Небесная штука взревела в ночи.
Треснули стекла в окнах, завыли собаки, набожные взмолились, распутники покаялись и – как мне рассказали позже – у галантерейщика тридцати восьми лет случился инфаркт, когда он смотрел в небо. Даже «теплые» люди почувствовали нечто, находящееся за пределами их сенсорных возможностей. Хватку ужаса.
Я увидел объект – мяч для регби, покрытый каменистыми наростами, с огненной короной и этим зеленым едким выхлопом. Этот вид застыл в моем разуме фотографической выдержкой. Он двигался настолько быстро, что появился, прежде чем картинка его полета проявилась.
– Всем на землю, – приказал я.
Все, кроме Стента, подчинились. Я рухнул лицом в папоротник. Образ снаряда выжгло в моем зрении. Подмигивающие поры как глаза – там, где находились бы швы мяча. Разрушенные обрубки плавников, стертых или сожженных в атмосфере. Пятна голого красноватого металла – там, где отпала серая окалина покрытия.
Люди в Уокинге подумали, что случилось землетрясение.
Из ямы выбросило целые фонтаны песка, они упали на нас. Деревья отклонились назад от взрыва. Ветви оторвало и унесло вдаль.
Я выжил.
Уши – и все остальное – звенели. Клыки стали больше – оборонительная инстинктивная реакция, которая насколько помогает, настолько же и раздражает – и прорезали десны. Я сплюнул кровью и песком, встал на колени, но шлепнулся наземь, как медуза. Снайперское гнездо разбросало вокруг.
Пришлось собраться и все-таки приподнялся.
Сэмми был уже на стреме, хотя его голова была повернута не в том направлении. Остальной комитет разбросало кого куда. Лицо Стента почернело, как у шахтера.
Бастейбл держал телефон над головой. Тот все еще работал – какая незадача.
– …докладывайте, докладывайте, докладывайте, – говорил такой знакомый голос.
Я надеялся, что теперь профессор счастлив.
Марсиане прибыли.
Я поднимался на два активных вулкана – не спрашивайте зачем, в то время (оба раза) это казалось хорошей идеей. Хорселлская пустошь теперь выглядела, пахла и звучала, как Котопакси в Эквадоре или Катла в Исландии. Воздух был густой от черного горячего пепла. Космический снаряд зарылся глубоко в землю, образовав кратер с гребнем наверху. Большая раскаленная пуля сверкала в яме. Песок кое-где расплавился, превратившись в острые осколки стекла странной формы. Некоторые деревья горели, но они слишком далеко отстояли друг от друга, чтобы начался пожар.
Все мы – даже Стент – пошли к кратеру. Взбирались по откосу, который еще недавно был площадкой для пикников. Бастейбл нес телефон и давал отчеты, провод разматывался от Гаррисона – Моррисона. Я представил, как профессор на другом конце провода единолично забрал себе трубку, а остальные окружили его, отчаянно желая услышать новости.
Объект в яме был рукотворным. В полете он походил на метеор. Камуфляж или защитное покрытие? Каменистая шкура, как тесто на эдинбургской сосиске, растрескалась и отпала кусками. Это был цилиндр, носом он погрузился в песок. Корма торчала, являя собой круг, похожий на огромную стертую монету. От металла тянуло жаром. Из чего бы ни был сделан аппарат, этот материал вынес превратности путешествия по океану расстояний. Он предназначался для экстремальных перепадов жары и холода. Полкан Джим слюной изойдет при мысли о том, как можно использовать формулу марсианской стали для производства британских колпачков сливного патрубка.
– Узрите, – сказал ликующий Паркер, взмахнув рукой.
Мое первое впечатление оказалось ошибочным. Диск не был стертым. Я услышал скрежет и увидел движение. Он был действительно лишен каких-либо примет, но теперь все изменилось. На нем появился круг. Пятно металла поворачивалось, как медленновращающийся зонт.
– Оно раскручивается, – сказал я. – Что-то внутри открывает люк.
Бастейбл передал информацию, получил ответ и протянул мне трубку.
– Моран, – сказал Мориарти. – У вас есть ружье.
– Несколько.
– В ваших руках.
– Разумеется. Винтовка Гиббса.
– Рабочая?
Я проверил, не погнулся ли ствол от жара и не забит ли он песком.
– Да.
Круг теперь выступал из металла. Мы видели резьбу.
– Цельтесь, – приказал Мориарти.
Я навел прицел на медленновращающийся люк.
– Мы должны предложить им помощь, – встрял Паркер. – Они могли пострадать при катастрофе.
– Это была не катастрофа, – сказал Джурек. – А приземление.
Если марсиане были овощами, то они скорее запеклись, чем пострадали.
Люк оказался где-то с ярд толщиной. Он прекратил вращаться и выскочил, как пробка из выдохшегося шампанского.
У меня были самые зоркие глаза, и я целился куда надо. Поэтому и стал первым человеком на Земле, который хорошо рассмотрел марсианина.
Уродливый дьявол.
Не брюква, не ящер, не насекомое.
Скорее головоногое. Трехгубая креветка с клыками. Раздутая больная мошонка размером с бегемота, утыканная болезненными на вид, раздраженными голубыми яичками. Иглобрюх, готовый взорваться.
– Вы видите марсианина?
– Да, – сказал я. Мориарти не желал знать, как выглядит пришелец. Если тот как-то связан с земным видом животных, это можно было понять позже, при вскрытии.
– Стреляйте в него.
Я подчинился.
Паркер закричал. Джурек обрадовался.
Буквально в следующую секунду после выстрела мне в голову пришла мысль, что я ничего не знаю о марсианской анатомии. Я прицелился в клювастое отверстие, расположенное по центру треугольника глаз на стебельках. Я полагал, что жизненные органы примостились внутри перезревшей шишки, походившей на голову.
Рана на марсианине взорвалась ярко-зеленым ихором.
Наш первый пришелец из космоса повалился обратно в снаряд.
Я вытащил гильзу и загнал новый патрон.
Ручеек зеленой слизи потек по диску, шипя на горячем металле.
Паркер ревел как ребенок.
– Сколько у него глаз? – спросил Мориарти.
– Три, – ответил я ему.
– Вы уверены?
– Может, у него было еще под всеми этим задницами, но на обозрение он выставил три, когда подставился под пулю.
– Трехногие, как я понимаю. Космические лодки сформированы в триады. Еще две скоро приземлятся. Марсианские биология, наука, стратегия, кастовая система – все будет тройным. Они будут считать, используя троичную систему.
Когда дело касается таких вопросов, я доверяю математикам со степенью.
Что-то еще высунулось из черной дыры.
– Флаг капитуляции, – предположил Бастейбл.
Это больше походило на голову металлической змеи с трехлопастным горящим глазом – красным, зеленым и синим. Она покачивалась так, что напомнила мне о гадюке, которая все еще давала мне лекции по телефону.
Я описал Мориарти новый объект, осмелившись предположить:
– Что-то вроде проекционного фонаря.
– Это оружие, – сказал профессор.
Я снова выстрелил. Тут понадобилось больше сноровки, с мистером Марсом все было куда проще. Змеиная башка слегка подрагивала. Я сломал голубую линзу. Потом зеленую. Любопытная пушка забулькала изнутри.
Из головы посыпались искры, и она с треском втянулась внутрь.
– Скажите майору Джуреку доставить посылку, – раздался новый голос, не Мориарти.
– Кто говорит? – спросил я.
– Комендант фон Винберг.
– Джурек, вы должны доставить посылку, – передал я гвардейцу.
Тот знал, о чем идет речь. Как обычно, нас не полностью ввели в курс дела. Давая пяти людям разные и на первый взгляд бессмысленные приказы, вроде открыть дверь, повернуть кран или пропеть «Та-ра-ра-БУМ-де-ай», стратег мог спланировать зверство, затмевающее любые колосажательные вечера Дракулы, так чтобы всех его участников в дальнейшем не мучила совесть.
«Я всего лишь отправил письмо», – подобное старый солдат мог говорить всю оставшуюся жизнь, если бы его спросили о том, какую роль он сыграл в Шанхайской резне[245].
Джурек снял с плеч снаряжение. Аккуратная бирка – «собственность Управления снабжения» – покрывала целое множество грехов.
Я держал отверстие под прицелом, тогда как Джурек умело спустился в яму. Он снял ботинки. Его руки и ноги были волосатыми и с огромными когтями. Карпатия – гористая и лесистая страна. Такая местность порождает подобных вампиров. Еще голоса у них хорошие. Дети Ночи, какие йодли они поют – пока ты не умоляешь их заткнуться, так как ватные затычки из ушей уже вывалились.
Мундир Джурека дымился, когда он приблизился к цилиндру. Он вошел в зону невероятного жара. Когда мы увидели человека на фоне яркого металла, то ощутили весь масштаб космической лодки. Марсианин, которого я подстрелил, был размером примерно со слона. Значит, голова отправится в Музей естественной истории – хотя, несмотря на мои ранние размышления о множестве задниц, этот зверь мог состоять целиком из головы. Как и кое-кто еще, о ком я тут рассказывал; он-то никогда не получит кол в сердце, так как ни один хирург не сможет найти этот орган в его иссохшей груди.
Рюкзак майора, как и его шинель, стал дымиться, что меня сильно встревожило, если я не ошибался насчет того, что там внутри.
Где-то в дюжине ярдов от цилиндра Джурек остановился. Размахнулся, зашвырнул рюкзак в черное отверстие, а сам бросился ничком на землю.
Я отвернулся, но вспышка все равно ослепила меня на секунду.
Шум оказался не таким, как я ожидал. Неужели Управление снабжения подсунуло майору липу? Нет, просто тишина свойственна материалу, который взрывается с максимальной ударной силой, но производит очень мало звуковых волн. От него даже пожаров не начинается. Называется он кракатит[246]. Какая-то новая взрывчатка от умников полкана Джима, работавших в хижинах Солсбери-плейн, которые довольно часто испарялись (вместе с лаборантами), и последних приходилось заменять. Всегда найдутся новые поколения смешивателей пробирок. Упоминание кракатита здесь, скорее всего, может быть расценено как государственная измена… но только попробуйте поставить Себастьяна Морана перед военным судом, когда он прославленный герой Войны миров.