Появление на кораблях тяжелых орудий неизбежно повлекло за собой большие изменения в тактике; да, не сразу, а постепенно – по мере увеличения мощи пушек и качества боеприпасов. Взятие на абордаж и проникновение на хорошо вооруженный корабль стало опасным предприятием, пытаться осуществить которое стоило не раньше ослабления сопротивления его защитников превосходящей мощью пушечного огня. Если, с другой стороны, огонь был настолько подавляющим, что враг мог пойти ко дну или понести серьезный ущерб, то тогда абордаж становился уже не нужен, если только не стояла цель разграбить корабль. Поэтому чаще прибегали к боевым действиям с целью заставить нападающего отступить, а абордаж применяли реже, по крайней мере в официальной войне на море. Капитан боевого корабля стремился обычно находиться вне досягаемости врага, чтобы иметь инициативу и выбор дистанции. Он старался держать врага на траверзе, чтобы дать по нему весь бортовой залп. При боевых действиях флотов подход кораблей в ряд борт о борт, за которым следовала рукопашная схватка, постепенно уступил маневрированию. Как в тактике, так и в конструкции кораблей в новых условиях парусный боевой корабль должен был обладать маневренностью и скоростью наряду с большой прочностью. Главное назначение палубных надстроек как убежищ исчезло, за исключением особых случаев (как с португальскими торговыми судами Ост-Индской компании), и эти надстройки уменьшились до минимума, необходимого для хорошего обзора и достаточного для устройства кают. Пушки между палубами соперничали с грузом за место, в связи с чем стали увеличиваться различия между военным кораблем и торговым, и постепенно появился специальный парусный боевой корабль типа галеона, предназначенный иметь на борту исключительно пушки. Пушки, расположенные вдоль бортов корабля, оказывали сильное давление на дерево; желание нейтрализовать его, наряду с другими причинами, приводило к завалу бортов, их внутреннему уклону от ватерлинии до планширя, который стал характерной чертой боевых кораблей в конце XVI в. и на протяжении всего XVII в. В крайних случаях, особенно на больших испанских кораблях, ширина верхней палубы была всего лишь около половины ширины сечения корпуса корабля в горизонтальной плоскости на уровне ватерлинии, что еще больше увеличивало трудность абордажа и проникновения на судно. Что касается боевого корабля старого образца, галеры, то появление на кораблях тяжелой артиллерии ускорило ее исчезновение для большинства целей использования. Легкая галера явно не годилась для перевозки тяжелых пушек. Даже большие галеры, которые все больше заменяли galeas sotiles в войнах на Средиземном море в XVI в., могли иметь только одну большую пушку или, самое большее, две или три, которые могли стрелять вперед выше носа. «Золотая лань» (Golden Hind) Дрейка, напротив, небольшой корабль и даже не военный изначально, имела, вероятно, батарею из 18 пушек – по семь с каждого борта и четыре на носу. Настоящий парусный военный корабль, такой как Revenge («Месть»), вмещал 30 или 40 пушек. Эта разница в огневой мощи, естественно, была серьезной преградой для держав Средиземноморья, включая и Османскую империю и Испанию, в состав флотов которых на протяжении XVI в. входило большое число галер. Испанцы, вынужденные воевать одновременно и в Средиземном море, и в Атлантическом океане, имели два отдельных флота разных типов. Это было одной из причин, по которой в Атлантике они отставали от англичан и голландцев в техническом развитии в части конструкции кораблей, литья пушек, артиллерийских умений и опыта.
Рассматривая революцию в артиллерийском вооружении в XVI в., как и любую другую революцию, мы должны постараться ничего не преувеличивать или не предвосхищать. Большая пушка получала признание медленно и никогда на протяжении всего века не была в достаточной степени эффективной, чтобы исключать возможность рукопашной схватки. Боевая галера умирала тяжело; лишь после нападения Дрейка на гавань Кадиса в 1587 г. ее слабость была окончательно признана. Весельные суда хорошо несли службу, патрулируя Карибское море в конце XVI в., и сохранялись еще в Средиземном море более века после этого. Одно из двух самых знаменитых морских сражений, в котором участвовали испанские флоты в XVI в., – сражение при Лепанто происходило по традиционному сценарию между двумя противостоявшими друг другу флотами галер; это было почти последнее крупное сражение такого рода. Другое сражение – сражение с Непобедимой армадой – было боевым столкновением или, скорее, чередой таких столкновений между двумя противоборствовавшими флотами парусных кораблей. Оба флота были хорошо вооружены, и их огневая мощь была приблизительно сопоставимой. У испанцев в общей сложности были преимущество в огневой мощи и превосходство в тяжелой артиллерии ближнего действия. Англичане имели превосходство в дальнобойной более легкой артиллерии – кулевринах, а также маневренности, поэтому они предпочли вести бой на расстоянии, на котором тяжелая артиллерия испанцев не могла их достать, а их собственные кулеврины стреляли, хоть и попадая в цель, но не достигали серьезного эффекта. В первых боевых столкновениях в Ла-Манше прозвучали сотни бортовых залпов с пренебрежимо малым уроном для обеих сторон. Лишь позже у Гравелина, когда у испанцев закончились боеприпасы, англичане сумели сократить дистанцию и нанести по-настоящему серьезный урон испанским кораблям.
В конце XVI в. капитан боевого корабля мог рассчитывать потопить или привести в негодность корабль противника артиллерийским огнем, но только в том случае, если у него было явное преимущество в вооружении.
Моряки в эпоху разведывательных исследований имели явное превосходство в вооружении. Корабли, которые принимали участие в первооткрывательских плаваниях, были легко вооружены, но они все же везли с собой некоторое количество пушек, а никакие другие корабли в посещаемых ими водах вообще не имели пушек. Флоты Кабрала и Васко да Гамы в его втором плавании хоть и имели больше оружия, везли лишь небольшие сборные пушки того времени. Каменные ядра, которыми да Гама бомбардировал Каликут, не могли причинить большого ущерба городу, разве что хлипким сараям у воды и случайным прохожим, но моральный эффект, по сообщениям последующих путешественников, был очень большим. Восточные правители поспешили вооружить свои собственные корабли, но у них не было судов, сконструированных и построенных таким образом, чтобы на них могли размещаться пушки; и прежде чем они продвинулись в этом деле вперед, португальцы установили на свои корабли тяжелые литые пушки. Вооруженные таким образом, корабли были неприступными, за исключением внезапных абордажных нападений в гавани, до тех пор, пока не приплыли другие европейцы – голландцы и англичане с более совершенными пушками и на более маневренных кораблях. В Новом Свете и в водах Африки европейские первооткрыватели, конечно, не встретили никаких враждебных боевых судов крупнее выдолбленного каноэ[22]; помимо редких бомбардировок непокорных прибрежных городков, их пушки использовались главным образом для наведения страха или чтобы произвести впечатление.
Развитие морской артиллерии сделало не только европейские корабли более грозными, но и их команды более однородными и, значит, лучше подготовленными к длительным плаваниям. На боевых кораблях в XV в. и большей части XVI в. были две отдельные друг от друга группы людей: группа моряков под командованием морских офицеров – штурмана и его помощников, которые обслуживали корабль; и группа солдат под командованием своих собственных офицеров, которые вели боевые действия. Капитан обычно был военным, хотя и не обязательно это была его профессия. Это мог быть дворянин – искатель приключений. Штурман был техническим специалистом под командованием капитана, стоявшим ниже на общественной лестнице, как это было принято в обществе, где высокое общественное положение все еще сильно соответствовало военной функции. Враждебность местных жителей и соперничество с другими европейцами на раннем этапе разведывательных экспедиций делали необходимостью для кораблей, отправлявшихся к недавно открытым землям, иметь хорошее вооружение, но большое количество солдат, непривычных к морю, создавало массу неудобств в долгом и, возможно, лишенном каких-либо особенных событий плавании, помимо того что они и так переполняли судно. Возможность разделенного командования в плавании, в котором большая часть решений носила скорее морской, нежели военный характер, тоже была чрезвычайно опасной. Чтобы избежать этих опасностей, дворянин-капитан должен был научиться искусству судовождения, чтобы командовать со знанием дела; моряки должны были научиться воевать, подчиняясь дисциплине, а не как пираты в открытом море. Управление кораблями в сражении приобретало свой собственный профессиональный статус и общественный престиж, сравнимые со статусом и престижем, традиционно связываемыми с командованием армиями на суше. Тяжелая артиллерия делала это возможным. Ее использование требовало владения специальной техникой управления кораблем и присутствия офицеров, разбиравшихся и в артиллерии, и в искусстве судовождения. Такие офицеры начали появляться в значительных количествах во второй половине XVI в.; некоторые, как Дрейк, были профессиональными моряками, но большинство из них все еще были дворянами-военными, которые научились воевать в море отчасти у моряков, отчасти на собственном опыте, отчасти благодаря чтению доступных учебников. Теория артиллерийского дела, использующая те же самые математические правила, имела много общего с навигацией. Уильям Борн, например, написал трактаты по обеим этим отраслям знаний, и его книги широко читались. Обращение с самими пушками, вероятно, из-за того, что на это сначала смотрели скорее как на искусство или «таинство», нежели способ ведения боя, было поручено в море морякам, а не солдатам. Когда такой необходимый офицер – канонир – получил признание на борту корабля, он почти всегда был моряком. Так как абордаж как способ ведения боевых действий приобретал все меньшую значимость, стало уменьшаться количество солдат даже на официально подготовленных военных кораблях. С хорошо обслуживаемыми пушками корабль мог грозно проявить себя и без солдат вообще. Все больше нерегулярных военных кораблей вроде тех, с которыми Дрейк совершал налеты в Карибском море и плавал вокруг света, полностью укомплектовывались моряками, за исключением небольшого числа дворян-добровольцев. Некоторые такие добровольцы создавали неприятности, и Дрейку пришлось повесить одного из них на берегу Патагонии. Сам Дрейк – воплощение боевого моряка – провозгласил, что дворянин должен разделять все тяготы плавания с моряками, и тем самым сформулировал важный принцип ведения боевых действий в море. Управление кораблем и обращение с оружием на нем – все это было частью одной сложной операции. Чтобы уверенно плавать в опасных водах, корабль должен быть боевой единицей, а не просто транспортом для перевозки солдат.