– Это уже моя забота, – заверила Арион. – Как я говорила, миралиитов учат подходить ко всему творчески. Вряд ли великану нравится сидеть запертым в вашей горе. Я могла бы уменьшить его до размеров мыши, посадить в сумку и отнести домой.
– М-да, но…
– Не испытывай судьбу! Главное, она идет с нами, – вмешалась Персефона.
Мороз кивнул.
Сури посмотрела на волчицу.
– Минна, ты не перестанешь меня любить, если я стану бабочкой?
Волчица подняла голову и облизнула руку Сури.
– Значит, все решено, – сказала Персефона.
– Что решено? – спросила Брин. – Что происходит? Как я стану исполнять обязанности Хранителя, если вы разговариваете на языке, которого я не понимаю?
– Наверное, тебе стоит выучить фрэйский, – заметила Персефона. – Пойдем, расскажу тебе все, пока укладываю вещи.
– Какие вещи? Куда ты собралась?
Дождь нарушил привычный образ жизни под шерстяным навесом.
Даже после того, как он кончился, земля осталась мягкой. Вытоптанная трава превратилась в слякотную жижу, и колья в ней больше не держались. Перетаскивать тяжелые вещи стало невыносимо трудно. Старые тропы забросили, и высота склона стала новым стандартом процветания. Примерно посередине лагеря образовалась широкая и глубокая лужа. Великая Лужа, как прозвали ее жители, вытеснила несколько семей с насиженных мест и разделила лагерь на Восточные и Западные Хляби. Западные Хляби считались более пригодными для жилья, и там-то Хэбет воздвиг покои для Персефоны. Он убедил Уэдона и Брюса-пекаря помочь ему устроить двухкомнатное помещение, в котором они поставили Первый Трон – единственное, что Хэбету удалось спасти из разрушенного чертога.
Персефона туда даже не зашла. Она осталась в Восточных Хлябях среди корзин, груд инструментов и людей, со страхом ждавших нового дождя. Она поступила так вовсе не специально и не из политических соображений. Персефона поселилась в Восточных Хлябях потому, что там жили Брин, Мойя, Падера и Роан. Она не собиралась их покидать. По крайней мере, пока.
– И куда ты собралась? – кричала Мойя на своего вождя, пока та укладывала вещи.
– Через пролив, в Бэлгрейг, – ответила Персефона, засовывая одеяло в мешок. – Если Арион и Сури разберутся с великаном, то я добуду нам оружие для войны. – Она повернулась к Падере. – Как думаешь, там холодно? Брать мне брэкен-мору? – Персефона никогда не бывала в Бэлгрейге. Кто знает, вдруг там вообще снег идет.
– Лучше взять, чем жалеть, что не взяла, – изрекла Падера, сидя на подушках из шерсти и сшивая нечто похожее на мешок.
– Кто еще идет? – спросила Мойя.
– Никто. Ну, может, еще гномы, конечно.
– Только вы втроем и коротышки?! – Мойя воскликнула это таким тоном, будто Персефона с ума сошла. – Как насчет Рэйта? – спросила она у Малькольма, который наполнял бурдюк водой из большого бочонка.
– Мне он ничего не сказал. Он вообще в курсе? Лично я впервые слышу. – Малькольм повернулся к Персефоне. – Если хочешь, я…
– Нет! – выпалила она.
Все уставились на Персефону.
– Ведь он твой Щит! Ему придется идти с тобой, – заметила Мойя.
– Он уже не мой Щит.
– Чего? Когда это случилось? – Мойя уперла руки в бока, словно мать Персефоны. Сходство было бы полным, не носи Мойя на бедре меч, полученный в подарок от Тэкчина. – Как…
– Он не может быть моим Щитом и вождем одновременно, поэтому я освободила его перед началом совета. И не вздумайте ему говорить! Он попытается пойти со мной или понесется вдогонку. А я хочу, чтобы он остался здесь и возглавил кланы. Для этого ему желательно посещать совет; может быть, тогда вожди его уговорят.
– Разве тебе не нужно оставаться здесь? Ведь совет созвала ты. Нельзя удирать, не доведя дело до конца!
– Все решения принимаются Тэганом, Харконом, Липитом и Кругеном – вождями, у которых еще остались кланы. У Рэйта есть люди, но их совсем мало, и все же его голос громче моего. Он – Убийца Богов, я же лишь вдова Рэглана. Мои слова весят не больше дождевых капель. Однако если я смогу достать оружие, причем хорошее, Рэйт передумает и станет кинигом. Если он решится, другие вожди наверняка присягнут ему на верность.
– Как насчет Брин? – спросил Малькольм. – Разве ее ты не возьмешь?
– Нет, я…
– Нельзя упускать такой невероятный шанс! – воскликнул Малькольм. – Не думаю, что хоть кто-нибудь… ну, по крайней мере, ни один человек точно не ступал на земли Бэлгрейга. Без Хранителя тебе не обойтись.
Брин радостно просияла.
– Она должна остаться в лагере. – Персефона указала на девочку. – Чтобы было, кому рассказать об избрании кинига. Это куда важнее.
– Здесь полно других Хранителей, – возразила девочка. – Я узнаю все у них, когда вернусь.
Персефона посмотрела на восторженную Брин и вздохнула.
– Ладно, пусть идет.
Брин подпрыгнула, ухватила свой мешок и принялась запихивать в него вещи. Про куски сланца она тоже не забыла.
– Ты же не потащишь их с собой?
Брин бросила взгляд на три куска камня, словно это был ее любимый щенок.
– Я на них черчу.
– Что ты делаешь?!
– Я рисую на них воспоминания, то есть веду точный учет событий. Роан понимает. И остальные смогут понять. Когда настанет время учить нового Хранителя, он просто посмотрит на таблички и все узнает. Сначала я чертила мелом, но он смазывается, теперь я делаю глубокие царапины.
– Наверное, камни тяжелые.
– Я справлюсь!
Персефона закончила укладывать вещи и поймала насмешливый взгляд Мойи.
– Как насчет Щита? Если ты отпустила Рэйта, то кого возьмешь на его место?
– Никого. Не нужен мне никакой Щит, – заявила Персефона.
– Сеф, ты собралась в чужую страну бороться с великаном… Без защиты не обойтись! Ради Мари, ты должна идти во главе войска!
Персефона насупилась. Мойя говорила точь-в-точь как мать Персефоны, что ее раздражало и удивляло, в то же время заставляя тосковать по ушедшим родителям.
– С нами отправится Арион. Она лучше пятидесяти сильных мужчин.
– Она – фрэя.
– И что?
– Я не могу доверить ей твою защиту.
– Мойя, мы поплывем на корабле в гости к дхергам, в город, в котором я и Брин наверняка будем сидеть, ничего не делая, пока Арион и Сури разбираются с великаном. Брин узнает много нового, а я тем временем буду умирать со скуки.
Мойю ее заверения ничуть не убедили.
– Ну что еще? – не выдержала Персефона. – Мойя, чего ты от меня хочешь?
Мойя хлопнула себя по бедрам.
– Выбора нет! Я иду с вами.
– Ты уходишь? – впервые подала голос Роан, встревожившись.
– Мойя, не глупи, – отрезала Персефона.
– Неужели ты думаешь, что я не смогу тебя защитить? – Мойя выхватила из-за пояса меч. – Меня тренировал Тэкчин! И говорил, что доволен моими успехами. И мне удалось произвести впечатление на всех фрэев!
– Ты уверена, что он говорил именно о боевых навыках, моя дорогая? – осведомилась Падера.
Мойя так и взвилась.
– На что ты намекаешь?!
Все промолчали, Брин с Персефоной едва не расхохотались.
Мойя сверкнула глазами, взмахнула клинком и нанесла впечатляющий удар сверху вниз, затем быстро перекувыркнулась. Вскочив на ноги, она снова взмахнула мечом и остановила лезвие возле самого горла Персефоны, встав в весьма угрожающую позу.
Персефона отскочила назад, едва не упав.
После этого уже никому не хотелось смеяться над Мойей. Девушка сунула клинок в ножны.
– Я иду с тобой!
– Ладно, – вздохнула Персефона.
– И Роан тоже, – добавила Мойя.
Бывшая рабыня, которая сидела на земле, возясь с палкой и веревкой, посмотрела на нее изумленно.
– Чего? Ну уж нет, – воскликнула Персефона. – Это ни в какие ворота не лезет!
– Мы не можем оставить ее одну.
– Мойя, – строго сказала Персефона. – Здесь Роан хорошо. Она вовсе не одна. С ней остаются Падера, Гиффорд и…
Роан всхлипнула.
– В чем дело? – спросила Персефона.
– Я взяла у фрэя одно из его маленький копий, – прошептала Роан едва слышно. – Я просто хотела посмотреть, изучить его, почувствовать, как оно лежит в руке. Я не думала, что… – Она заплакала.
– Роан?!
За нее ответила Мойя.
– Гиффорд узнал и отнес копье фрэям. Сказал, что это он взял. Его избили до крови.
Персефона всплеснула руками и дернулась в сторону того места, где обычно спал Гиффорд.
– Его там нет. – Падера схватила ее за руку.
– Где он? Что с ним? Он поправится?
Старуха медленно поднялась, крякнув от напряжения, и махнула с таким видом, словно ответа не требовалось.
– Гиффорд как черепаха. Быстро бегать не может, но его твердый панцирь так просто не пробьешь. Я уложила его в Западных Хлябях в той комнате с троном, что построил Хэбет. Отдыхает себе в роскоши.
Персефона посмотрела на Мойю, на Роан и на Малькольма.
– Кто сейчас с ним?
– Ему мало что нужно, – заверила Падера. – Кроме отдыха. Потому я и не хочу, чтобы ты его беспокоила.
Персефона кивнула и поглядела на Роан, которая сидела на земле, качаясь взад-вперед. Мойя опустилась с ней рядом.
– Даже представить не могу, что случилось бы с ней, если бы не Гиффорд! Если бы копье вернула она сама…
– Они ведь не стали бы бить женщину? – спросила Персефона.
Мойя оглянулась.
– Хочется верить, что нет, но посмотри, как они обошлись с калекой… Наверно, мы для них чуть ли не животные. И никто не станет обращаться с нами, как с настоящими людьми…
Персефона посмотрела на Роан, вернувшуюся к работе – она привязывала веревку к длинной палке, которая лежала у нее на коленях. Значит, Ивер воспринимал Роан как получеловека. Иначе почему он был с ней так жесток? Она представила, как Роан избивают фрэи – снова избивают за то, что она получеловек.
– Роан, возьми с собой только самое необходимое. Мы ненадолго.
Поселение Верн было построено в несколько ярусов, спускавшихся по каменистому холму от далля к пристани, и напомнило Персефоне торт, который Падера испекла на пятидесятилетие Рэглана. Вместо диких ягод и орешков слои украшали лавки и домики. Большинство из них соорудили из глиняных кирпичей, некоторые были даже двухэтажными. Дома стояли так плотно, что по тесным улочкам и переулкам пришлось идти гуськом. Мороз, Потоп и Дождь мчались впереди, как гончие.