Эра великих географических открытий. История европейских морских экспедиций к неизведанным континентам в XV—XVII веках — страница 49 из 91

о он плотно окружил Куско и отрезал город от подкреплений, посланных с побережья. Хуан Писарро погиб во время вылазки. Индейские армии были слишком большими, чтобы вести войну длительное время, ввиду того что в их распоряжении были лишь примитивные транспортные средства, и где-то через шесть месяцев армия Манко начала сокращаться. Но прежде чем Писарро смог воспользоваться этим их ослаблением, из Чили прибыл Альмагро со своим отрядом, зашел Манко в тыл, разгромил его, вошел в Куско и захватил управление городом и провинцией. Начало первой из гражданских войн среди испанцев в Перу положила битва при Лас-Салинасе. Подобно многим случавшимся впоследствии общественным беспорядкам в Перу эта война была конфликтом не только между двумя группировками испанцев, но и между побережьем и горными регионами, между городами Лима и Куско. Лима победила; после длинной череды успехов и неудач Альмагро потерпел поражение в 1538 г. и был казнен братьями Франсиско, Эрнандо и Гонсало. Альмагро был щедрым и популярным лидером, и из-за его смерти братья Писарро нажили себе много врагов. Очередь Франсиско Писарро настала три года спустя. В 1541 г. он был убит в Лиме группой «людей из Чили» (уцелевшими сторонниками Альмагро)[53].

Инка Манко, который после разгрома восстания десять лет жил как правитель в изгнании, вполне мог бы поразмыслить над иронией судьбы, которая выпала завоевателям его народа: небольшие отряды вооруженных грабителей искали друг друга и сражались насмерть в высоченных горах, а империя лежала у их ног и ждала организующей десницы. Смерть Франсиско Писарро послужила сигналом для новой череды гражданских войн среди людей, которые были его помощниками. Вмешалось испанское правительство, но лишь осложнило ситуацию для своих чиновников этой попыткой в 1542–1543 гг. упразднить систему encomienda. Последний упорствовавший в своем неповиновении лидер Гонсало Писарро был схвачен и обезглавлен в 1548 г. Из пяти жестоких и неуправляемых братьев, завоевавших Перу, один Эрнандо выжил в этих войнах, чтобы затем отсидеть 20 лет в тюрьме в Испании. Смерть Гонсало положила конец открытому вооруженному неповиновению, но даже тогда создание эффективной королевской администрации было медленным и трудным процессом. И он не завершился, пока не появился Франсиско де Толедо, организаторский талант которого за двенадцать лет правления (1569–1581) оставил на вице-королевстве Перу неизгладимую бюрократическую печать и который, между прочим, приказал казнить в 1572 г. Инку Тупака Амару – последнего признанного правителя инков[54].

Территория, находившаяся под влиянием испанцев, сильно увеличилась во время гражданских войн. Белалькасар распространил свою власть от Кито на лесистый регион, населенный первобытными племенами, к северу от города Попаяна и за его пределы на изолированные, но заселенные земли строителей городов – народа чибча. Здесь его экспансионистская политика столкнулась с аналогичными устремлениями Гонсало Хименеса де Кесады, который шел маршем на юг с побережья Карибского моря вверх по течению реки Магдалены до населенной саванны в районе Боготы. В этом случае лидеры двух отрядов, приблизительно равных по силам, договорились о разделе территории. Санта-Фе-де-Богота со временем стала столицей испанского вице-королевства Новая Гранада. Белалькасар, который добавил новый прием к методам завоевания (он гнал большое стадо свиней вместе с армией, которые были источником продовольствия в походе и ценным новшеством в этой стране), стал губернатором Попаяна. Гонсало Писарро тоже возглавил чрезвычайно тяжелую экспедицию, отправившуюся из Кито через бескрайние джунгли на восточном склоне Анд. Члены его экспедиции, неожиданно вышедшие к реке Напо в тот момент, когда они заблудились и голодали, построили в конце 1541 г. из деревьев на берегу бригантину и четыре каноэ, вторую бригантину построили позже, чтобы исследовать реку и искать деревни и пищу. Именно на этих судах в 1542 г. Франсиско де Орельяна с горсткой спутников (57 испанцев, в том числе 2 монаха), не имея возможности вернуться, поскольку это было бы невозможно против мощного течения, проплыл по всей Амазонке до самого ее устья. Тем временем вслед за Альмагро, ходившим на разведку в Чили, далеко на юг дошел Педро де Вальдивия (имея 150 солдат и 1000 индейцев-носильщиков), который в 1541 г. основал город Сантьяго. Завоевание Вальдивии было необычным по двум причинам. После смерти Писарро он остался без хозяина и стал одним из немногих губернаторов в Индиях, выбранных домовладельцами Сантьяго, как Кортес был «выбран» в Веракрусе. Не найдя золота и никакой оседлой индейской культуры, он основал из испанцев небольшую, но крепкую сельскохозяйственную общину в одной из самых красивых и плодородных долин в мире[55].

Деяния Кортеса, Писарро и им подобных привлекали внимание и их современников, и историков из-за их яркого, фантастического успеха. Они завоевали населенные провинции, основали города, нашли продуктивные серебряные рудники – рудник Потоси́ был открыт в 1545 г., Сакатекас – в 1548 г. Однако следует помнить, что самая большая часть обеих Америк в те времена не была ни населенной, ни продуктивной. Испанские исследователи пересекали огромные территории; как завоеватели они не добились успеха, так как не нашли ничего, что они сочли бы ценным. В XVI в. большая часть знаний о территориях, которые в настоящее время являются югом Соединенных Штатов, например, была получена благодаря двум экспедициям – экспедиции Эрнандо де Сото (600–900 солдат и 200–350 лошадей), которая в 1539–1541 гг. (позже до 1543 г. дело умершего Сото продолжил Л. Москосо) проводила исследования к северу от залива Тампа во Флориде до Аппалачей и на запад до Миссисипи, и экспедиция Франсиско Васкеса Коронадо. В 1540 г. Коронадо с отрядом 1000 человек отправился в путь на северо-запад к реке Хила, левому притоку реки Колорадо, его отряды открыли Большой каньон, обследовали огромные территории, в том числе бескрайние прерии к западу от Миссисипи, и сообщили об огромных стадах «коров» и первобытных людях, паразитировавших на них, «живших как арабы». Эти экспедиции сильно расширили географические знания, но не прибавили ничего ни к благосостоянию, ни к репутации тех, кто принимал в них участие. Это же относится и к тем людям, которые первыми исследовали Калифорнийский залив и Сиболу – pueblos Нью-Мексико (Касас-де-Вака) – или поднимались вверх по течению рек Гвианы в поисках Эльдорадо, или открыли путь, которым позднее стали широко пользоваться контрабандисты, вверх по рекам Ла-Плате и Парагвай до Верхнего Перу. Раны, болезни, смерть и разочарование – такова была участь огромного большинства этих вечных оптимистов.

Правление конкистадоров было полно ссор и не продлилось долго. Они приплыли в Америку на свои собственные средства, перенесли огромные трудности, рисковали своими жизнями и состояниями, не полагаясь на помощь своего правительства на родине, которой не было. Многие из них с нетерпением ожидали, когда смогут уйти в отставку и жить на пенсию. Предоставленные сами себе, они, вероятно, поселились бы в свободных общинах на феодальных условиях, которые уже были анахронизмами в Испании, эксплуатировали бы индейцев, как диктовала необходимость момента, и на словах выражали бы свою преданность короне и больше ничего. Правители Испании ни на минуту не собирались позволить такому положению вещей сохраняться. В конце XV – начале XVI в. корона с большим кровопролитием, понеся большие расходы, подрезала крылья крупным феодальным семьям, рыцарским орденам и привилегированным местным корпорациям. Растущий абсолютизм королевской власти не мог допустить появления новой феодальной аристократии за морем. Отдельные лидеры, вроде Кортеса, Писарро, Белалькасара и Нуньо де Гусмана, если им и удавалось избежать смерти от клинков своих соперников, вскоре по большей части оказывались смещенными королевскими ставленниками. Юристы и священнослужители приняли у них бразды правления империей; крупные фермеры-скотоводы, горнозаводчики и торговцы из Севильи, работавшие на экспорт, эксплуатировали ее богатства. Великий век конкистадоров закончился, когда главные заселенные районы стали считаться безопасными. Им там больше нечего было делать. Леса и пустые прерии им были не по вкусу. Некоторым удалось обосноваться как encomenderos, стать скотоводами или горняками; другие встретили насильственную смерть; третьи, как Берналь Диас (прожил более 100 лет), продолжили жить в безвестности и бедности в Америке; четвертые, как Кортес, вернулись в Испанию со своими выигрышами и провели последние годы жизни в скучном уединении. Очень немногим из них корона доверила сколько-нибудь реальную административную власть. Они были сделаны не из того теста, из которого сделаны чиновники.

Глава 11Торговля в Атлантике и пиратство

Первооткрывательский бизнес в XV – начале XVI в. был космополитичным, если не интернациональным, по своему характеру. Монархи в эпоху Возрождения покровительствовали исследователям и картографам наравне с художниками или ювелирами, не придавая большого значения их национальности. Исследователи со своей стороны опирались на общий фонд картографических знаний, опыта морских плаваний и географических предположений, а рынок, жаждущий карт и книг по географическим темам, гарантировал, что знания о новых открытиях быстро распространятся по всей Европе. Однако, когда открытия или некоторые из них начали обещать значительные барыши, вновь заявил о себе политический и экономический национализм. Знания об открытиях могли неизбежно стать всеобщим достоянием, но торговля, возникшая как следствие этих открытий, всегда, насколько это было осуществимо, являлась государственной монополией в соответствии с экономической теорией того времени, которая тесно связывала внешнюю торговлю с войной как инструментом реализации национальной политики. В XVI в. развились две крупномасштабные океанские торговли – западная торговля Испании и восточная торговля Португалии; обе они были национальными по своему характеру, подчинялись государственному регулированию и охранялись военно-морскими силами. Во многом исследовательская активность других государств в этом веке подогревалась надеждой разрушить или обойти одну из этих двух монополий.