Персефона кивнула.
– Мэйв не была замужем за этим мужчиной.
– Ты знаешь, кто это?
Персефона подтянула к себе колени и оправила подол. Одежда была испорчена, вся в грязи и в крови. Похоже, именно из-за крови Тресса не стала расспрашивать о подробностях гибели Коннигера. Либо же она знала правду.
– Не думаю, что это так уж важно. Все кончено. Они все мертвы.
– Не все, – возразила Сури.
– Что ты имеешь в виду?
– Думаю, ее дочь жива.
– Дочь Мэйв? Нет, Коннигер все выдумал. Дочь Мэйв погибла в лесу, где ее бросили четырнадцать лет… – Персефона умолкла и уставилась на Сури, внезапно догадавшись. – Четырнадцать или чуть больше…
– Или чуть меньше, – закончила за нее Сури. – Отец еще жив? – спросила она, не глядя на Персефону. Девочка продолжала смотреть сквозь пролом в стене.
– Нет. Погиб месяц назад. Коннигер убил его и свалил вину на Бурую.
Сури наконец посмотрела на Персефону. Она погрузилась в раздумья, и татуировки вокруг глаз переплелись.
– Я вышла замуж за Рэглана двадцать лет назад, – сказала Персефона. – За эти годы я принесла мужу троих сыновей. Один умер сразу после рождения. Дункан едва дожил до трех лет. Манн вырос прекрасным юношей, но его отняла у нас Бурая Грин. Дочери у меня не было, хотя я о ней мечтала! Моему мужу боги подарили дочь, а он ее так и не увидел. О ней не знал никто, кроме Рэглана, Коннигера и Мэйв…
В глазах Сури стояли слезы, по щекам Персефоны бежали капли. Минна подняла голову и посмотрела на них так, будто они обе сошли с ума.
Рэйт сидел снаружи домика Роан – одного из немногих в центре далля, который не получил никаких повреждений. В руках он держал сломанный меч отца. По сравнению с клинком Шегона тот выглядел так, будто его выковал ребенок.
– Вот ты где, – подошел к нему Малькольм.
Бывший раб избавился от громоздкого щита, но копье придержал. Он пользовался им как посохом, что отнюдь не делало его похожим на воина. Он сел рядом с Рэйтом, вытянув и скрестив длинные ноги в сандалиях. Вместе друзья разглядывали далль и его жителей, которые как ни в чем не бывало сновали по своим делам, едва оправившись от недавнего катаклизма и несостоявшейся бойни. Одни латали дыру в стене, другие направились к своим огородам, овцам и горшкам. Просто очередной день.
– Что ты с ним сделаешь? – спросил Малькольм, указывая на сломанный меч.
– Не знаю. Носить его с собой глупо. – Рэйт воткнул клинок, с которого все и началось, в землю. – Наверно, следовало оставить его вместе с отцом. Никто бы и не польстился. Кому он нужен?
Малькольм кивнул в знак солидарности, и Рэйт понял, что ему нравится в нем больше всего. Малькольм всегда его понимал или хотя бы с ним соглашался. Вероятно, еще одно следствие долгих лет в рабстве, но Рэйт все равно считал это весомым плюсом.
На противоположной стороне далля Минна лежала возле Сури и Персефоны, беседующих у стены. Всем бы такого преданного друга.
– Чем займешься теперь? – спросил Малькольм.
– Тоже не знаю.
– Приятно видеть, что ты контролируешь ситуацию.
– Понимаешь, все изменилось. – Рэйт посмотрел на торчащий в земле меч. – Я вырос в тени отца. Старался выжить, старался доказать, что чего-то стою. Он был планкой, по которой я мерил себя. Каким бы скверным он ни был, другого у меня нет и не будет.
Малькольм снова кивнул.
– Мы оба плывем без руля и без ветрил.
Рэйт кивнул в ответ и внезапно понял, что в тот день на берегу реки Берн свободу получил не только Малькольм. И оба они не представляли, что теперь с ней делать. Впервые в жизни Рэйт оказался предоставлен самому себе. Он мечтал о свободе, словно о далекой сказочной стране, которой не существует. Случайно попав в Далль-Рэн, он растерялся. Перед ним расстилались сотни возможных дорог и уйма вариантов, вогнавшие его в ступор. Как выяснилось, свобода воздвигает тюрьму куда более крепкую, чем семья или клан.
В своих фантазиях он грезил о таких невероятных богатствах, как теплый дом из бревен, полная зерна житница, что не опустеет до конца зимы, преданная женщина, с которой можно поговорить, колодец с водой, не отдающей металлическим привкусом, и не об одном, сразу о двух теплых одеялах. Сумасшедшие мысли, но таковы уж мечты. Больше Рэйту никто не мешал, и если у него появится план, кто знает – может, все и получится. Впрочем, трудно было отрицать очевидное и не замечать, как изменилась его жизнь. Наверно, план все же имеется, вот только чей?..
– Если ты уйдешь, я отправлюсь с тобой, – заявил Малькольм. – Если останешься, я тоже останусь.
Рэйт удивленно подался вперед.
– Почему?
– Как я понимаю, на данный момент кроме друг друга у нас никого нет. У тебя – ни семьи, ни клана, у меня – тоже. Мы вроде как сами клан, ты и я. И мне наш союз явно на пользу. Если уж на то пошло, я все еще жив, вдобавок обзавелся вот этим чудным копьем. – Он стукнул древком по земле. – Как думаешь, мне позволят оставить его себе?
– После такого броска? Куда они денутся! Кстати, я весьма впечатлен. Ты едва не зашиб принца.
Малькольм смущенно улыбнулся.
– Вообще-то, я целился не в него.
– Серьезно? – Рэйт удивился еще больше. – Ты и хотел промазать?
– Да, вот только я целился футов на пять правее.
– Копье вонзилось в паре дюймов слева от принца!
Малькольм улыбнулся и снова кивнул.
– Все еще впечатлен?
– Еще как! – Рэйт усмехнулся. – Знаешь, если человек использует оружие в бою и выживет, то впредь они связаны и оружие становится его собственностью.
Малькольм поднял взгляд на возвышающееся над ними копье и улыбнулся.
– Пожалуй, стоит дать ему имя. Люди ведь так и делают?
– Иногда.
– Ладно, назову его Нарсирабад.
– Отличное имя, звучит грозно. Это по-фрэйски?
Малькольм кивнул.
– И что оно значит?
Малькольм улыбнулся.
– Меткое.
Рэйт захохотал, и Малькольм к нему присоединился. Смеяться было приятно. Дышать утренним воздухом и чувствовать солнечное тепло тоже. Приятно было просто сидеть рядом с Малькольмом, словно у них нет ни единой заботы. Переживать насчет завтрашнего дня не стоило. Никто не знает, что он принесет – может быть вообще ничего.
– Как думаешь, что мне делать, Малькольм, мой сородич? Ты-то наверняка понял все, о чем они говорили. Я разобрал лишь отдельные фразы, но судя по всему это еще не конец.
– Да, это самое начало, – ответил Малькольм. Он склонил голову набок, сжал губы и крепко задумался. Подтянул колени, потер подбородок. – Столкнувшись с неминуемой гибелью, разумнее от нее убежать, однако для некоторых это входит в привычку. Бегство становится самоцелью и оправданием тому, что ты отказываешься жить нормальной жизнью.
– А что это такое – нормальная жизнь?
– Я всю жизнь был рабом, откуда мне знать? Просто мне думается, что следует хотя бы попытаться это выяснить.
Рэйт снова посмотрел на Персефону. Она плакала и утирала слезы ладонями. Их взгляды встретились, и она смущенно улыбнулась.
– Мы остаемся.
Малькольм проследил за его взглядом.
– Было у меня такое предчувствие. Она тебе нравится?
– Она не такая, как все.
– Все мы разные.
– Скажем так, мне нравится то, чем именно она отличается от других. Один мудрец говорил, что смерти не избегнет никто, вопрос лишь в том, как именно ты от нее бежишь. И если мне придется бежать, я хочу отправиться туда же, куда и она.
Это началось ближе к вечеру.
Мертвых похоронили, самые худшие повреждения подлатали. Люди снова обрели твердую почву под ногами, и когда солнце начало клониться к верхушкам деревьев Серповидного леса, всем стало ясно, что жизнь продолжается. Новость о смерти Коннигера разнеслась по даллю, и его жители поняли, что остались без вождя перед лицом большой угрозы. Сначала они задумались, потом зашептались, и вскоре встал главный вопрос.
Сара, Брин, Дэлвин и Мойя подошли к Персефоне, стоявшей возле воронки посреди далля и гадавшей, что же с ней делать. Если засыпать, то откуда брать землю? Или же лучше соорудить еще один погреб для хранения припасов?
– Мы с ней еще намучаемся, – сказала Персефона, когда они подошли.
Возглавлявшая процессию Сара не ответила. Она просто молча обняла подругу. Роан наблюдала за ними издалека.
– Сеф, что нам теперь делать? – прошептала Сара. – У нас нет ни вождя, ни Щита, ни Хранителя.
Дэлвин кивнул.
– Мы подумали, вдруг у тебя есть какая-нибудь идея? Я к тому, что раньше такого не случалось. Рэглан был вождем сорок лет, до него почти столько же – его отец. Мы всегда… Ну, мы обычно переходили от отца к сыну, но Рэглан погиб, и у Коннигера сыновей нет…
– Дэлвин! – оборвала его Сара. – Именем Великой Праматери! Прояви хоть немного сочувствия!
– Прости, я…
– Ничего страшного, – великодушно улыбнулась Персефона.
– Дело вот в чем, – проговорил Дэлвин, понизив голос, будто собирался сообщить им тайну, – Брин утверждает, что при отсутствии прямого преемника, вроде сына или Щита, Хранительница должна устроить боевой поединок за место вождя. Но Мэйв-то мертва!
– Мы боимся того, что может произойти, – призналась Сара. – Некоторые парни уже примериваются, кто с кем будет драться.
– Она права, – кивнул Дэлвин, соглашаясь с женой. – Без Хранительницы парни вроде сыновей Тоупа или Вэдона разобьются на враждующие кучки. Если ничего не предпримем, можем получить внутриклановую вражду.
– Хватит с нас смертоубийств! – взмолилась Сара. – Крови было предостаточно.
– И Трессу во главе клана мы видеть не хотим! – добавила Мойя.
– А где она? – спросила Персефона.
– У Бергина, – ответила Мойя. – Напивается.
Персефона кивнула.
– Ты знаешь, что нам делать? – спросил Дэлвин.
– Конечно, знаю.
Уверенные слова и обыденный тон их удивили, заставили заулыбаться и вздохнуть с облегчением.
– Пойдемте, я вам все покажу, – сказала Персефона, взяла Сару за руку, подняла копье Мэта и подвела друзей к чертогу. Отпустив Сару, она взошла по ступеням и повернулась лицом к даллю. – Все вы слышали о том, что случилось прошлой ночью, и все вы видели, что случилось сегодня.