– Вполне возможно – если они решат, что жертва того стоит, и другого выбора нет.
– Ты утверждаешь, что другие племена собираются убить моего отца? – не выдержал Мовиндьюле.
Все обернулись и удивленно посмотрели на принца, словно забыли о его существовании.
– Мы ничего не знаем наверняка, мой принц, – с неожиданным сочувствием ответил Вэсек.
Мастер Тайн явно решил, что Мовиндьюле есть дело до благополучия отца, и принц усомнился, заслуживает ли тот свою должность.
– Не волнуйся, – успокоил сына Лотиан. – Другие племена не представляют, что такое Искусство. Тогда они даже не мечтали бы о подобных вещах. Дворец Тэлвара охраняется надежно.
– Еду для фэйна проверяет миралиит, – объяснил Вэсек. – На ночь все двери и окна защищаются Искусством, и в эти стены могут войти лишь те, кто проживают во дворце. В ближайшее время я докопаюсь до корней этих слухов, и тогда мы уничтожим виновных.
– Мой фэйн? – подал голос Видар. Как обычно, он явился почти к концу совета. Единственно, зачем он был нужен – передать распоряжение фэйна для Аквилы, если таковое случится. – Совет завершается, и я с вашим сыном…
– Да-да. – Лотиан махнул рукой. – Ступайте.
– С вашего позволения, мой фэйн… – Вэсек вскинул руку, прося внимания. – Если слухи подтвердятся, самым безопасным и мудрым решением будет развеять опасения, которые могут привести к столь решительным действиям. Пусть Видар и дальше уверяет прочие племена, что их голос в Аквиле важен и никто не намерен ничего менять. Это поможет снизить напряженность, пока я не узнаю больше подробностей.
Фэйн согласно кивнул.
– Я сделаю все, что от меня зависит, мой фэйн, – уверил Видар Лотиана.
Видар покинул зал, даже не взглянув на Мовиндьюле, и тому пришлось догонять.
Второе собрание Аквилы, на котором присутствовал Мовиндьюле, вышло еще более скучным, чем первое. Макарета не пришла; он высматривал ее, пока Видар не бросил на него свирепый взгляд. Темой для обсуждения стало вовсе не покушение на фэйна, а осушение земель под чайные поля. Однажды Видару даже пришлось пнуть Мовиндьюле – принц заснул.
В кошмарном сне наемный убийца преследовал его по незнакомой части Тэлвары, что было странно, поскольку ему был знаком каждый дюйм дворца. Злодей уже прикончил отца и теперь гнался по бесконечным коридорам за принцем. Внезапно на него прыгнула огромная тень. Мовиндьюле хотел закричать и не смог, попытался прибегнуть к Искусству и тоже не смог. Он бросился бежать, и тут убийца схватил его за ногу и сжал.
Когда принц очнулся, вскрикнуть его заставила не столько боль от пинка, сколько ужас от кошмара. Независимо от причины результат был катастрофичным. Все в зале замерли и потрясенно уставились на Мовиндьюле. Больше всех удивился Видар: он отшатнулся, открыв рот и вытаращив глаза.
– Не отвлекайся, дурачок! – рявкнул Видар.
Может, Видар и не хотел говорить так громко, однако возглас разнесся по всему залу. К сожалению, прелестная девушка-миралиит с глазами котенка, сидевшая в первом ряду галереи, тоже его услышала. Макарета появилась слишком поздно, чтобы не дать принцу уснуть, и как раз вовремя для того, чтобы стать свидетелем самого большого унижения в его жизни с тех пор, как Изменница не дала принцу прикончить Убийцу Богов.
На этом беды принца не закончились. После заседания Видар принялся его отчитывать. Хотя он делал это не в пример тише, Мовиндьюле волновала вовсе не громкость, а скорость. Ему хотелось нагнать Макарету на выходе и предложить прогуляться вместе до вечерней сходки. Он надеялся узнать, где она живет. Вместо этого приходилось выслушивать лекцию второсортного миралиита.
– Твой отец непременно обо всем узнает, однако тебя должно беспокоить совсем другое! – процедил Видар, и Мовиндьюле понял, кто был тенью из его сна: старший советник с клыками и когтями. – Ты запятнал перед высокочтимым советом не только свою репутацию, но и мою!
Видар шагнул ближе и понизил голос:
– Послушай, маленький засранец, твоему отцу, может, и плевать, какое впечатление ты производишь на окружающих, но я из-за твоего поведения краснеть не собираюсь! Пока ты здесь, делай, что я говорю, то есть, не отвлекайся и следи за своими манерами!
Мовиндьюле опешил, но не настолько, чтобы позволить помыкать собой заурядному миралииту. Все-таки он принц.
– Зачем мне это?
И тогда Видар улыбнулся, став похожим на чудовище из кошмара.
– Политика, мой мальчик. Хотя ты и сын Лотиана, уж поверь, я смогу тебя уничтожить. Я сделаю так, что в столице тебя возненавидят все, включая собственного отца.
– Когда я стану фэйном, я тебя казню!
– Мальчик, мне уже двадцать семь сотен лет. Я до этого просто не доживу. А вот тебе жить всю свою долгую жизнь с запятнанной репутацией. Подумай об этом в следующий раз, когда захочешь меня опозорить.
Мовиндьюле вовсе не хотел позорить старшего советника. Впрочем, сейчас ему нравилось, что он так думает. Старый дурак удалился, оставив воспитанника под огромным куполом с Каратаком и Гилиндорой, плетельщицей корзин.
Мовиндьюле тоже собрался уходить и вдруг заметил, что он не один. Имали все еще сидела на своем центральном кресле, глядя на него противными рыбьими глазами.
– Все пошло не так, верно? – спросила она, сложив руки на коленях. Хотя Имали говорила негромко, купол усиливал ее голос, словно она была миралиитом и использовала магию Искусства.
Мовиндьюле горестно кивнул.
– Видар – болван, – произнесла она так отчетливо, что Мовиндьюле ушам не поверил. – Некоторые стремятся занять здесь место, чтобы служить своим собратьям. Одни воспринимают это как призвание, другие – как долг. Типов вроде Видара привлекают престиж и всеобщее уважение. Только он не понимает, что уважение вовсе не прилагается к должности или к прошлым достижениям. Уважение нужно зарабатывать снова и снова, причем у каждого, кого встречаешь в жизни. Видар урок так и не усвоил и в результате не находит уважения, к которому стремится, даже у мальчишки вроде тебя. Хочет, чтобы ему кланялись, а над ним потешаются.
– Вовсе я не потешался, просто задремал и увидел кошмар…
– Неважно. По его разумению, ты сделал это нарочно. Над ним и так всю жизнь люди смеются. Заметь, умысла в их действиях не больше, чем в твоих. Видар видит лишь то, что ищет, к тому же за двадцать семь сотен лет у него сложились определенные ожидания.
Имали встала и подошла к нему. По пути она бросила взгляд на галерею за головой Мовиндьюле. Принц быстро обернулся, надеясь увидеть Макарету, однако ряды по-прежнему пустовали.
Имали улыбнулась.
– Мовиндьюле, – ласково сказала она, – ты еще молод. Знаю, сам ты думаешь иначе, и все же ты почти дитя. Прошу, не пойми меня превратно. Я считаю, что любому фрэю младше тысячи лет не следует выходить на улицу без опеки. – Она хихикнула. – Тебе опека нужна особенно. Ведь ты – принц. Тебе наследовать Лесной Трон, и если переживешь поединок, то станешь фэйном. Многие желают обладать силой, которую ты однажды обретешь.
– Уж точно не Видар!
– Видар – болван, болваном он и останется.
Мовиндьюле расплылся в улыбке. Ему нравилось, как она отзывается о Видаре.
– Есть и другие, куда более честолюбивые и низменные типы. Просто помни: видимая угроза не столь опасна, как угроза скрытая.
И Имали вышла, оставив принца под взглядами Каратака и Гилиндоры.
Мовиндьюле пришел к Розовому мосту рано и уселся на камень на краю берега, где пролет упирается в землю. Ему здесь нравилось – сидишь, будто коршун на скале. В сумерках виднелись воды Шинары.
Он редко бывал предоставлен самому себе. В ранние годы за ним ухаживала толпа слуг: горничные, няньки, повара, затейники. Чем старше он становился, тем меньше их оставалось. Теперь ему полагался лишь наставник. Вот только первый стал изменником, а Гриндал погиб. Принц ожидал, что отец назначит нового, однако тот не спешил. Мовиндьюле это вполне устраивало. Уроки ему не нравились никогда, гораздо лучше – иметь свободное время, чтобы побыть одному, поразмыслить, пожить своей жизнью.
По реке будто лодочка плыл желтеющий лист, кружась на ветру и скользя по ряби. Наблюдая за ним, Мовиндьюле убедился, что в ничтожном листке скрыта великая истина, потому что на вид он совершенно ничтожен. Все знают, что горы и небеса исполнены величия и достойны любования, но никому не придет в голову любоваться листиком. И все же в нем есть определенная красота, простая красота. Ветер срывает с ветвей и несет прочь от дома бесчисленное множество листьев, и каждый из них уникален, его судьба отличается от судеб собратьев. Неизвестно, что за приключения ждут на реке… Вниз по течению плыли и другие листья, чуть позеленее первого. Глядя, как они проносятся мимо, Мовиндьюле чувствовал себя мудрее и значительнее, поскольку лишь он один постиг глубокий смысл листа, уносящегося вдаль.
Едва стемнело, пришли фрэи. В этом и есть суть тайной сходки. Сперва принц не понял, теперь же проникся. Другие племена относятся к миралиитам с подозрением и ищут повода для мятежа. Открытое собрание стольких миралиитов непременно сочтут угрозой.
Сперва Мовиндьюле не узнал никого, он видел лишь безымянные лица. Многие захватили корзинки с едой. Принц оставался на камне, пока они разливали вино и расстилали одеяла. Некоторые его замечали, и он им улыбался, получая улыбку в ответ. Миралииты сидели и разговаривали между собой, и на краткий миг Мовиндьюле представил их листьями на реке – все уникальны, всех несут сильные течения, которым они не в силах противиться. И тогда он понял, что и сам тоже листок…
При появлении Макареты эта мысль сразу улетучилась. Она пришла не с Эйденом, как предполагал Мовиндьюле, а с двумя миралиитами, которых принц не знал. Вероятно, он видел их на прошлой неделе, хотя воспоминания той ночи были смутными. Он надеялся, что девушка поднимется к нему и побудет с ним наедине. Макарета крутанулась на левой пятке, заметила Мовиндьюле и жестом велела спуститься. Когда он пришел, она тут же протянула ему кубок с вином.