Но – вдруг замерло ее сердце…
Все так быстро менялось, она с трудом поспевала за происходящим, и нужно было постараться. Джон – ее единственная надежда сбежать из этой бедной комнаты, с этих мерзких улиц. В конце концов она заставит его снять дом в лучшей части города. Там у нее появятся прекрасные одежды, слуги. И изысканно говорящие дети с чистой сладкой кровью.
Келли понимала, что франт заслуживал смерти. Он обезумел. В Миллерс-корт никто не прятался, никто его там не ждал. Дэнни Дравот был не Потрошителем, а всего лишь еще одним старым солдатом, любителем приврать о язычниках, которых убил, и загорелых девках, с которыми кувыркался.
Исполняя роль Люси, она вспомнила, как Мэри Джейн в страхе схватилась за горло, когда Вестенра выскользнула из пространства между склепами.
– Она была нужна мне, – продолжила Келли. – Мне была нужна ее кровь.
Он сидел у ее кровати, сдержанный и внимательный. Позже она удовлетворит его. Потом изопьет. После каждого кормления Келли все больше превращалась в Люси, а сама постепенно исчезала. Наверное, что-то такое присутствовало в крови Джона.
– Нужда превратилась в боль, такую, какой я никогда не знала, она грызла желудок, заполняла мой несчастный разум красной лихорадкой…
С самого перерождения зеркало, висящее в комнате, стало для нее бесполезным. Никто не позаботился нарисовать ее портрет, поэтому Келли легко забыла собственное лицо. Джон показывал ей картины с изображением мисс Вестенра, которая выглядела как маленькая девочка, одетая в наряды матери. Когда Келли представляла себя, то видела лишь Люси.
– Я подозвала ее, – сказала она, приподнимаясь с подушек, кучей громоздящихся на кровати, и приближая свое лицо к нему. – Я пела вполголоса, потом махнула ей рукой. Я пожелала ее себе, и она пришла…
Мэри Джейн погладила Джона по щеке и положила голову ему на грудь. Неожиданно она вспомнила мелодию, а потом слова: «Лишь фиалку сорвала я с могилы матери моей»[203]. Джон задержал дыхание, слегка вспотев. Каждая жилка в его теле напряглась. Пока Келли рассказывала историю, ее жажда только усиливалась.
– Передо мной появились красные глаза, послышался зовущий голос. Я сошла с дорожки, а она ждала меня. Стояла холодная, такая холодная ночь, а на ней была только белая рубашка. Бледная кожа сверкала в лунном свете. Ее…
Келли осеклась. Она говорила от своего имени, а не от Люси.
«Мэри Джейн, – сказала она про себя, – будь осторожна…»
Джон встал, нежно оттолкнув ее от себя, и прошел по комнате. Он схватился за умывальник и посмотрел в зеркало, пытаясь отыскать нечто в отражении.
Мэри Джейн смешалась. Всю свою жизнь она давала мужчинам то, чего они хотели. Теперь она умерла, но все осталось по-прежнему. Келли подошла к Джону и обняла его. Тот подпрыгнул от ее прикосновения, удивленный. Разумеется, он же не заметил, как она подошла.
– Джон, – проворковала она, – иди в кровать, Джон. Согрей меня.
Он снова оттолкнул ее, на этот раз грубо, а она все еще не привыкла к своей вампирской силе. По-прежнему считая себя слабой девушкой, Келли таковой и оставалась.
– Люси, – пусто протянул Джон, обращаясь не к ней…
Злость вспыхнула в ее мыслях. То, что осталось от Мэри Джейн, пытающейся держать нос и рот над поверхностью черного моря забвения, наконец взорвалось.
– Я не твоя чертова Люси Вестенра, – закричала она. – Я – Мэри Джейн Келли, и мне наплевать, кто что об этом думает.
– Нет, – сказал Сьюард, засунув руку в карман пиджака и что-то там крепко сжав. – Ты не Люси…
Прежде чем на свет появился серебряный нож, она поняла, какую глупость совершила. Как сильно ошибалась. Горло слегка саднило. Там, где его перерезали.
Глава 53. Джек из машины
«Теплая» медсестра сидела за столом в фойе, жадно читая последний роман Марии Корелли «Тельма»[204]. Насколько знал Борегар, с момента обращения прославленной писательницы ее проза только портилась. Вампиры редко сохраняли творческие способности, вся их энергия уходила на простое продление жизни.
– Где сейчас мадемуазель Дьёдонне?
– Она сегодня замещает директора, сэр. И скорее всего, находится в кабинете доктора Сьюарда. Надо ли объявить ей о вашем приходе?
– Не стоит беспокоиться, спасибо.
Старшая медсестра нахмурилась и мысленно прибавила еще одну жалобу к списку дурного поведения этой вампирской девчонки. Чарльз поначалу удивился тому, что слышит ее чистые и неприятные мысли, но потом отмел эту мимолетную помеху, направляясь на второй этаж, в кабинет директора. Дверь была открыта. Женевьева не удивилась его приходу. Сердце его на секунду замерло, как только он вспомнил ее рядом с ним, это белоснежное тело, алый рот…
– Чарльз.
Она стояла у стола Сьюарда, на котором в беспорядке лежали бумаги. Он вдруг понял, что смущен. После того, что между ними произошло, Чарльз не совсем понимал, как ему себя вести в ее присутствии. Поцеловать? Женевьева стояла рядом со стеной, поэтому объятия покажутся неуклюжими, если, конечно, она сама не подойдет ближе. Желая отвлечься, он обратил внимание на устройство в стеклянном футляре, похожее на собрание медных коробочек с прикрепленным к ним большим приспособлением, напоминающим трубу.
– Это же фонограф Эдисона – Белла, так ведь?
– Джек использует его для медицинских записей. У него страсть ко всяким трюкам и игрушкам.
Чарльз повернулся:
– Женевьева…
Она оказалась рядом. Он даже не услышал, как вампирша вышла из-за стола. Она легко поцеловала его в губы, и Борегар почувствовал ее внутри себя, ощутил присутствие Дьёдонне в своем разуме. Ноги Чарльза ослабели. Наверное, сказалась потеря крови, предположил он.
– Всё в порядке, Чарльз, – сказала Женевьева, улыбаясь. – Я не хотела тебя околдовывать. Симптомы ослабнут через неделю или две. Поверь мне, у меня есть опыт в такого рода делах.
– Nunc scio quid sit Amor, – процитировал он Вергилия. «Наконец, я знаю, что значит Любовь». Борегар не мог сосредоточиться, мысли постоянно сворачивали с прямого пути. Озарения бабочками порхали где-то в глубине разума, не даваясь в руки.
– Чарльз, это может быть важно, – сменила тему Женевьева. – Я о том, что полковник Моран сказал о Потрошителе.
Усилием воли он сконцентрировался на более неотложных делах.
– Почему Уайтчепел? – спросила она. – Почему не Сохо, или Гайд-парк, или еще где-то? Вампиризм и проституция существуют не только в этом районе. Потрошитель охотится в Ист-Энде, потому что ему так удобнее, потому что он здесь живет. Где-то поблизости…
Борегар все понял. Его слабость исчезла.
– Я просмотрела записи, – Женевьева похлопала по стопкам на столе. – Все жертвы проходили через это место.
Он вспомнил ход мыслей Морана:
– Все пути сходятся в Тойнби-холле. Друитт и ты работали здесь, сюда привезли Страйд, места убийства расположены по кругу вокруг приюта. Ты говорила, все мертвые женщины лечились здесь…
– Да, за последний год или около того. А может, Моран прав? Может, это все-таки был Друитт? Убийств больше не случалось.
Борегар покачал головой:
– Это еще не кончилось.
– Если бы только Джек был здесь.
Он сжал кулак:
– Тогда мы бы схватили убийцу.
– Нет, я имею в виду Джека Сьюарда. Он лечил всех этих женщин. Он мог знать, не было ли среди них чего-то общего.
Слова Женевьевы проникли в его разум, и молния пронеслась перед глазами. Неожиданно он все понял…
– Сьюард – вот что между ними общего.
– Но…
– Джек Сьюард.
Она покачала головой, но Чарльз мог сказать, что Женевьева видит то же, что и он. Их разумы вместе спешили к разгадке. Она знала его мысли, а он – ее. Оба вспомнили, как Элизабет Страйд схватила Сьюарда за лодыжку. Она старалась объяснить им что-то. Пыталась указать на личность своего убийцы.
– Доктор, – произнесла Женевьева. – Они доверяли доктору. Вот как он подбирался к ним так близко даже тогда, когда паника достигла наивысшей точки…
Сейчас она возвращалась мыслями в прошлое, сотни крохотных деталей выплывали на свет. Множество маленьких тайн были разгаданы. Вещи, которые Сьюард сказал или сделал. Отсутствия, отношения. Все объяснялось.
– Мне говорили, что с доктором Сьюардом что-то не так. Проклятье, какой я была глупой, не слушала, черт, черт… – Она постучала кулаком по лбу. – Я же должна видеть людские разумы, сердца, а я даже не обратила внимания на Артура Моррисона. Я самая большая дура, когда-либо жившая на свете.
– А здесь дневников нет? – спросил Борегар, пытаясь отвлечь ее от приступа самоуничижения. – Частных записок, заметок, хоть чего-нибудь? Люди с маниями обычно не могут не вести отчета своим деяниям.
– Я просмотрела все бумаги. Там лишь самый обычный материал.
– Запертые ящики?
– Только фонографический шкаф. Восковые цилиндры очень хрупкие, и их надо защищать от пыли.
Борегар снял крышку с хитроумного устройства. Он открыл ящик на стойке, расщепив хрупкий замок. Цилиндры лежали в специальных трубах с аккуратными подписями, нанесенными чернилами.
– «Чэпмен», – громко прочитал он. – «Николс, Шон, Страйд/Эддоус, Келли, Келли, Келли, Люси…»
Женевьева подошла к нему, роясь в ящике:
– А тут… «Люси», «Ван Хелсинг», «Ренфилд», «Могила Люси».
Все помнили о Ван Хелсинге; Борегар даже знал, что Ренфилд был первым последователем принца-консорта в Лондоне. Но…
– Келли и Люси. Кто они? Неизвестные жертвы?
Женевьева снова проглядывала бумаги на столе, говоря:
– Люси… Как мне кажется, это Люси Вестенра, первое потомство Влада Цепеша в Англии. Доктор Ван Хелсинг уничтожил ее, а Джек Сьюард тогда был с Ван Хелсингом. Он ожидал, что карпатские гвардейцы придут за ним, и фактически скрывался от властей.
Борегар щелкнул пальцами:
– Арт состоял в той группе. Лорд Годалминг. Он сможет дополнить картину. Сейчас припоминаю. Люси Вестенра. Я вс