Крестоносная традиция португальцев, бескомпромиссная ортодоксальность и энергия их миссионеров сильно препятствовали их коммерческим и дипломатическим усилиям. В регионе, где ислам был главенствующей религией, быстро распространявшейся и среди индусского населения, и среди язычников, португальцы часто заранее уже вызывали к себе религиозную враждебность в местах, где их интересам самую лучшую службу сослужили бы торговые договора. Так обстояли дела, в частности, на Яве – огромном острове, расположенном в политическом и торговом центре всего архипелага. Старая индусская империя Маджапахит, которая когда-то охватывала большую часть архипелага, давно уже начала распадаться, и к началу XVI в. индуизм ограничивался только островами Ява и Бали. В первые 30 лет этого века несколько мусульманских правителей, занимавшихся торговлей, обосновались на северном побережье Явы в Бантаме, Джакарте, Сурабае и других портовых городах. Эти султаны-мореходы очень враждебно относились к португальцам – завоевателям Малакки; им было разрешено торговать только в Бантаме, да и то не раньше 1545 г. Морской путь вдоль побережья Явы стал настолько опасным, что в XVI в. португальцы даже периодически направляли свои торговые суда, курсировавшие между Тернате и Малаккой, к северу от Борнео (Калимантана), смирив свою гордость и заключая для этой цели договоры с султаном Брунея. Султаны с севера острова Ява эффективно мешали любому контакту между португальцами и индуистскими правителями из центральных регионов Явы, власть которых близилась к закату. В конечном счете, приблизительно в середине века, королевство в центре острова приняло ислам[71], что имело неожиданные политические последствия: была создана новая жизнеспособная исламизиро-ванная империя в центре Явы под названием Матарам, которая начала ряд захватнических войн против правителей прибрежных султанатов. Это дало португальцам шанс: так как Матарам было исключительно сухопутным государством, не занимавшимся морской торговлей, португальцы могли оказывать помощь его правителям в борьбе с прибрежными городами и в случае успеха могли с помощью договора обеспечить себе монополию на яванскую торговлю. Они действительно нанесли ряд морских поражений прибрежным султанам, которым с суши уже угрожало государство Матарам. Однако португальцы не были достаточно сильны, чтобы решительно вмешаться, и были слишком настроены против ислама, чтобы заключить постоянный действенный союз с таким стремившимся распространять ислам государством, как Матарам. В конечном счете не португальцы, а голландцы извлекли для себя пользу из этой возможности.
Положение португальцев в Ост-Индии всегда было непрочным. Они не были значительной территориальной державой, и их политическое и религиозное влияние было сравнительно мало. С другой стороны, их корабли были грозными по местным меркам; большинство индонезийских государств в то или иное время искали у португальцев военной помощи, и их морская торговля оставалась успешной и прибыльной еще и в XVII в. Своим длительным коммерческим успехом португальцы были обязаны не только силе своего оружия на море, но и протяженности и разнообразию своих предприятий. Их корабли ходили на Востоке везде. В запутанных и постоянно изменяющихся отношениях катастрофу в одном месте обычно уравновешивала неожиданная удача в другом. Товары со многих островов свозили для перевалки в португальские гавани на Малабарском берегу; прибыли от торговли многими товарами поддерживали вульгарное великолепие «Золотого Гоа».
Гоа был большим и хорошо защищенным городом, колонией, имевшей определенную значимость, и сильной военно-морской базой. Он поддерживал постоянную связь с Европой и был главным – единственным важным – восточным терминалом прямой морской торговли пряностями с Западной Европой. Уж здесь-то имперская власть португальцев казалась непоколебимой. Однако эта власть была ограниченной. Как в Индонезии было много источников пряностей, так и в Индии существовало много портов для перевалки товаров, над которыми португальцы были не властны. Им так и не удалось установить монополию, как планировал Албукерки. В Индии, как и в Индонезии, они были лишь одной из территориальных и коммерческих держав, конкурировавшей среди многих. Более того, в течение XVI в. баланс сил в Индии изменился не в их пользу.
Когда Албукерки взял Гоа, власть мусульманских султанатов в Центральной Индии была уравновешена властью Вид-жаянагарской империи – грозного и сказочно богатого индуистского царства на юге, территории которого простирались от реки Кистна (Кришна) до мыса Коморин. После смерти в 1529 г. Кришны Райи для этого царства наступил период постепенного упадка. Наконец оно потерпело военное поражение и было расчленено союзом мусульманских султанатов в Центральной Индии, в который входили султанаты Биджапур, Ахмад нагар, Голконда и Бидар. Битва при Тал икоте в 1565 г. ознаменовала конец царства Виджаянагар как мощной политической силы и безоговорочно поставила мусульманских владык во главе почти всей Центральной и Южной Индии. Одним из неизбежных результатов этой победы мусульман была договоренность между султанами изгнать португальцев с Гоа и других прибрежных крепостей. Нападение на Гоа началось в 1569 г.; его оборона в 1570 г. от численно превосходивших сил противника была одним из самых великих подвигов в истории Португалии, принесшим вице-королю Луису де Атайде славу одного из величайших воинов своего времени. Господство на море – единственном пути, по которому могла прийти помощь, – спасло португальские гарнизоны от уничтожения, но лишь спустя два года после этого ожесточенного сражения султаны оставили свои попытки захватить Гоа.
Тем временем на севере Индии происходили еще более важные события. В то время когда португальцы прибыли в Индию, Делийский султанат, находившийся под властью афганской династии, вступил в период народных волнений и упадка, и индусские раджпутские принцы отчасти вернули себе свою былую власть; но в 1525 г. новое вторжение восстановило главенство ислама. Захватчиком был Бабур – потомок Тимура по отцовской линии и Чингизид по материнской. Бабур пришел в Индию с небольшой армией, состоявшей из среднеазиатских конников и – важное и решающее новшество – батареи пушек. Он завладел Делийским султанатом после двух крупных сражений. В 1526 г. при Панипате он разгромил армию султаната, а в 1527 г. в при Кхануа сломил раджпутскую конфедерацию. Бабур был основателем или повторным основателем империи, которую европейцы ошибочно называли империей Великих Моголов и которая была самым могущественным государством в Индии под управлением талантливых и энергичных князей. Могольские императоры были уроженцами Индии не более, чем португальцы. Они были родом из Центральной Азии; их родным языком был тюркский язык, а официальным и литературным языком при дворе – персидский (фарси). Они были мусульманами, но со временем стали терпимо относиться к подданным-индусам.
Так как Моголы были исключительно сухопутными воинами, а португальцы сражались на море, то первые контакты между ними были косвенными. Они начались в результате попыток преемника Бабура Хумаюна распространить свою власть на независимые мусульманские султанаты на севере Индии, в частности приморское государство Гуджарат, которое в то время находилось в состоянии хронических беспорядков и гражданской войны. Под угрозой вторжения Моголов правитель Гуджарата попросил португальцев о помощи, и в 1535 г. португальцы в обмен на обещание оказать военную помощь (которое они так и не выполнили) получили место для склада и крепости на острове Диу и другие территориальные уступки. Вскоре после этого Хумаюн прекратил свои военные действия, но португальцы остались на Диу и отразили все попытки султана Гуджарата выдворить их с острова. После Гоа Диу стал одной из самых важных морских баз португальцев в Индии.
Преемником Хумаюна (который в 1540–1555 гг. временно терял трон Великих Моголов) на троне Моголов в 1556 г. стал Акбар – величайший представитель своего рода и один из самых замечательных монархов всех времен. Такой сильный правитель явно не смирился бы с наличием источника постоянных беспорядков в Гуджарате. Оценив к этому времени силу, которой обладали Моголы, португальцы отказались вступать в какие-либо союзы против Акбара. Вероятно, источником постоянного раздражения для Акбара был тот факт, что имеющие важное значение гавани вроде Диу и Бассейна (Васаи) находятся в руках чужеземных купцов, но он сразу понял, что португальцев невозможно выдворить без помощи флота, которого у Моголов никогда не было. Поэтому когда Акбар привел Гуджарат к повиновению в 1572–1573 гг., он вступил в учтивые отношения с португальцами и оставил в покое их товарные склады. В 1578 г. посол Португалии получил аккредитацию при дворе Акбара, а в 1580 г. первая миссия иезуитов посетила столицу империи Великих Моголов. Что характерно, Акбара интересовали все религии, и, как Хубилай-хан в XIII в., он был склонен дать возможность христианам изложить свои взгляды. В этом, однако, он оказался одинок. Португальцы не могли рассчитывать на терпимость после смерти Акабара его преемников. Их собственная традиция Крестовых походов не давала им возможности долгое время поддерживать нормальные, цивилизованные отношения с мусульманским государством.
Когда Васко да Гама впервые прибыл в Каликут, и правитель города спросил его, что он ищет, тот якобы коротко ответил: «Христиан и пряности». В Южной Индии было, конечно, немало христиан-несториан. Последователи да Гамы даже путали индуистов с христианами; по крайней мере, они были готовы считать всех немусульман потенциальными христианами. Так как крестоносное рвение да Гамы, Албукерки и им подобных приняло форму торговой и религиозной войны с исламом и так как в то время, когда они прибыли сюда, борьба между индуистами и мусульманами на юге Индии еще не увенчалась никаким результатом, удивительно, что португальцы не приложили более существенные усилия к тому, чтобы прийти к пониманию с индусскими общинами. Однако, ведя дела с этими общинами, они проявили отсутствие гибкости, что помешало Португалии обрести достойных доверия союзников в лице соседних правителей или верных подданных из числа жителей своих собственных портовых городов. Кастовая система, например, была для них загадкой. Даже Албукерки, обычно щепетильный в таких вопросах, однажды попросил раджу Кочина перевести некоторых людей низшей касты, которые помогали португальцам, в более высокую касту и обиделся на отказ раджи. Мысль о том, что решение таких вопросов не было во власти правителя, видимо, так и не пришла ему в голову. Понятия браминов о церемониальном очищении постоянно вызывали проблемы.