– Седло! – выдохнул он. – Нет, вы только представьте себе, я дубил кожи для седла дракона, и в этом седле сидел настоящий Всадник! И не какой-нибудь, а наш Всадник, из Карвахолла! Тот, который в итоге свергнет проклятого тирана Гальбаторикса! Ах, если б меня мог видеть сейчас мой отец! – И Гедрик, притопывая ногами, исполнил на месте вдохновенную джигу. Потом с той же широченной улыбкой поклонился Эрагону и поспешил обратно на луг, где тут же принялся пересказывать свою удивительную историю односельчанам.
Желая поскорее ускользнуть, пока те не набросились на него с вопросами, Эрагон нырнул в проход между палатками, страшно довольный собственным поступком. «Пусть извлечение золота из земли и отняло у меня какое-то количество сил, – думал он, – зато долг свой я отдал сполна».
Добравшись до восточного края лагеря, он подошел к одной из палаток и постучал по крепежному шесту, прося разрешения войти.
Полог палатки резко хлопнул; оттуда высунулась Хелен, жена Джоада. Стоя в проеме, она смерила Эрагона холодным взглядом:
– Ты, я полагаю, с ним пришел поговорить?
– Если он дома. – Эрагон прекрасно знал, что Джоад дома, потому что мог читать его мысли столь же отчетливо, как и мысли Хелен.
На мгновение ему показалось, что она сейчас скажет, что мужа нет дома, однако она, пожав плечами, пропустила его внутрь.
Джоад сидел возле лежанки, служившей ему постелью, но даже одеяла на ней не было видно, так она была завалена всевозможными свитками, книгами и листками бумаги. Тонкая прядь волос свисала Джоаду на лоб, повторяя изгибы страшного шрама, тянувшегося от макушки к левому виску.
– Эрагон! – радостно вскричал он, и его напряженно-сосредоточенное лицо разом просветлело. – Входи, входи, рад тебя видеть! – Он пожал Эрагону руку и пододвинул к нему табурет. – Вот, садись, а я устроюсь на кровати. Нет, нет, ты гость. Может, хочешь перекусить или выпить? Насуада выдает нам дополнительные продукты, так что не думай, что из-за тебя нам голодать придется. Это, конечно, довольно жалкое угощение по сравнению с тем, чем мы могли угостить тебя в Тирме, но, с другой стороны, кто же, идя на войну, рассчитывает есть от пуза? Никто, даже сам король!
– Я бы с удовольствием выпил чаю, – сказал Эрагон.
– Чаю с печеньем. – Джоад посмотрел на Хелен.
Подхватив с земли чайник, она прижала его к бедру, поднесла к соску бурдюка, висевшего в дальнем конце палатки, и нажала на бурдюк. Струйка воды, дребезжа, полилась в чайник, и Хелен чуть прижала сосок, уменьшая струю. При этом вид у нее был крайне недовольный, словно она была занята какой-то чрезвычайно неприятной работой, а тонюсенькая струйка воды все дребезжала, не в силах наполнить сосуд хотя бы до половины; эти звуки, казалось, кого угодно могли свести с ума.
Извиняющаяся улыбка скользнула по лицу Джоада. Он молча уставился на какой-то листок бумаги, лежавший возле его колена. А Эрагон принялся старательно изучать морщинку на стенке палатки.
Барабанная дробь падающих капель продолжалась еще минуты три.
Когда чайник наконец наполнился, Хелен перевесила изрядно опустевший бурдюк на центральный шест и вихрем вылетела из палатки.
Эрагон, приподняв бровь, посмотрел на Джоада.
Тот развел руками:
– Мое положение среди варденов не столь высоко, как она надеялась, и за это она винит меня. Она согласилась вместе со мной покинуть Тирм, ожидая – во всяком случае, мне так кажется, – что Насуада тут же введет меня в высший круг своих советников, или подарит мне земли и богатства, достойные лорда, или еще каким-то экстравагантным способом отблагодарит меня за помощь в краже яйца Сапфиры, случившейся много лет назад. Но на что Хелен совсем уж не рассчитывала, так это на заурядную жизнь простого воина: на то, что жить придется в палатке, самим готовить себе пищу, самим стирать одежду и так далее. И не то чтобы богатство и высокое положение – единственное, что ее заботит, но ты должен понять: она ведь родилась в одном из богатейших семейств Тирма, занимавшихся морской торговлей; да и сам я большую часть нашей совместной жизни был отнюдь не таким уж неуспешным купцом. Она совершенно не привыкла к подобным лишениям, ее трудно заставить сразу примириться с нашей теперешней жизнью. – Джоад тяжело вздохнул. – Я-то надеялся, что это приключение – если оно заслуживает такого романтического названия – немного сузит те трещины, которые в последние годы пролегли между нами, но, как всегда, ничто на свете не бывает так просто, как кажется с первого взгляда.
– А тебе самому не кажется, что варденам следовало бы проявить по отношению к тебе больше внимания? – спросил Эрагон.
– Ко мне самому – нет. А вот к Хелен… – Джоад колебался. – Я хочу, чтобы она была счастлива. А мне вполне достаточным вознаграждением было то, что я живым спасся из Гиллида, когда нас с Бромом атаковал Морзан на своем драконе. Кроме того, вознаграждением мне служило понимание того, что я помог нанести сильнейший удар по армии Гальбаторикса, а потом сумел вернуться к прежней своей жизни и продолжал при этом помогать варденам; а еще я был вознагражден браком с Хелен. Таковы мои награды, и я более чем доволен ими. Все сомнения, которые у меня еще были, улетучились в ту секунду, когда я увидел Сапфиру, вылетающую из тучи дыма над Пылающими Равнинами. Я не знаю, впрочем, как мне теперь быть с Хелен… Однако я забываюсь: это отнюдь не твои заботы, и мне не следует перекладывать свои проблемы на тебя.
Эрагон коснулся одного из свитков кончиком пальца и спросил:
– Тогда скажи, зачем здесь столько бумаг? Ты что же, переписчиком стал?
Этот вопрос развеселил Джоада.
– Вряд ли, – сказал он, – хотя моя работа порой столь же монотонна и трудоемка. Поскольку именно я обнаружил тайный проход в замок Гальбаторикса в Урубаене и мне удалось взять с собой кое-какие редкие книги из моей библиотеки в Тирме, Насуада поручила мне поискать такие же слабые места в других крупных городах Империи. Если бы я смог найти хотя бы упоминание о каком-нибудь туннеле, который, например, ведет под стены Драс-Леоны, это могло бы спасти для нас немало человеческих жизней.
– И где же ты ищешь сведения об этом?
– Везде, где только могу. – Джоад отбросил назад надоедливую прядь волос, постоянно падавшую ему на лоб. – В исторических и религиозных трактатах; в легендах и мифах; в эпических поэмах и песнях; в хрониках, составленных Всадниками, учеными, магами, странниками, сумасшедшими; в дневниках разных полузабытых правителей и военачальников, которые могли иметь доступ к подобным вещам или просто знать о некоем тайном проходе, или потайном механизме, открывающем туда двери, или о чем-то еще в этом роде. Любые сведения такого рода были бы нам на пользу. Количество материала, который я должен просмотреть, поистине огромно, ибо всем этим городам Алагейзии уже много веков, а некоторые из них были основаны еще до появления здесь расы людей.
– Так ты, может, и в самом деле что-нибудь найдешь?
– Нет, не «может», а наверняка! Вот только никогда нельзя надеяться, что именно тебе непременно выпадает удача, если раскапываешь тайны прошлого. Впрочем, я еще вполне могу кое-что успеть, ибо у меня нет сомнений: то, что я ищу, действительно существует, причем в каждом из этих городов. Все они слишком древние; в таких городах всегда имелись дополнительные потайные ходы, позволявшие незаметно проникать внутрь крепости и выходить за ее пределы. Но вот в чем вопрос: сохранились ли записи, в которых об этом говорится, и можно ли эти записи раздобыть? Люди, которые знают о потайных люках, ходах, ловушках и тому подобном, обычно не имеют привычки болтать об этом. – Джоад взял ворох бумаг, лежавших рядом с ним на лежанке, поднес их к самому носу, затем пренебрежительно фыркнул и отшвырнул бумаги. – Я пытаюсь разгадать загадки, выдуманные людьми, которые не хотели, чтобы эти загадки можно было разгадать.
Они с Эрагоном продолжали беседовать и о других, менее важных вещах, когда в палатке вновь появилась Хелен, неся три кружки исходящего паром красноватого чая. Приняв от нее кружку, Эрагон заметил, что гнев женщины несколько улегся, и даже подумал, уж не подслушивала ли она снаружи, когда Джоад говорил о ней. Она подала Джоаду его кружку и откуда-то из-за спины Эрагона извлекла жестяную тарелку с плоским печеньем и маленький глиняный горшочек с медом. Затем она отошла от них на несколько шагов и прислонилась к центральному шесту, дуя на горячий чай.
Следуя правилам приличия, Джоад подождал, пока Эрагон возьмет с тарелки печенье и надкусит его, и только потом спросил:
– Скажи, Эрагон, чему я обязан твоим, столь приятным мне, визитом? Если не ошибаюсь, ты ведь не просто так ко мне заглянул?
Эрагон маленькими глотками пил чай.
– Помнишь, после сражения на Пылающих Равнинах я обещал, что расскажу тебе, как умер Бром? – сказал он. – Вот для этого я и пришел.
Джоад резко побледнел, и Эрагон, заметив это, поспешно прибавил:
– Но это совсем не обязательно! И если сейчас ты не хочешь говорить об этом…
Явно совершив над собой усилие, Джоад покачал головой:
– Нет, я хочу. Ты просто застал меня немного врасплох.
Поскольку Джоад не попросил Хелен выйти, Эрагон все-таки не был до конца уверен, что ему следует продолжать, но потом решил, что это не важно, если Хелен или кто-либо еще услышит его рассказ. Медленно, но уверенно он принялся рассказывать обо всех тех событиях, которые случились с ним и с Бромом после того, как они покинули дом Джоада. Он описал встречу с отрядом ургалов, поиски раззаков в Драс-Леоне, засаду, которую раззаки устроили им, когда они вышли из этого города, и то, как один из раззаков ранил Брома кинжалом, пытаясь спастись от Муртага, пришедшего на помощь Эрагону и Брому.
В горле у Эрагона стоял комок, когда он рассказывал о последних часах Брома, о той холодной гробнице, которую он вырубил для него в скале из песчаника, о том ощущении беспомощности, которое охватило его, когда он увидел, что Бром уходит, что в воздухе уже висит запах смерти; рассказал он и о после