Роран стиснул зубы — боль в раненом плече возобновилась с новой силой. Он даже глаза закрыл. «Надеюсь, что и Слоана эти твари съедят, как беднягу Квимби, — думал он. — Что ж, так ему и надо, предателю!» Роран поносил мясника последними словами.
Но даже если предположить, что он все же покинет Карвахолл, то где искать этих раззаков? Кто знает, где они живут? «Кто осмелится сообщить мне хоть какие-то сведения о слугах Гальбаторикса?» Рорана охватило отчаяние; он мучительно пытался найти выход из сложившегося положения. Но перед его мысленным взором вставала одна и та же картина: он бродит по одному из огромных городов Империи в бесцельных поисках Катрины и раззаков, а вокруг лишь грязные улицы, незнакомые дома и толпы чужих людей — и ни малейшего следа Катрины, ни одного намёка на то, куда исчезла его любимая!
Нет, это безнадёжно!
Из глаз Рорана полились слезы бессилия, он перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку. Стон, исполненный боли и страха, вырвался у него из груди; он метался по постели, и ему казалось, что весь мир взирает на него со слепым равнодушием.
Плакал он долго и настолько обессилел, что способен был лишь на самые слабые всплески протеста. Нужно взять себя в руки, решил он и вытер глаза. Потом заставил себя глубоко вдохнуть и поморщился от боли: при вдохе возникало ощущение, что лёгкие забиты острыми осколками стекла.
«Думай!» — велел он себе.
И заставил вырвавшиеся на волю эмоции подчиниться тому единственному, что могло спасти его от безумия: голосу рассудка. Это отняло у него последние силы; даже голова и руки стали дрожать.
Зато он почти успокоился и стал тщательно раскладывать по полочкам каждый известный ему факт и каждую новую идею — так настоящий мастер раскладывает перед работой свои инструменты. «Должно же существовать какое-то решение! — думал Роран. — Просто я пока его не нашёл. А может, и вообще не найду…»
Итак, проследить путь раззаков, улетевших на своих крылатых «конях», невозможно. Это, по крайней мере, ясно. Нужно найти тех, кто знает, где их искать, и вардены наверняка знают об этом больше всех прочих. Но и варденов отыскать почти так же трудно. К тому же он не может терять времени на их поиски. Хотя!.. Какой-то слабый голосок в его душе настойчиво напоминал о тех слухах, которые принесли с собой бродячие торговцы и охотники-траппёры: «Сурда втайне поддерживает варденов». Сурда. Страна на самом юге Империи — во всяком случае, так рассказывали Рорану (ведь карты Алагейзии ему, разумеется, никогда видеть не доводилось). Если очень повезёт, то верхом он мог бы туда добраться за несколько недель; а если придётся прятаться от солдат, то может уйти и несколько месяцев. Конечно, быстрее всего было бы отправиться по морю вдоль побережья, но и к морю так просто не доберёшься: сперва нужно проделать долгий путь до реки Тоарк; потом по ней попасть в Тирм, а оттуда — к морю; и ещё нужно найти подходящее судно… Нет, это займёт слишком много времени. А если его опознают и схватят солдаты?
— Если бы да кабы! — сердито пробормотал Роран, сжимая и разжимая левый кулак. К северу от Тирма единственным известным ему портом была Нарда, но чтобы добраться до неё, нужно пересечь весь Спайн — путешествие поистине неслыханное даже для траппёров.
Роран тихо выругался. Гадать бессмысленно; к тому же нужно спасать жителей Карвахолла. Разве можно бросить их в такую минуту и сбежать? «Беда в том, — думал Роран, — что я уже понял: и деревня, и все, кто в ней остались, приговорены. — На глазах у него вновь вскипели слезы. — Все, кто остались…»
А что, если все жители Карвахолла отправятся вместе с ним в Нарду? А потом и дальше, в Сурду? Тогда, возможно, сбудутся и его желания…
Идея эта поразила его своей безрассудной смелостью.
«Вряд ли, — думал он, — мне удастся убедить крестьян бросить свои поля, а торговцев — свои лавки, но все же… И потом, разве у них есть выбор? Ведь раззаки предложили им или рабство, или смерть. И только вардены укрывают беглецов из Империи». Роран не сомневался: мятежники будут рады принять в свои ряды целую деревню, и особенно тех, кто уже показал себя в бою. Кроме того, если он приведёт к варденам жителей Карвахолла, то наверняка завоюет их доверие, и они, возможно, раскроют ему тайну местонахождения раззаков. «А может быть, они смогут и объяснить, зачем я так понадобился Гальбаториксу?»
Но эту идею непременно нужно осуществить до того, как в Карвахолл прибудут новые войска, а до этого, судя по всему, осталось несколько дней. За это время придётся организовать отход из деревни по меньшей мере трехсот человек. Связанные с этим сборы представлялись Рорану поистине пугающими.
Он понимал, что простого голоса рассудка недостаточно, чтобы убедить людей покинуть деревню; тут нужен поистине мессианский накал, умение пробудить нужные эмоции, заставить людей почувствовать необходимость бросить нажитое ради спасения собственной жизни. Недостаточно и просто поселить в их душах страх — известно ведь, что именно страх зачастую заставляет тех, кому грозит опасность, сражаться из последних сил. Скорее, нужно попытаться внушить людям, что это единственный разумный выход; убедить их, как в этом убедился и он сам, что борьба вместе с варденами против тирании Гальбаторикса — самое благородное занятие на свете.
Но этот путь требовал такой страсти и такой самоотдачи, которым нипочём ни трудности, ни страдания, ни сама смерть.
Перед мысленным взором Рорана стояла Катрина, бледная, похожая на призрак, с мрачными глазами цвета янтаря. Он помнил жар её кожи, слабый аромат волос, и то, как это было прекрасно — лежать с нею рядом под покровом темноты. Затем, точно за спиной у Катрины, перед ним прошла его семья, друзья, все, кого он знал в Карвахолле, живые и мёртвые. «Если бы не Эрагон… если бы не наша семья… раззаки никогда не пришли бы сюда. Я должен спасти деревню от слуг Империи — точно так же, как должен спасти мою Катрину, вырвать её из лап этих осквернителей!»
Вдохновлённый этой мыслью, Роран встал с постели, отчего изувеченная рука тут же отозвалась жгучей болью, и, держась за стену, сделал несколько шагов. «А что, если правая рука у меня отсохнет и перестанет действовать?» Прогнав эту мысль, он терпеливо ждал, но боль не утихала, и тогда, стиснув зубы, он заставил себя выпрямиться и вышел из комнаты.
Илейн складывала в прихожей полотенца. Она даже вскрикнула от изумления, увидев его:
— Роран! Что это ты…
— Идём, — прорычал он, проходя мимо неё.
В дверях своей комнаты показался встревоженный Балдор.
— Роран, тебе ещё не стоит вставать. Ты слишком много крови потерял. Давай я помогу тебе…
— Идём.
Роран слышал за спиной их шаги. На крыльце стояли и разговаривали Хорст и Олбрих. Они тоже в полном изумлении воззрились на него.
— Идёмте.
И он, не отвечая на бесконечные вопросы, спустился с крыльца в вечерние сумерки. Великолепные перистые облака над головой ещё сияли золотом и пурпуром заката.
Во главе своего маленького отряда Роран, сильно прихрамывая, вышел на околицу Карвахолла. С его губ слетало лишь одно слово: «идём», и односельчане, мужчины и женщины, покорно следовали за ним. Прихватив у стены из древесных стволов факел, Роран снова двинулся к центру деревни. Там он воткнул факел в раскисшую от дождей землю и, в призывном жесте подняв левую руку, проревел:
— ИДЁМТЕ СО МНОЙ!
Голос его колоколом разносился по деревне. Слыша его зов, люди выбегали из домов и собирались вокруг него. Кое-кто просто из любопытства, иные из сочувствия, а некоторые от испуга или от злости. Снова и снова звучал призыв Рорана. Пришёл старый Лоринг с сыновьями. С другого конца деревни пришли Биргит, Дельвин и Фиск с женой. Даже Морн и Тара оставили свою таверну и присоединились к толпе.
Когда на деревенской площади собралась большая часть жителей Карвахолла, Роран наконец умолк. Он так сильно сжал пальцы здоровой руки в кулак, что ногти впились в ладонь. Катрина! Подняв руку, он показал всем алые слезы, что выступили у него на ладони, и промолвил:
— Вот моя боль. Смотрите хорошенько, ибо она станет и вашей болью, если мы не одержим победу над той судьбой, которая нам уготована. Ваших друзей, ваших детей у вас на глазах закуют в цепи и отправят в рабство в чужие края или же попросту убьют. Слуги Гальбаторикса своими безжалостными клинками вспорют им животы и засеют наши земли солью, чтобы они навсегда стали бесплодными. Я такое уже видел. Я знаю, что говорю.
Роран умолк и некоторое время метался, точно посаженный в клетку волк, бросая по сторонам испепеляющие взгляды и качая головой. Он чувствовал, что уже завладел вниманием толпы. И теперь нужно привести людей в такое же лихорадочное состояние, какое владеет им самим.
— Мой отец был убит проклятыми раззаками. Мой брат бежал. Моя ферма уничтожена. А мою невесту похитил её же собственный отец — человек, убивший Бирда и предавший всех нас! Беднягу Квимби эти твари сожрали; они сожгли наши запасы сена вместе с домами Фиска и Дельвина. Парр, Виглиф, Гед, Бардрик, Фарольд, Хейл, Гарнер, Килби, Мелколф, Олбим и Эльмунд — все они убиты. Многие из вас, как и я сам, получили ранения, и теперь им трудно работать, чтобы содержать свои семьи. А ведь нам и так приходится каждый день трудиться в поте лица ради хлеба насущного и без конца страдать от капризов погоды! Разве мало того, что мы вынуждены платить Гальбаториксу непосильные налоги да ещё и терпеть бессмысленные мучения?
Роран дико расхохотался, точнее, взвыл; и сам почувствовал, что голос его звучит, как у безумца. Но в толпе никто даже не шелохнулся.
— Теперь я знаю, какова истинная сущность Империи и Гальбаторикса, — продолжал он более ровным тоном. — Это зло. Всеобъемлющее зло. А сам Гальбаторикс — страшная болезненная язва на теле нашего мира. Он уничтожил Всадников, разрушил созданные ими мир и благополучие, и с тех пор мы уже не знали покоя. Ему служат жуткие демоны, истинное порождение ада. И Гальбаторикс, конечно же, не удовлетворится тем, что раздавит нас своим каблуком, превратив в пыль и прах! Нет, этого ему мало! Он стремится отравить всю Алагейзию, удушить всех своим страшным плащом, несущим беды. Наши дети и дети наших детей будут жить в тени этого плаща, превращённые в рабов Гальбаторикса, в жалких червей, в подонков, которых он сможет мучить в своё удовольствие! Если только…