Глава 17Миграции и расселение
Эпоха разведывательных исследований была периодом открытий и развития не только торговли, но и миграции в таком масштабе, которого Европа не знала со времен «темных веков» раннего Средневековья; это была миграция целых общин – мужчин, женщин и детей, а также животных и культурных растений. Миграция, по крайней мере изначально, происходила по морю, и ее волны в основном шли с востока на запад через Атлантику. Европейцев, отправившихся в Западную Африку или на Восток, было мало, и они были в основном временными жителями там; это была всего лишь горстка торговых посредников, несколько отрядов солдат, отправленных служить в разбросанных там факториях и фортах. Их влияние на огромное оседлое население Востока в XVI–XVII вв. было очень мало. Даже в настоящей колонии-поселении на мысе Доброй Надежды население на протяжении долгого времени было очень невелико. С другой стороны, в Америках вся этнографическая картина, равно как и экономическая и социальная структура, радикально изменились благодаря иммиграции из Старого Света.
Трансатлантических эмигрантов можно разделить на три большие группы. Первая по времени волна эмигрантов состояла из людей из Юго-Западной Европы, в основном испанцев, которые поселились в Вест-Индии, Центральной Америке, Мексике и в высокогорных регионах с их побережьем в Южной Америке. В большинстве своем они предпочитали регионы, уже имевшие аграрное население, что было вполне естественным, так как они планировали жить плодами сельскохозяйственного труда местных жителей, обращать их в христиан и в какой-то степени европеизировать. Они стали привилегированной кастой. Их число было значительным; постоянный приток через Атлантику составлял, наверное, одну-две тысячи человек в год на протяжении большей части XVI в.[78] – вполне достаточно, чтобы посеять страх перед депопуляцией в самой Испании. Для народов Америк вторжение переселенцев было огромной демографической катастрофой. На большинстве Антильских островов местное население стало быстро убывать под давлением агрессивной чужеземной культуры с ее болезнями и животными. Индейцы не могли адаптироваться к жизни бок о бок с европейцами и не могли отступить, как пришлось сделать равнинным индейцам века спустя вместе с сокращающимися стадами бизонов; им некуда было деваться. Через век индейцы на Антильских островах вымерли, и новое общество иммигрантов из Старого Света заняло их место. На мексиканских материковых землях за завоеванием тоже последовала депопуляция – неуклонное сокращение численности населения на протяжении XVI в., перемежающееся резкими падениями из-за эпидемий. Однако оседлые народы Центральной Мексики были более цивилизованными, стойкими и легко приспосабливающимися; у них было больше свободного пространства. После завоевания у них начали происходить небольшие миграционные процессы. Численность населения долин сокращалась быстрее, чем на высокогорьях, – обстоятельство, возможно, объясняемое завезенной малярией, но которое тоже может указывать на миграцию. В 1530-х гг. значительное количество людей, говоривших на языке науатль, мигрировало с центрального плато, которое заполонили овцы, появившиеся там вслед за армией Нуньо де Гусмана, на редко населенные горные земли тихоокеанских провинций. Другие группы населения ушли в полупустынные регионы на севере. За подробное исследование перемещения населения в Андах Южной Америки никто еще не брался, но имеющиеся скудные данные наводят на мысль об аналогичной картине и там – о быстрой депопуляции и местной миграции в более отдаленные районы. Во всех заселенных материковых провинциях сокращение численности населения было всеобъемлющим и катастрофическим, но нигде – полным. В XVII в. численность населения начала восстанавливаться, но некоторые регионы, особенно на побережье, постоянно оставались безлюдными, а растущее население в большинстве мест было не чистокровно индейским, а смешанным. Среди европейцев-иммигрантов было больше мужчин, чем женщин. Многие испанцы брали себе индианок в жены или сожительницы. Численность метисов выросла и во многих частях Америк превысила численность и европейцев, и индейцев. За исключением юга Южной Америки, где аборигенное население было редким и примитивным, большинство стран современной Латинской Америки населяют в основном люди смешанной крови.
Второй большой поток эмигрантов состоял из людей с Северо-Запада Европы, главным образом англичан, которые селились на Наветренных островах Малых Антильских островов и Атлантическом побережье Североамериканского континента. Эти регионы были либо необитаемы, как Барбадос[79], либо имели редкое и примитивное население, жившее за счет простейшей обработки почвы, охоты и рыболовства. Коренные народы не могли и не хотели ни работать на фермах и плантациях, ни платить дань для обеспечения пропитанием вторгшихся «господ»; а незваные гости не были особенно заинтересованы в обращении индейцев в христианство. Среди колонистов Новой Англии действительно было много таких, которые эмигрировали по религиозным мотивам, и в их число входили религиозные предводители, глубоко убежденные в своей вере и обладавшие большой духовной властью. Однако они покинули Англию как инакомыслящие, не согласные с вероучением официальной церкви, а не как миссионеры. Они стремились обрести место и свободу, чтобы создать свою церковь и отправлять религиозные обряды так, как они считали правильным, без вмешательства со стороны королевских или епископальных властей. С этой целью удаленные и редко населенные местности были для них явным преимуществом. Создав свою церковь на целинных землях, они больше заботились о защите ее новой и тяжело завоеванной ортодоксальности со строгой дисциплиной, нежели о распространении ее влияния. Некоторые группы инакомыслящих – квакеры, например – проявили некоторый интерес к тому, чтобы нести Евангелие индейцам, но сами квакеры получили в Массачусетсе твердый, но вежливый отказ. В целом церковнослужение в Новой Англии носило скорее оборонительный, нежели экспансионистский характер. В Виргинии, где англиканская церковь была создана по знакомому английскому образцу, иммигранты демонстрировали аналогичное равнодушие к возможности миссионерской деятельности. На самом деле обращение индейцев в христиан было бы там невозможно ввиду отсутствия обученных священнослужителей. Североамериканский индеец к тому же был малоперспективным неофитом. Даже в Канаде, где французские иезуиты прилагали энергичные усилия к обращению их в христиан, а в некоторых случаях принимали страшную мученическую смерть, долговременные результаты их деятельности по пропаганде Евангелия были весьма малы.
Основатели английской Америки селились как рыбаки, торговцы, фермеры, плантаторы, производившие урожай для собственного потребления и в некоторых местах – товарные культуры на экспорт обычно в сравнительно небольших количествах. Они создавали сообщества, которые в первопроходческих условиях были неизбежно однородными и сплоченными. Это не означает, разумеется, что их общество было в современном понимании этого слова эгалитарным. С собой они привезли известные различия между дворянином и механиком, землевладельцем и крестьянином, хозяином и слугой. Однако предводители колонистов с самого начала понимали, что должны набирать себе рабочие руки из среды своих соотечественников или, по крайней мере, других европейцев, должны открывать возможности перед иммигрантами, имевшими на родине свои усадьбы, перед людьми, стремившимися иметь свой земельный участок, и безработными. Это им удалось выполнить главным образом посредством составления контрактов с отрывным дубликатом. Поток мигрантов из Северной Европы в Америку в XVII в. хоть и был лишь тонкой струйкой по сравнению с массовым притоком в последующие века, но важной и продолжительной. В период между 1643 г. и концом века население Массачусетса выросло приблизительно с 16 тысяч человек до около 60 тысяч, Коннектикута – с 5 с половиной тысяч до более 20 тысяч, Виргинии – с 15 до 60 тысяч человек. Новый Амстердам (Нью-Йорк) на момент захвата англичанами имел на всей своей территории всего 7 тысяч европейцев, а в конце века там проживали уже почти 20 тысяч. Общее население английских материковых колоний в конце века составляло около 200 тысяч человек. Французское население на материке, как мы уже видели, было гораздо меньше, хотя численность coureur des bois колебалась в широких пределах и оказывала влияние, непропорциональное своей величине.
Самая поразительная миграция из Северной Европы происходила на внешние острова Вест-Индии в 1630—1640-х гг. Иммигранты, которым посулили бесплатные участки земли на очень легких условиях, стекались на эти острова, привлеченные плодородными землями и прибылями, которые можно было получить, выращивая табак, индиго и хлопок. Растениеводство и животноводство, как и в материковых колониях, здесь не были широко развиты. Плантаторы рассчитывали на рабочие руки своих служащих по контракту, которые приезжали большими толпами в надежде обзавестись собственной землей по истечении срока контракта. В 1640 г. население Барбадоса сравнялось по численности с населением Виргинии и Массачусетса, вместе взятых: более 30 тысяч человек или 200 человек на квадратную милю, что по меркам XVII в. было сильной перенаселенностью. На острове Сен-Китс в том же году население составило 20 тысяч человек. Общество Барбадоса и северной части Малых Антильских островов в середине XVII в., как и общество Виргинии и Массачусетса, было европейским обществом, перенесенным в Новый Свет. Однако, в отличие от Массачусетса и Виргинии, оно не сумело сохранить свою однородность. Переключение с табака на сахар в середине века внесло резкое изменение в миграцию. Сахар нельзя было производить понемногу. Нужен был значительный капитал, чтобы поставить сахарный заводик, а плантация при практичном ведении хозяйства должна была быть достаточно большой, чтобы постоянно снабжать заводик сахарным тростником на протяжении всего сезона урожая. Успешные сахарные плантаторы, жаждавшие заполучить к