Что-то ударилось в деревянную дверь, запертую на простую медную защелку.
Роан ритмично нажимала на педаль устройства, похожего на прялку, колесо которого вращало рукав из мягкой ткани. Закончив, она вытащила из-за пояса тряпку, протерла меч, потом поднесла к свету горна и удовлетворенно кивнула. Протерев клинок еще раз, девушка обернула его в ткань, чтобы не оставались следы пальцев, и вручила Рэйту.
– Мой лучший меч, – сказала она.
Длинный, блестящий, из черного металла, меч был великолепен. Роан превзошла саму себя. Не просто оружие, а настоящее произведение искусства.
Все в кузнице смотрели на Рэйта, а Рэйт – на меч.
Мне не суждено владеть этим клинком. Я держу в руках свою смерть.
– Я… – голос Роан дрогнул.
Она закусила губу и заплакала.
– Потрясающе, – сказал ей Рэйт. – Ничего лучше в жизни не видел. Спасибо.
Девушка, рыдая, отошла в угол и уселась на пол, подтянув колени к груди. В тот момент Рэйт понял очевидное: мечи, щиты и доспехи, созданные Роан, помогали ей держаться. Работа была ее отдушиной, ее внутренним миром, ее убежищем, но этот клинок стал последним, а война уже на пороге.
Рэйт взвесил меч в руке: тяжелый, отлично сбалансированный, великолепный. Он повернул клинок, и на его лице отразился отсвет пламени.
Из-за двери снова раздались крики.
– Помогите! Помогите! – отчаянно звал кто-то.
«Обещай мне, Рэйт, – вспомнились ему слова матери. Ее голос дрожал, с каждым выдохом с ее губ срывалось облачко пара. – Обещай, что сделаешь что-нибудь хорошее. Обещай, что проживешь достойную жизнь».
Он приблизился к Сури. Девочка сидела на полу, скрестив ноги, так же, как когда-то в Далль-Рэне, только вместо старого красного плаща на ней длинная ассика, как у благородной фрэи, а тело и волосы чисто вымыты.
– Наверное, я уже не успею научиться жонглировать, – попытался пошутить Рэйт.
Сури залилась слезами.
– Прости, – со вздохом сказал он. – Как это действует? Я буду помнить, кто я такой и кем я был? У меня останутся воспоминания?
– Не знаю, – всхлипнула Сури. – Минна… – Она шмыгнула носом. – Это была уже не Минна… но я чувствовала, что в драконе осталась ее частичка.
– А меч? Ты убьешь им меня, после того как я расправлюсь с фрэями?
– Я убью тебя в самом начале. Честно говоря, я не знаю, сколько от тебя останется в драконе. Может, вообще ничего. Возможно, в прошлый раз я сама вложила в заклинание, что Гиларэбривн должен быть похожим на Минну. Меч разрубит плетение. Если какая-то часть тебя останется, он освободит ее.
– И что мне теперь делать?
Сури взяла меч у него из рук.
– Ложись.
Рэйт лег, и девочка приставила сверкающий клинок к его груди.
– Разве на нем не нужно написать мое имя?
– Да, но… – Сури плотно сжала губы и зажмурилась, словно от мучительной боли. – Когда Минна погибла, у меня не было меча, поэтому ее дух, вырвавшийся из тела, запечатлел ее имя во мне. Когда твой дух покинет тело, он пройдет сквозь меч и оставит на нем твое имя. Ты напишешь его сам, используя язык сотворения.
Рэйт кивнул.
Сильный удар едва не сорвал дверь с петель.
– Времени не осталось. Они вот-вот ворвутся сюда! – срывающимся голосом крикнул Потоп.
– Нет, – тихо и спокойно ответила Сури. – Дверь не откроется, пока я не разрешу. – Она взглянула на Рэйта. – А когда откроется… они об этом пожалеют. – Девочка провела по клинку ладонью. – Такая красота создана для ужасного дела. – Она содрогнулась и закрыла лицо руками.
– Уж и не знаю, кому будет больнее, – произнес Рэйт, – тебе или мне.
Сури посмотрела ему прямо в глаза. По ее щекам текли слезы.
– Мне, – серьезно промолвила она. – Ты… ты ничего не почувствуешь. А я почувствую. – На лезвие меча упала слезинка. – Я буду чувствовать это каждый день. Каждый день, до конца жизни, я буду видеть твои глаза, так же, как вижу глаза Минны. У нее были голубые глаза, ярко-голубые.
– Я хочу, чтобы ты знала: мне нечего терять, – попытался утешить ее Рэйт. – В каком-то смысле ты оказываешь мне услугу. Если, конечно, от этого тебе станет легче.
– Не станет, – прошептала Сури.
Персефона села на постели и, поудобнее прислонив подушку к резному изголовью, прислушалась к звукам сражения. От взрывов Кайп сотрясался так, что полог над головой ходил ходуном. В правой руке она держала кинжал – подарок Роан, а левой судорожно сжимала одеяло.
Ей было страшно. Скоро все закончится.
В любой момент в покои может ворваться какой-нибудь фрэй, похожий на Нифрона. Так говорил ей разум, а воображение рисовало клыкастых чудищ с горящими глазами и острыми когтями. Как рэйо, только гораздо больше размером.
Крики, вопли, топот – и наконец свершилось. Дверь распахнулась. Персефона отшатнулась и едва не закричала от ужаса.
– Они прошли арочный мост, – тяжело дыша, прохрипела Мойя.
Ее лицо блестело от пота. В левой руке она держала лук, на правом плече висел колчан со стрелами. За ней шли Брин и Падера. Старуха проковыляла в комнату с неизменной угрюмой гримасой. Заплаканная Брин была сама не своя от ужаса.
– Идите сюда! – махнула им Персефона.
Брин подбежала к ней и крепко обняла, девушка вся дрожала.
Падера уселась на край кровати и, сняв сандалию, почесала ногу.
Мойя встала у двери и наложила стрелу на тетиву, держа еще четыре между пальцами правой руки и пять в левой.
– Что происходит? – спросила Персефона.
– Мосты закончены. Армия эльфов перешла ущелье, – объяснила Брин.
– Они ворвались внезапно, – добавила Мойя. – Сотни воинов, прекрасных и ужасных, в золоченых доспехах и синих плащах. За ними налетел смерч, а потом пришли великаны. Их невозможно остановить.
Бум!
– Они уже здесь, выбивают бронзовые ворота. Тэган и Харкон с горсткой людей пытаются их задержать. С ними Гэвин Киллиан и Бергин.
Услышав их имена, Персефона вспомнила родной дом. Совсем другая жизнь, хотя с тех пор прошел всего год. Перед ее мысленным взором предстали каменный стол и статуя Мари рядом с чертогом. Она вспомнила летние ярмарки, где Бергин разливал медовуху, ячменный эль и клубничное вино, и темные зимние ночи, когда все собирались в чертоге вокруг очага и Гэвин рассказывал страшные истории, а Хэбет от страха подкладывал в огонь больше дров, чем требовалось. Тот мир канул в прошлое, и даже воспоминания о нем потускнели и стерлись.
«Я пришла рассказать вождю, что мы все умрем», – сообщила тогда Сури, так легко и непринужденно.
Ее отрешенность всегда сбивала Персефону с толку.
– Кто именно умрет?
– Мы все.
– Кто – мы? Ты и я?
– Да. Ты, я, смешной дурачок у ворот – все мы.
Тогда Персефона подумала, что девочка просто хочет выклянчить еду. Она была уверена, что Сури лжет. Только Сури не лгала. Единственное, в чем мистик ошиблась, – что у них есть надежда и если попросить совета у дерева, оно поможет. Персефона сделала все, что велела Магда, но ей не удалось спасти свой народ.
Сури права. Мы все умрем. Ты, я, старая карга, юная девушка. Все, кто снаружи. Вообще все.
Рэйт сказал правду: людям не победить. Но в одном он ошибался: даже если бы Персефона точно знала, чем это закончится, она все равно бы осталась.
Смерть неизбежна. Каждый проводит дни, покупая невоплощенные мечты. Я поставила на кон свою жизнь ради надежды. Не ради себя, а ради тех, кто будет после меня.
Кайп содрогнулся от крыши до фундамента. Со стропил посыпалась пыль. Золотой кубок в гостиной упал с каминной полки и со звоном покатился по полу.
– Мне так страшно. – Брин крепко обняла Персефону. – Как думаешь, будет больно?
– Нет, дитя, – ответила Падера. – Фрэи не находят удовольствия в убийстве.
– Да, точно, – поддержала ее Персефона, хотя и сомневалась, что это правда. Вряд ли Падера много знает о фрэях. – Все будет быстро, и мы снова встретим твоих маму и папу, Манна, Рэглана…
– Мелвина и моих мальчиков, – добавила старуха. – Я так давно их не видела.
– И Мэйв? – с надеждой спросила Брин.
Персефона кивнула и убрала волосы с ее лба.
– Вэдона, Холлимана, Киллианов… – принялась перечислять Мойя, словно боялась кого-то позабыть.
– И Арию. – Персефона взглянула на Падеру, и та улыбнулась.
«И Рэйта, – подумала Персефона. – Неужели мы правда всех их встретим?»
Дверь отворилась, и Мойя натянула лук.
– Это Нифрон! – предостерегающе крикнула Брин.
В покои вошел предводитель галантов. Его сопровождало полдюжины людей, а также Ворат, Эрес, Григор и Тэкчин.
– Запереть дверь! – скомандовал Нифрон.
Тэган и Тэкчин внесли в спальню Харкона. Вождь клана Мэлен был тяжело ранен. Из глубокой раны на голове текла кровь, заливая ему глаза. В крови были все, включая Тэкчина.
– Ты?.. – спросила его Мойя.
Тот обнял ее и крепко поцеловал.
– Нет, – ответил фрэй, и в его голосе прозвучало разочарование, граничащее с отвращением к себе.
– Они нам здорово помогли, – пришел ему на выручку Тэган. – Извиняйте, госпожа киниг, я позаимствую у вас кое-что, – и он отрезал мечом полосу от одной из простыней.
– Бери все, если нужно. – У Персефоны забилось сердце.
При виде крови она поняла – ее кошмары стали явью.
– Бинты вон на том столе, – указала Падера. – Иголка и нитка там же.
Тэган огляделся.
– Дай сюда! – рявкнул Харкон, забрал у Тэгана кусок простыни и принялся вытирать лицо.
– Потом красоту наведешь, – прорычал Тэган, отобрал у Харкона тряпицу и прижал к ране. – Надо заткнуть в тебе дырку, а то ты все здесь зальешь.
В спальню заглянул Григор.
– Явился наконец, – проворчала Падера.
Великан ухмыльнулся.
– А где Тэш? – Брин взяла со стола бинты и передала их Тэгану.
– Не знаю, – ответил тот. – Он был с нами. Когда ворота слетели с петель, мы побежали. Я по сторонам не смотрел.
– Фрэи спасли нас, – сказал Харкон, прижимая тряпку к голове, пока Брин и Тэган обматывали его бинтами. – Встали у тех на пути и дали нам время, чтобы…