Глаза Паркера выпучились. Пятна крови пропитали его йегеровский костюм. Медиум рухнул на землю перед нами.
– Ваша лампа перегорела, – сказал я.
Мориарти не ответил. Мертвец его совершенно не интересовал. Все его внимание устремилось к ямам, где лежали новые цилиндры. В каком находился этот малый Уштай? Полагаю, Вершина Треугольника надеялась стать марсианским Писарро или Кортесом. Но теперь превратилась в капитана Кука, побежденного каннибалами прямо на берегу.
– Это не займет много времени, – сказал Мориарти. – Марсиане – рациональные существа, развитые разумы, не тронутые гордыней или тщеславием. Они взвесят ситуацию и поймут, что сотрудничество в их интересах.
Полкан Джим и фон Винберг были явно воодушевлены.
Теперь я имею представление о том, какие игрушки они ожидали получить в свое распоряжение. Огромные ходячие треножники. Канистры с быстрорастущей плесенью, способной вытащить жизнь из самой почвы. Лучи, способные сжечь города на дальних берегах. Космические корабли, чтобы сбросить их на Вашингтон, Париж, Берлин или Москву, после чего из них изверглись бы Карпатские эскадроны смерти, которые бы низвергли правительства, королевские дома и целые религии.
Вторая красная планета. Принадлежащая нам.
Это пришлось сказать мне:
– Ничего не выйдет.
Оба Мориарти и фон Винберг с яростью воззрились на меня.
– После того как они покорят остальной земной шар, марсиане не остановятся. Пусть они рациональные и развитые, но это не значит, что их слово хоть чего-то стоит. Они скажут то, что мы хотим услышать, а потом выстрелят нам в спину, когда это будет выгодно. Когда они тут обустроятся, то нарушат перемирие. И тогда красные пойдут против красных, и в этот раз они не будут нас недооценивать.
Фон Винберг увидел в моих словах смысл. Но Мориарти остался невозмутим.
Разумеется, он видел все, что увидел сейчас я, – причем, как обычно, месяцы назад.
Пришло время для того, что его по-настоящему радовало. Для лекции.
– Каким вам показался марсианин? – спросил профессор. – Тот, которого вы подстрелили?
– Отвратительным.
Мориарти явно терял терпение.
– Не по виду. По поведению, манерам… что он делал?
– В ту долю секунды ничего особенного. А потом умирал. Точнее, умер.
– Если бы он был животным, как бы вы охарактеризовали его уровень непринужденности в действиях?
Мориарти снова стал учителем, выуживая ответ, который сам давно понял. Я с трудом, но попытался думать, как он. И у меня даже получилось, что, признаюсь, немало меня встревожило.
– Он был слегка… вялым, можно так сказать.
– На Марсе меньшая гравитация, чем на Земле, – сказал Челленджер. – Марсианин, прилетевший сюда, окажется тяжелее, почувствует себя слабым. Если это создание дышит, то будет страдать от одышки. Двигаться с трудом. Идти как будто через вязкий поток с ярмом груза на плечах.
– Ему было неудобно, – сказал я.
– А как он дышал, Моран?
– Через этот клюв, я думаю. Причем не очень хорошо. Челленджер прав. Марсианин выдохся. Он сидел взаперти в космической подводной лодке несколько дней, потом врезался в Землю. Такое выбьет из колеи кого угодно.
– У марсиан чрезмерно развитый мозжечок и атрофированные конечности, – сказал Челленджер, который отправил в утиль свою теорию о солдатах-ящерах, как только увидел факты. – Они перевалили через вершину эволюционной параболы. В конце концов, они станут бесплотными интеллектами…
– …возможно, – произнес Мориарти, который принял бы за оскорбление диагноз Челленджера, если бы обладал хоть какой-то степенью самоанализа. – Но не сейчас, полагаю. Моран, вы немало времени провели в Африке, Индии и на Дальнем Востоке. В климате, неблагоприятном для европейцев. Вы хоронили своих товарищей.
– Это так, – признал я.
– Как они умерли?
– От копий, волчьих ям, пуль, как только попрошайки наложили лапы на пушки, от ножей.
– Вы лишь думаете, что большинство умерло так.
– Раз уж вы настаиваете, то доктора говорят, что в тропиках больше белых помирает от лихорадки, чем от действий врага. Эти чертовы ужасные болезни. Бери-бери. Лихорадка денге. Малярия. И еще с дюжину отвратных способов пополнить список больных…
Мориарти раскинул руки – пришла пора преподать нам урок.
– Наконец-то мы дошли до сути. Мы здесь, на Земле, знаем об этом, но наши более продвинутые кузены совершенно забыли о том, как умирают колонисты… Их пожирают неизлечимые болезни, к которым у туземцев есть иммунитет, они кашляют, кровоточат, гниют и опорожняются… их бросают в чумные ямы в непредставимой дали от дома. Как только марсианин вдохнул полный микробов воздух Суррея, он начал умирать. Вы проявили милосердие, Моран. Даровали ему мгновенную смерть.
Челленджер ударил кулаком по открытой ладони, восхищенный.
– Ну конечно!
– К тому времени, как марсиан уничтожит болезнь, они нанесут огромный ущерб тем частям мира, которые не окрашены красным на карте. Британии даже не понадобится захватывать территории силой. Мы можем прибыть на руины как спасатели, предложим отстроиться, дадим помощь сломленным людям. Через несколько месяцев империя удвоится в размере.
Фон Винберг едва сдержался от того, чтобы не отдать профессору честь.
Сэр Джеймс мог получить титул за дело сегодняшней ночи. Лорд Мориарти Марсианский. Он не был патриотом – не больше, чем я, а у меня целый сундук медалей. Если ему удастся провернуть этот трюк, то империя после такого будет принадлежать не Британии или Владу… а нашему повелителю с раздутой головой. Когда Мориарти превратился в вампира, то стал змеей, способной взобраться на самую вершину эволюционной лестницы. Ему не нужно будет сидеть в палате лордов или жить в Букингемском дворце. Он сможет повелевать миром из Королевской обсерватории. Какой большой путь от вычислений на доске или взлома сейфов.
Конечно, мне победа чужими руками казалась низкой. Но тут ничего не попишешь – такое уж у нас главное командование.
Мориарти все просчитал в своей огромной голове. Дракуле придется либо надеть на нее корону, либо отрезать. Профессор заглядывал далеко в будущее – но я увидел проблему, которая вполне могла ускользнуть от его внимания. Он знал, как иметь дело с рациональной расой вроде этих трехглазых идиотов с Марса. Но что насчет парней другого рода?
Что насчет разума маленького, но горячего и непредсказуемого?
– Джеймс, – спросил полковник, – разве марсиане уже не должны выходить?
Мы все посмотрели на космические лодки. Послышался скрежет.
– Видите… – сказал профессор.
Кормы двух свежих цилиндров открывались.
– Мы собираемся принять почетное перемирие, – объяснил сэр Джеймс. – Моран, опустите ваше оружие.
Я неохотно подчинился. Сэмми забрал у меня винтовку и унес ее.
Солдаты отступали, вперед выходили ученые.
В полевую штаб-квартиру отправили известие с просьбой вытащить Пизли и Болсовера[247] из загона ясновидцев, медиумов и астральных путешественников. Кандидатов на замену Паркера под его забавной шляпой. Парней, желающие, чтобы марсианский посланец говорил через них. Их держали в резерве и не говорили, что случилось с грустным маленьким любителем овощей.
Паркера укатили на тележке прочь, пометив на вскрытие, как и останки марсиан. Какой-нибудь выраженный физический признак должен был отвечать за его странный талант дотянуться до иного разума через пространство, но ничего не понять.
Я вспомнил свой первый случай тропической лихорадки. Три недели как из Британии, и ни одной кошки в заначке. Болезнь рухнула на меня тяжелым брезентом. Думал, я обделаюсь до самого чистилища, прежде чем увижу тигра. Но мне стало лучше. А многим и многим нет.
Нет, от этого я не стал сочувствовать марсианам.
Они прилетели разрушать и получили по заслугам.
И все-таки я испытывал определенную гордость.
Одного из них я пристрелил.
Из каждого цилиндра выходила делегация из девяти существ – вся команда корабля, триада триад. Я распознавал Вершины по большим головным мешкам. По Вершине на каждые два Угла. И Вершина Вершин в качестве капитана. Самый крупный из капитанов носил какую-то металлическую ленту вокруг своего кумпола; была эта медицинская скоба из-за чрезмерного развития или же какой-то знак различия, я не мог сказать. Похоже, аксессуаром щеголял наш новый союзник Уштай.
Как только об этом сказал Челленджер, я и сам увидел, насколько трудно марсианам стоять прямо. Их три ноги сгибались под ними. Слизь капала на песок, выделяясь из колышущихся отверстий. Я сразу вспомнил об инспекции при полном параде под полуденным солнцем Мадраса. Каждый год один или два лейтенанта падали в обморок. Как при этом фыркали офицеры, выбившиеся из солдат!
Я бы не удивился, если бы марсиане откинули щупальца, прежде чем лихорадка Уокинга запустила в них крючки.
Профессор был замкнут, а полковник нетерпелив.
Челленджер желал «поговорить» с визитерами. Братья Мориарти были не настолько близки, чтобы подпускать его к пришельцам. Они ожидали следующего переводчика-лампочку – Пизли или Болсовера, того, кто вытянет короткую соломинку. По какой-то причине головному телефону Паркера был нужен «теплый» оператор. Многие вампиры обладали экстрасенсорными способностями, но, похоже, другого качества. Меня не спрашивайте. Я-то предпочитаю честное надувательство, а от него с чтением разумов никакой радости.
Профессор Мориарти руководил операцией негласным способом. Морской министр эффективно превосходит премьер-министра во время военных действий на море. Супостат со звезд делает королевского астронома нашим боевым командиром. Из практических целей профессор говорил не только от лица Британской империи, но и от планеты Земля. Если бы Стент верил в то, что происходит, то, наверное, самовоспламенился бы от зависти.
Один большеголовый, с башкой, взгромоздившейся на худое как щепка тело, смотрел вниз, в ямы, на своих восемнадцать кузенов из совершенно далекой семейной ветви. Мориарти покачивался. Он облизывал тонкие губы. Кажется, своим раздвоенным языком он уже говорил с марсианами.