы все смогли стать такой, как вы…
– Если все станут вампирами, то чем они сами будут кормиться?
– Боже, мы ввезем африканцев или туземцев с островов южных морей, – воскликнул Моро так, словно рассказывал какому-то невеже, что небо голубое. – Или же поднимем зверей до человеческого состояния. Если вампиры умеют изменять форму, то этой способностью могут обладать и другие существа.
– Есть и африканские вампиры, доктор Моро. Принц Мамувалде очень уважаем в наших кругах. Даже в южных морях у меня есть родственники и подобные мне…
В глазах Джекила Женевьева увидела нездоровое мерцание. То же самое читалось и в яростном взгляде Моро: неистовая жажда Прометея – жажда поглотить пламя знания.
– Какой холодной темной тишиной обернется совершенство, – сказала старейшина. – Мне кажется, что абсолютное и всеобщее улучшение будет очень похоже на смерть.
Глава 28. Памела
– Неожиданно я стала с теплотой, даже нежностью относиться к дону Августину Калме, – сказала Женевьева, сев ближе к своему спутнику.
Кучер Клейтон возил Чарльза всю ночь, а потому без какой-либо подсказки направил кеб в сторону Уайтчепела. После неожиданной поездки в Лаймхаус Чарльз с удовольствием ездил по Лондону с проверенным человеком, который работал на клуб «Диоген».
– Множество блестящих людей казались их современникам сумасшедшими. – Борегар удивился тому впечатлению, которое на вампиршу произвели ученые.
– У меня нет современников, – ответила та. – Кроме Влада Цепеша, а с ним я никогда не встречалась.
– Но вы же понимаете, что я имею в виду?
Глаза Женевьевы сверкнули:
– Разумеется, Чарльз…
Она постоянно обращалась к нему по имени. С любой другой дамой это могло показаться непривычным, но было бы полным абсурдом настаивать на соблюдении условностей этикета, общаясь с женщиной, которая годилась Чарльзу в десятикратные прабабушки.
– Возможно, эти убийства – всего лишь эксперименты, – продолжила она. – Когда доктору Ноксу понадобились трупы[164], он не слишком заботился о том, где их брали; доктору Джекилу и доктору Моро нужны тела не-мертвых, и эти двое явно не побрезгуют собрать их прямо с улиц Уайтчепела.
– Моро был замешан в каком-то скандале с вивисекцией пару лет назад. Нечто совершенно отвратительное с участием освежеванной собаки.
– Могу в это поверить. Под его белым халатом скрывается настоящий троглодит.
– И он человек немалой силы. Говорят, мастерски обращается с кнутом. И по миру поездил.
– Но вы же не считаете его нашим убийцей?
Борегар слегка удивился тому, что оказался настолько предсказуемым.
– Не считаю. Во-первых, он гениальный хирург, это общеизвестно.
– А Джек-потрошитель много знает об устройстве тела, но с внутренностями обращается с изысканностью пьяного мясника, разделывающего свиную тушу.
– Именно.
Чарльз привык к тому, что ему всегда приходится все объяснять. Теперь же, когда он оказался рядом с женщиной, которая с легкостью следовала за ходом его мысли, новые ощущения освежали, если не пугали.
– А не мог он намеренно подпортить работу, чтобы отвести от себя подозрения? – спросила она, а затем сама же себе и ответила: – Нет, если Моро настолько безумен, чтобы убивать ради опытов, он бы не стал рисковать результатом исследований ради намеренной неряшливости. Будь он Потрошителем, то похищал бы жертв, перевозил их в безопасное место и там уже оперировал бы в свое удовольствие.
– Всех девушек убили там же, где нашли.
– И быстро, чуть ли не в панической спешке. Здесь не просматривается никакого «научного метода».
Вампирша закусила губу и на мгновение превратилась в серьезную шестнадцатилетнюю девочку, одетую в платье старшей, более легкомысленной сестры. Затем древний разум вернулся.
– Значит, ваш подозреваемый – доктор Джекил?
– Он химик-биолог, а не анатом. Я не очень разбираюсь в этой области, но с его статьями справился. У него довольно странные идеи. Последней публикацией была «О строении тканей вампиров».
Женевьева обдумала такую возможность.
– Мне трудно представить его в этой роли. Рядом с Моро он кажется таким… таким безобидным… Напоминает священника. И он слишком старый. Я не могу представить себе, как он бегает ночью по улицам, да и Потрошитель явно сильнее, чем Джекил.
– Но что-то в нем есть.
Она на секунду замолчала.
– Да, вы правы. Что-то в нем есть. Полагаю, Генри Джекил не убийца. Но какая-то черта в нем не дает мне покоя.
Борегар мрачно усмехнулся тому, что его подозрения подтвердились.
– За ним стоит понаблюдать.
– Чарльз, вы используете меня в качестве ищейки?
– Думаю, да. Вы возражаете?
– Гав-гав, – сказала она, хихикая. Когда Женевьева смеялась, ее верхняя губа хищно задиралась над острыми зубами. – Помните, мне нельзя верить. Я говорила, что война кончится к зиме.
– Какая война?
– Столетняя.
– Хорошее предположение.
– Однажды я оказалась права. Но тогда мне уже было все равно. Кажется, к тому времени я очутилась в Испании.
– Изначально вы были француженкой. А почему жили не во Франции?
– Тогда Франции принадлежала Англии. Говорят, именно из-за этого и разгорелась война.
– Так вы были за нас?
– Вот уж точно нет. Но это произошло давным-давно, в другой стране, и та девочка исчезла в прошлом.
– Уайтчепел – очень странное место для такой, как вы.
– В Уайтчепеле полно француженок. Половина filles de joie[165] на улицах называет себя «Фифи Лятур».
Он снова рассмеялся.
– А ваша семья, должно быть, тоже приехала из Франции, месье Борегар, но живете вы на Чейни-уок.
– Карлейлю эта улица нравилась[166].
– Я как-то встречала Карлейля. И многих других. Великих и хороших, безумных и плохих. Иногда я боялась, что кто-нибудь меня выследит по упоминаниям в мемуарах, которых немало накопилось за века. Выследит и уничтожит. Ничего худшего со мной произойти не могло. Так убили мою подругу Кармиллу. Она была сентиментальной девочкой, страшно зависимой от «теплых» любовников, но не заслуживала того, чтобы ее пронзили колом, обезглавили и оставили плавать в гробу, полном ее собственной крови. Полагаю, больше мне не стоит думать о подобной мрачной судьбе.