Все живое в цилиндре, вероятно, размазалось по переборкам, как джем по хлебу. Если Мориарти был прав – а у него есть такая мерзкая привычка, – то в команде космической лодки три участника. Джурек убил больше сардинок, чем я, но он все равно второй в списке. Кидать бомбы – даже такие большие и секретные – далеко не то же самое, что упражняться в меткости. А потому убийце браво!
Нам повезло. Наше первое столкновение с противником закончилось, и он был наголову разбит.
Добро пожаловать в Уокинг, марсиане.
В течение часа на пустоши приземлились второй и третий цилиндры.
Они не стали разевать свои металлические пасти.
Мориарти заключил, что на космических лодках есть свои Гаррисоны – Моррисоны, средства связи между кораблями флота. Возможно, марсиане обменялись тайными посланиями, вроде как посвистели в собачий свисток, и мы остались совершенно не в курсе их переговоров – хотя я, как кот-вампир, слышу собачьи свистки, и они чертовски раздражают.
Комитет разделился.
Джурек, Бастейбл и я находились в полной боевой готовности. Между нашим миром и планетой, названной в честь бога вооруженных конфликтов, была объявлена война. Челленджер полагал, что сейчас разворачивается дарвиновское противостояние, которое определит, какая из рас наиболее приспособлена к выживанию. Я голосовал за людей, но, скорее всего, деньги поставил бы на других парней.
Сэмми явно входил в наш лагерь. Его картонный нос сгорел, как и половина бороды, открыв сухое и коварное лицо. Шея выпрямилась, и теперь оруженосец оказался выше большинства из нас. Взрывы и пожары явно пошли ему на пользу.
Паркер бился в истерике. Он продолжал называть нас монстрами.
У Стента появилась новая теория, что все это было фальсификацией, задуманной в Америке Тедом Рузвельтом, Томом Эдисоном – младшим (решившим отомстить за отца, утонувшего в девяносто пятом), Финеасом Барнумом и Балтиморским оружейным клубом. Огромная пушка на платформе, плавающей в Северной Атлантике, стреляла цилиндрами (загруженными осьминогами, сшитыми в чудовища) прямо в сердце Англии – так заговорщики предприняли еще одну отчаянную попытку свергнуть Дракулу. Он считал, что Виктор, неблагодарный приемный сын Влада, – сам мистер Картонная корона – участвует в этом, хотя Стент вдобавок придерживался мнения, что первые дети старой королевы на самом деле были дочками-близнецами, а не братом и сестрой, но одну пришлось растить как мальчика ради престолонаследия.
Мы не обращали на него внимания.
В конце концов, было совершенно неважно, откуда явился враг. Он уже здесь, и мы изо всех сил постараемся его убить.
Теперь на переднем крае появились и другие. Медали сами собой не зарабатываются.
По двум ямам от цилиндров работала артиллерия. Саперы с достаточным количеством пальцев аккуратно принесли на позиции достаточное количество кракатита.
Бастейбл освободился от телефона и исчез в общей кутерьме.
Братья Мориарти и фон Винберг обсуждали дела. Они по-прежнему не вводили нас в курс дела.
Я пожал плечами Джурека, а тот почему-то затих после своих действий с цилиндром.
Что-то в его поведении беспокоило даже больше, чем пришельцы из другого мира. Оно меня сильно волновало, но я не мог сказать почему.
Сэмми забрал винтовку и передал мне новую.
Я кивнул, поблагодарив носильщика. Теперь приходилось смотреть на него снизу вверх, прямо в гогглы.
По сравнению с тяжелым артиллерийским огнем и кракатитом использовать «гиббс» было все равно что принести скрипку Страдивари на вечеринку с шахтерской группой. Настойчивость и точность тут были не в чести. Ситуация требовала грубой силы, действующей без всякого разбора.
Но меня не отпустили.
Профессор помахал когтем в воздухе, подзывая для неформальной беседы.
Также к нему силой привели Хораса Паркера, что вызвало мое удивление. Из всех присутствующих он был самым ненужным. Его пришлось как следует отшлепать, чтобы успокоить.
Без приглашения ввалился Челленджер, краснолицый от возбуждения. Он уже был близок к тому, чтобы кого-то высосать, и еще даже никого не убил. Если его красную жажду скоро не унять, он вырвет какому-нибудь журналисту горло, и придется замалчивать инцидент.
– Необходимо, чтобы мы обсудили условия с марсианами, – сказал профессор.
Полкан Джим послал инженеров в спецодеждах в первый цилиндр. Оттуда вынесли покрытое требухой оборудование, которое оказалось либо совершенно непонятным, либо сломанным. Особенный интерес вызвал змееголовый фонарь. Любители машин смотрели на меня косо за то, что я его разбил.
Я понимал, к чему идет дело. УС интересовали не только крышки для вентилей.
Когда туземцы поняли, на что способны ружья белых людей, у них расширились глаза, а в улыбках стало сквозить коварство. Их неожиданно крайне заинтересовала торговля всем, что у них есть, в обмен на эти чудесные громовые палки.
Сейчас туземцами были мы.
Змеиную голову желали все. Мориарти сказал, что это излучатель жара. Если бы я его не подстрелил, то сгорел бы синим пламенем.
Лодки, способные пересекать межпланетное пространство, также впечатляли, особенно по сравнению с нашими неуклюжими небесными кораблями или велосипедами с крыльями. Вампиры парили на своих кожистых мембранах чаще, чем «теплые». Бледнолицые поднимались ввысь на облачных клиперах инженера Робура, вот только его чертежи всегда поражали воображение больше, чем реальные изобретения.
Внутри цилиндра нашлись компоненты и других машин. В том числе листы брони, устоявшей даже перед кракатитом.
Слуга из Управления снабжения открыл ивовую корзинку с крышкой.
Там не было визжащих поросят, вспрыснутых мадерой, или веселой девушки с перцем, так что до победного пира дело еще не дошло. Паркер, погрузившийся в мрачную меланхолию, сразу заметил содержимое корзины, упакованное в солому. Кристаллы, чем-то похожие на серую корку, отвалившуюся с марсианского цилиндра. Набор двузубых вилок.
– Мистер Паркер, не могли бы вы собрать свое оборудование?
Мориарти вперился в «теплого» глазами – его зрачки превратились в змеиные щелки. Он приложил свою волю. Паркер вытер лицо и подчинился.
Как солдат с завязанными глазами, собирающий разобранную винтовку после целой недели муштры, Паркер сноровисто составил все части вместе. Кристалл удерживался в сетчатой колыбели из проволоки, а камертоны были прикреплены к черенкам, похожим на канделябры. Я думал, что все устройство ставится на стол, как зеркальный шар, но оно носилось, как корона. Паркер взгромоздил штуковину на голову, затянув завязки под подбородком. Стабилизационные ножки (целых три, как я заметил) упирались в плечи и в основание шеи.
Теперь любитель марсиан выглядел еще глупее, чем раньше, – как будто нацепил на макушку канделябр.
Мориарти тем не менее был доволен.
Челленджер пришел в восторг, его щеки даже чуть побледнели. Он обошел Паркера, всматриваясь в сочленения столь необычного головного убора.
– Мозг служит батареей, – прокомментировал Челленджер. – Восхитительно.
Большой кристалл начал светиться, словно лампочка.
Но не слишком ярко. Если устройство работало на церебеллярной мощности, то на Мориарти оно походило бы на маяк. Паркер же больше напоминал чадящую свечку.
А потом он просто исчез.
Его глаза закатились, показывая белки, цветом похожие на испорченные устрицы.
В кристалле замерцали три отдельные точки. В форме глаз марсианина. Я сразу приметил место, куда бы всадил пулю.
– Я профессор, сэр Джеймс Мориарти, – объявил профессор, словно требуя внимания аудитории, полной студентов. – Представьтесь.
– Уштай, – сказал Паркер.
Нет, не Паркер – что-то говорило посредством его, что-то, не знающее разницы между ртом и носом. Глубокий плаксивый звук раздавался из ноздрей маленького человека, тогда как его рот был плотно закрыт. Слову эхом вторила вибрация от камертона, из-за чего у меня заломило клыки.
Я не был убежден, что Уштай – это имя, а не чих.
– У вас есть титул? – спросил профессор.
– Вершина Треугольника.
Признаю – это были слова. Причем произнесенные с отчетливым уэльским акцентом. Из-за чего я задумался о теории Стента. Может, мы действительно имели дело с мистификацией?
Мориарти не нужно было объяснять: титул мистера Уштая подтвердил теорию о том, что на Марсе главенствовал троичный счет.
Полкан Джим развернул карту миру.
– Это Земля, – сказал профессор.
Британская империя была помечена кроваво-красным. Голова Паркера качалась, пока марсианский разум – скорее всего, пользуясь ушами Паркера как глазами – рассматривал карту.
– Вы воспринимаете цвета, – продолжил профессор. – Это красный, – он коснулся Великобритании, Индии, территорий Африки, Дальнего Востока, Вест-Индии и других мест. – Красный, как и ваш мир. Планета Марс. Покажите, что вы поняли.
– Мы знаем красный, – просипел Паркер.
– Эти красные части земного шара для вас закрыты, – сказал Мориарти. – Мы готовы отдать вам остальную планету. Вы можете попытаться провести оккупацию и взять то, что хотите. При условии, что между Марсианской империей и Британской империей будет установлен академический обмен, между красным и красным. Опять же покажите, что вы поняли.
Раздалось скорее ворчание, чем членораздельное «да». Это были не переговоры.
– Откройте ваши люки и обеспечьте нам полный доступ к вашим кораблям, – не унимался Мориарти. – Взамен мы дадим разведданные, которые обеспечат вам успешное приземление в менее развитых империях Земли. Мы, из Красной империи, ровня вам. Другие же народы отсталые. Их вы можете заполучить. Это предложение будет сделано лишь раз. Если вы ответите отказом, то мы полностью вас уничтожим. Ваши экспедиционные войска не вернутся на Марс. У вашей расы останется только умирающая планета.
Жидкость потекла у Паркера изо рта. Он затрясся так, как будто через его скелет пустили ток.
По кристаллу пошла трещина и свет потух.