Когда Сапфира подрастает и становится уже больше самого Эрагона, в селении появляются чужаки, похожие на двух жутких чёрных жуков. Это раззаки. Они ищут тот самый синий камень, который на самом деле был яйцом Сапфиры. Сапфира испугана; она уносит Эрагона далеко в горы Спайна, и ему лишь с трудом удаётся убедить её вернуться. Однако к этому времени его родной дом уже сожжён раззаками, ферма уничтожена, а израненного Гэрроу он находит под обломками: раззаки явно пытали его.
Вскоре после этого Гэрроу умирает, и Эрагон даёт клятву выследить и убить раззаков. К Эрагону присоединяется Бром, который знает о существовании Сапфиры и имеет свои личные причины отправиться с ним в это опасное путешествие. Получив согласие Эрагона, Бром дарит ему меч Заррок, который некогда принадлежал одному из Всадников, но отказывается рассказать, откуда у него этот меч.
За время долгих скитаний Эрагон многому учится у Брома, в том числе фехтованию и искусству владения магией. Вскоре след раззаков теряется, и Бром предлагает Эрагону посетить город Тирм, где живёт его старый друг Джоад: он надеется, что Джоад сможет подсказать им, как обнаружить логово раззаков.
В Тирме Эрагон знакомится с весьма эксцентричной колдуньей и травницей Анжелой, которая предсказывает ему будущее. Она говорит, что великие силы будут соревноваться друг с другом за возможность управлять его, Эрагона, судьбой; что у него будет долгий роман с некоей высокорожденной дамой; что однажды ему придётся покинуть Алагейзию, чтобы никогда уже не вернуться назад; что его предаст кто-то из ближайших родственников. Приятель Анжелы, кот-оборотень Солембум, тоже даёт ему несколько советов. Затем Эрагон, Бром и Сапфира отправляются в Драс-Леону, где надеются отыскать раззаков.
Бром наконец признается Эрагону, что является агентом варденов — повстанческой группировки, борющейся за свержение Гальбаторикса, — и говорит, что скрывался в Карвахолле, родном селении Эрагона, ожидая, когда появится новый Всадник. Бром также объясняет, что двадцать лет назад он вместе с Джоадом выкрал у Гальбаторикса яйцо Сапфиры. Во время похищения Бром убил Морзана, первого и последнего из Проклятых. Теперь на свете осталось всего два драконьих яйца, и оба они хранятся у Гальбаторикса.
Неподалёку от Драс-Леоны раззаки устраивают Эрагону и его спутникам засаду, и Бром, защищая Эрагона, получает смертельное ранение. Раззаков отгоняет прочь загадочный молодой человек по имени Муртаг, который говорит, что тоже давно их преследует. На следующую ночь Бром умирает, но перед смертью признается Эрагону, что когда-то и он был Всадником, а его погибшего в бою дракона тоже звали Сапфира. Эрагон хоронит Брома, построив ему надгробие из простого песчаника, но Сапфира превращает это надгробие в алмазный саркофаг.
Лишившись Брома, Эрагон и Сапфира решают присоединиться к варденам. Однако в городе Гиллиде им страшно не везёт: Эрагон попадает в плен к ужасному шейду Дурзе, который является правой рукой самого Гальбаторикса. С помощью Муртага Эрагону удаётся бежать из тюрьмы, прихватив с собой ещё одну пленницу — эльфийку Арью, доведённую пытками до беспамятства. К этому времени Эрагон и Муртаг становятся настоящими друзьями.
Между Эрагоном и Арьей устанавливается мысленная связь, и эльфийка рассказывает, что именно она возила яйцо Сапфиры от эльфов к варденам и обратно в надежде, что дракон проклюнется для кого-то из их детей. Однако во время последней такой поездки она попала в засаду, устроенную Дурзой, и была вынуждена с помощью магии отослать яйцо далеко в горы, где его и нашёл Эрагон. Арья серьёзно ранена и истерзана пытками, ей незамедлительно требуется помощь варденов, и она мысленно объясняет Эрагону, как отыскать тайное убежище повстанцев. Эрагон и его друзья в страшной спешке умудряются преодолеть за восемь дней почти четыре сотни миль, преследуемые отрядом ургалов, которые устраивают им засаду близ высоких Беорских гор.
Муртаг, который упорно не хочет присоединяться к варденам, вынужден рассказать Эрагону, что Морзан — его отец, однако же сам он осуждает деяния отца и даже отказался от покровительства Гальбаторикса и бежал из его дворца, желая самостоятельно выбирать свой жизненный путь. Он показывает Эрагону огромный шрам на спине — этот след оставил меч Морзана, когда сам Муртаг был ещё ребёнком. Итак, Эрагон узнает, что его меч некогда принадлежал отцу Муртага, который предал Всадников, выдал их Гальбаториксу и убил многих своих братьев по ордену.
В тот момент, когда ургалы, устроившие засаду Эрагону и его друзьям, уже готовы были напасть на них, неожиданно, будто прямо из скалы, появляются вардены и спасают их. Оказывается, тайный лагерь мятежников располагается внутри огромной полой горы Фартхен Дур — десять миль в высоту и десять в поперечнике. Там же, в горе, находится и столица гномов Тронжхайм. В Фартхен Дуре Эрагона отводят к предводителю варденов Аджихаду, а Муртага сажают в темницу, зная о его кровном родстве с Морзаном. Аджихад многое объясняет Эрагону, в том числе то, что вардены, эльфы и гномы договорились, что, когда появится новый Всадник, его (или её) сперва будет воспитывать Бром, а затем — эльфы, ибо только они смогут дать ему необходимые знания и умения. И теперь Эрагону нужно решать, следовать ли этим путём.
Эрагон знакомится с королём гномов Хротгаром и дочерью Аджихада Насуадой; его подвергают особой, «мысленной», проверке Двойники, двое лысых и весьма неприятных колдунов, находящихся на службе у Аджихада; он тренируется в фехтовании с выздоровевшей Арьей и снова встречается с Анжелой и Солембумом, которые присоединились к варденам. Эрагон и Сапфира также благословляют одну девочку-сиротку из числа варденов.
Внезапно приходят вести о том, что по прорытым гномами тоннелям к городу приближается армия ургалов. Разгорается сражение, во время которого Эрагон разлучается с Сапфирой и вынужден в одиночку сражаться с шейдом Дурзой. Дурза, будучи гораздо сильнее любого из людей, легко берет верх над Эрагоном и наносит ему мечом страшную рану на спине — от плеча до бедра. И в это мгновение Арья и Сапфира проламывают крышу парадного зала Тронжхайма — гигантский Звёздный Сапфир в шестьдесят футов в поперечнике — и отвлекают Дурзу настолько, что Эрагон успевает нанести шейду смертельный удар прямо в сердце. Освободившись от чар, которыми Дурза сдерживал их, ургалы тут же отступают назад, в подземные тоннели.
Лёжа в беспамятстве после битвы, Эрагон вступает в мысленную связь с неким существом, которое называет себя Тогира Иконока, «изувеченный, но целостный». Он предлагает Эрагону ответить на все его вопросы и говорит, что искать его нужно в Эллесиере, столице эльфийского королевства.
Когда Эрагон приходит в себя, он обнаруживает, что, несмотря на все старания Анжелы, на спине у него остался огромный безобразный шрам, почти такой же, как у Муртага. И в ужасе понимает, что ему удалось поразить Дурзу исключительно благодаря случайному везению. После чего твёрдо решает ехать учиться у эльфов и непременно отыскать этого Тогиру Иконоку. Ибо суровая Судьба уже спешит ему навстречу — по всей земле слышны первые отзвуки грядущей войны; близится время, когда Эрагону придётся сделать решительный шаг и встретиться лицом к лицу со своим единственным настоящим врагом — королём Гальбаториксом.
ДВОЙНАЯ БЕДА
«Песни мёртвых — это плач живых» — так думал Эрагон, перешагивая через скрюченные, изрубленные тела ургалов и слушая причитания женщин, которые выносили убитых с обильно политой кровью земли Фартхен Дура. Сапфира шла рядом, стараясь не наступать на мертвецов; голубая сверкающая чешуя драконихи была, казалось, единственным, что испускало свет во мраке, царившем внутри полой горы.
Три дня миновало с тех пор, как вардены и гномы сразились с ургалами за обладание Тронжхаймом, невероятным городом, построенным гномами внутри горы, в самом сердце Фартхен Дура, но поле брани все ещё хранило следы ужасного побоища. Мёртвых оказалось так много, что не хватало сил похоронить их всех вовремя. В отдалении, за стеной Фартхен Дура, пылал огромный костёр — там сжигали убитых ургалов. Ни посмертных почестей, ни места упокоения врагам жители города-крепости не предоставили.
С тех пор как Эрагон пришёл в себя и обнаружил, что рана его заботливо перевязана Анжелой, он три раза пытался помочь себе с помощью магии. Но каждый раз его прямо-таки оглушала ужасная боль, которая взрывалась, похоже, где-то в позвоночнике. Целители поили его всякими отварами и снадобьями. Арья и Анжела говорили, что рана его почти затянулась, да и сам он порой чувствовал себя совершенно здоровым, хотя боли по-прежнему возникали регулярно. Ничем не сумела ему помочь и Сапфира; она лишь старалась разделить эту боль с ним благодаря их постоянной и прочной мысленной связи.
Эрагон провёл ладонью по лицу и посмотрел на звезды, что виднелись в жерле старого гигантского вулкана. Свет их застилал жирный дым от погребального костра. Три дня. Целых три дня прошло с тех пор, как он убил Дурзу! И вот уже три дня люди называют его Губителем Шейдов — с тех пор, как гибнущее сознание колдуна перестало терзать его душу и его разум и плоть спас Тогира Иконока, таинственный мудрец, «изувеченный, но целостный». Эрагон никому, кроме Сапфиры, не рассказывал об их мысленной связи. После сражения с проклятым Дурзой и теми тёмными силами, которым подчинялся шейд, Эрагон сильно изменился, но и сам ещё не понял — к лучшему или к худшему. Сейчас же он чувствовал себя необычайно хрупким; ему казалось, что любое внезапное потрясение способно совершенно выбить его из колеи, замутнить сознание и ослабить плоть.
На поле брани он пришёл, подчиняясь болезненному желанию собственными глазами увидеть последствия сражения. Но там царили лишь смерть и разложение, порождая в душе тревогу и ужас, а ещё ощущение славной победы, которое, как это представлял себе Эрагон, вспоминая старинные героические песни и легенды, он должен был бы испытывать.
Если бы несколько месяцев тому назад его дядя, Гэрроу, не погиб страшной смертью от руки раззаков, та ненависть и жестокость, которую проявили сражавшиеся с ургалами люди и гномы — и Эрагон видел все это в бою собственными глазами, — могла бы свести его с ума. Он и сейчас прямо-таки онемел, когда его глазам представилась страшная картина: заваленное изуродованными трупами поле боя. Сапфира подсказала ему, что единственный способ не утратить разум, когда вокруг столько ужаса и боли, — это что-то делать. Ибо Эрагон уже начинал сомневаться в том, что жизнь обладает неким неотъемлемым смыслом: слишком страшна была сейчас земля Фартхен Дура, заваленная оторванными конечностями и настолько пропитавшаяся кровью, что даже грубые башмаки промокли насквозь. Его охватывала дрожь, когда он вспоминал, как куллы — гигантские рогатые ургалы — разрывали людей и гномов на части. «Если в битве и есть некое благородство, — думал Эрагон, — то оно в том, чтобы защитить слабых от беды и смерти».