– Ты забрал его у эльфа, которого убил?
– Кто такой эльф?
– То же самое, что и фрэй. Только они терпеть не могут, когда их называют эльфами. – Потоп снова указал на меч. – Так он тебе и достался?
Рэйт кивнул.
– Эльфийская бронза. – Потоп скривился и покачал головой, будто меч его оскорбил.
– Лучше оружия у меня не было. Что с ним не так?
Дхерг протянул ему клинок.
– Попробуй, какой он легкий.
– Ну да, именно этим он и хорош.
Потоп закатил глаза.
– Его выковал лентяй! Посмотри на лезвие. Видишь, какого оно цвета? Почти белое.
– И что? – спросил Рэйт, подозревая, что Потоп ищет недостатки там, где их нет.
– Бронзу делают из сплава меди и олова. У олова точка плавления ниже, и его легче расплавить, чем медь. Этот меч легкий, как олово. Поэтому он такой светлый и легкий. Будь в нем больше меди, клинок имел бы золотистый оттенок и был прочнее. Меди… качественной меди мало. Без нее не выковать хорошего клинка, а если она и попадается, то лучше сделать из нее вещь более полезную. К примеру, из черной бронзы вылиты наши самые почитаемые статуи. Она получается при добавлении в медь золота и серебра. – Потоп указал на меч, который Рэйт снова сунул за пояс. – Дешевая побрякушка.
– Зато он разрезал пополам вот что. – Рэйт вытянул из-за спины обломок отцовского меча.
Потоп внимательно осмотрел обломок.
– Откуда он у тебя?
– Семейная реликвия. Якобы его сделал один дхерг.
Потоп нахмурился.
– Бэлгрейглангреанин, если тебя не затруднит.
Рэйт усмехнулся.
– Ты рыгнул?
– Видишь ли, мы не делаем медных мечей со времен Эльфийской Войны. И никто не станет ковать из меди такой длинный меч, потому что он слишком мягкий.
Рэйта не удивило, что семейная реликвия, которую отец любил больше, чем жену, дочь и сыновей, вместе взятых, оказалась негодной поделкой. Он думал, Потоп бросит ему обломок клинка, но дхерг продолжал вертеть рукоятку в маленьких ручках. Он облизнул металл, и на лице его застыло изумление.
– Чего?
– Это же медь!
– Зачем ее облизывать? И так все ясно.
– Чистая медь! Я бы сказал, – он снова лизнул клинок, – меди здесь девяносто пять или девяносто восемь процентов. Я же говорил тебе, медь встречается редко. Почти всю выработали еще во время войны. В наши дни чистая медь ценится выше золота. Сам я не кузнец, но хороший мастер мог бы ее расплавить и выковать несколько превосходных мечей. Гораздо лучше твоей эльфийской игрушки.
Потоп вернул обломок и ушел, оставив Рэйта в задумчивости: возможно, вера отца в ценность своего клинка и не лишена некоторых оснований.
Сразу после того, как Рэйт поел, дождь то ли прекратился, то ли взял очередную передышку. Персефона покинула навес и двинулась вдоль лагеря, обходя коричневые лужи. Рэйт бросил скоблить кроличью шкурку, сунул ее в складки ли-моры и поспешил следом. Далеко Персефона не ушла – только до главных ворот, которые из-за дождя еще не успели починить.
– И куда ты направляешься? – спросил Рэйт.
Персефона посмотрела на него с недоумением.
– Щит не должен сомневаться в действиях своего вождя.
– А вождь не должен удирать от своего Щита. Ты меня избегаешь?
– Нет, совсем нет. – Персефона покачала головой. – Мне нравится, когда ты рядом. Я просто хотела прогуляться, выбраться из шерстяной ловушки. Впрочем, хорошо, что ты здесь. Нам нужно поговорить.
– Серьезно? – Рэйт поднял бровь.
– Да, но это может обождать. Пойдем со мной, немного отвлечемся от происходящего. Ты уже ходил к океану?
– Видел с горы, когда мы прибыли.
Она рассмеялась почти беззаботно. Почти.
– Это не одно и то же. – Персефона протянула руку. – Пойдем, я вас познакомлю.
Персефона провела Рэйта по узкой тропке, вившейся меж скал, к песчаному берегу, заваленному водорослями. Издалека они казались клочьями волос великана, разбросанными как попало. За полосой песка расстилалась серо-голубая плоскость. К земле катились волны – темная рябь разрывала синеву, надвигалась ближе, раскрывала зияющую пасть, показывая белые зубы, и яростно разбивалась о песок. Кипящая пена неслась по берегу, преследуя расхаживающих чаек.
– Какой простор! – воскликнул Рэйт, вглядываясь в бескрайнюю даль.
Персефона кивнула.
– Говорят, океан бесконечен, все тянется и тянется. Это лишь узкий пролив. – Она указала на горизонт. – На той стороне – Кэрик и Нэйт, а если бы ты поплыл вдоль побережья Бэлгрейга, то вошел бы в воды Синего моря.
– Откуда берутся такие большие волны? – спросил Рэйт.
– Их делает морской бог, Эраф. Как считают жители Далль-Тирре, он плещется где-то там. У них со своим богом вовсе не такие отношения, как у нас с Мари. Они не ждут милостей, а боятся его гнева. На прибрежные дома часто обрушиваются сильнейшие шторма, Гнев Эрафа, и только после начала шторма люди понимают, за какие именно прегрешения их постигло наказание.
Глядя на воду и бьющие о берег волны, Рэйт прикинул, что если Эраф на самом деле существует, то он куда больше любого великана и сильнее любого фрэя.
– Пугающе красиво.
Персефона кивнула.
– Совершенно верно. Оттуда мы и пришли. Все рхуны. Ты можешь себе представить, как это было? Гэт из Одеона велел всем взобраться на плавучие бревна и плыть неизвестно куда по бескрайним просторам. Он не знал, чем все закончится, сколько займет времени и есть ли вообще куда плыть.
Они помолчали, думая каждый о своем, потом Персефона сказала:
– Прошлой ночью прибыл Тэган из клана Уоррик и Харкон из Мэлена.
– Я слышал.
– Это последние. Остальные вожди рхунов уже собрались. Совет начнется завтра.
– Тоже слышал.
– Вожди не собирались лет сто… или больше.
– Не все здесь, – заметил Рэйт. – Вэлон и Этен мертвы.
– Нового вождя Нэдака зовут Элвард. От клана осталось всего пятьдесят или шестьдесят человек, в основном мужчины. Они встали лагерем у восточной стены.
– А Дьюрия?
Персефона опустила взгляд.
– Об этом я и хотела поговорить. Я спрашивала у вождей… Других выживших нет, даже в самых дальних деревнях погибли все. Насколько мы можем судить, из клана Дьюрия остался лишь ты.
– Да я счастливчик! – воскликнул Рэйт с большей горечью, чем хотел. Персефона вовсе не была виновата в том, что фрэи уничтожили его клан.
– Наверное, тебе повезло. К тому же другие главы считают тебя вождем Дьюрии.
– И что с того?
– У тебя есть право голоса в выборе кинига. Ты не можешь оставаться моим Щитом. Поэтому я официально освобождаю тебя от должности. Будь ты и вождем, и Щитом, остальные решили бы, что я оказываю на тебя давление. Да и не подходила тебе эта должность. Ты не любишь подчиняться приказам.
– Я не могу быть вождем без клана!
– Что все дьюрийцы мертвы, доподлинно неизвестно. Через месяц или год выжившие могут появиться, и их интересы должен кто-то представлять.
Влажные щеки Персефоны блестели в лучах изредка проглядывающего солнца. Она стояла лицом к морю, закинув руки за голову, и платье реяло на ветру.
Рэйт не выдержал.
– Давно собирался спросить… Много чего произошло с тех пор, как… Я вот о чем: ты не передумала? Пойдем со мной!
– Куда – в Эврлин? – Глаза у нее стали совсем грустные. – Неужели ты до сих пор этого хочешь?
– Послушай! Прежде ты хотела остаться из-за тех, кого считала своей семьей: Сары и Брин, Мойи и Падеры, Гиффорда и Роан. У тебя был дом, за который нужно сражаться, слабость Коннигера угрожала будущему твоего народа. Теперь деревня уничтожена. В Эврлине мы сможем построить что-нибудь новое, что-нибудь хорошее и долговечное. Ты уже убедила вождей собраться вместе и выбрать кинига, Нифрон согласился обучать войска… Свою часть работы ты выполнила. Пусть теперь остальные выполнят свою!
Персефона собралась ответить, но Рэйт еще не закончил.
– Я не имею в виду, что мы должны уйти только вдвоем. Я не прошу бросать тех, кого ты любишь. Бери их с собой! Мы отправимся вместе, Малькольм и Сури тоже. Если уйдем сейчас, у нас хватит времени построить жилье до наступления холодов. Дичи там много, а в реках полно рыбы.
Персефона долго смотрела на него, смущенная, а потом расстроенная.
– Ты же не серьезно! Не могу я уйти. Ведь я отвечаю за многих людей. Весь клан Рэн на меня рассчитывает!
– Уже нет. – Рэйт указал в сторону далля. – За безопасность будет отвечать выбранный киниг. Свою часть обязанностей ты выполнила. Хватит с тебя!
– Нет, не хватит… Да и ты еще не сделал все, что мог. С назначением кинига ничего не заканчивается. Мы, вожди, в ответе за свой народ.
– Нет у меня никакого народа! Сама же сказала. Остался лишь я один, и быть кинигом мне не хочется. Послушай, ты прожила всю свою жизнь в Далль-Рэне, в стороне от войн с гула-рхунами. Ты не представляешь, что нас ожидает. Я тоже не представляю, но понимаю побольше тебя. Если будем воевать, то все погибнем. Если уйдем, то у нас появится шанс. Если выживем, то, может, и сделаем что-нибудь хорошее. Построим дом или целую деревню, которая переживет войну с фрэями хотя бы потому, что они не будут даже догадываться о нашем существовании.
Персефона вскинула руки.
– Ты прав. О войнах мне ничего не известно. Но вот что я тебе скажу: если убежишь от ответственности, то возненавидишь себя и утратишь всякую надежду. Люди должны быть сильнее обстоятельств, и даже один человек в силах изменить очень многое! Людям нужны лидеры, которые в них верят, ведь вера дарует надежду! Когда есть надежда, люди способны на удивительные, невероятные поступки. Между надеждой и отчаянием я всегда выбираю надежду!
– Ни на чем не основанная надежда – это безумие.
– Оснований у меня хватает! Я в нас верю. Я верю, что мы победим, если будем храбрыми и преданными своему делу. Я верю, что люди способны на все, если приложат достаточно усилий.
– Тогда ты веришь в иллюзии.
– Скорее, в мечты. И разве они не достойны веры?.. – Персефона глубоко вздохнула. – Хочешь – уходи. А я остаюсь. Говоришь, у тебя больше нет народа? Открой глаза пошире! Мы все в одной лодке. Мы все один народ. И не важно, из какого ты клана. Пожалуй, тебе стоит поменьше думать о себе и побольше о других!