— И ты тоже, — сказал в ответ Роран, — если когда-либо будешь в беде, только скажи, и мы поспешим тебе на помощь.
Эрагон благодарно кивнул, но воздержался от упоминания о том, что те беды, которые, скорее всего, выпадут на его долю, будут таковы, что бороться с ними ему не сможет помочь никто из них. Он крепко обнял Рорана и Катрину за плечи и сказал:
— Живите же долго, всегда будьте вместе, будьте счастливы, и пусть у вас родится много-много детишек! — Тут улыбка Катрины на мгновение померкла, и Эрагон, мгновенно удивившись, подумал: «Как странно!»
По настоянию Сапфиры они снова двинулись к красному шатру Насуады, находившемуся в центре лагеря. Когда они, сопровождаемые восторженной толпой, прибыли туда, Насуада уже встречала их на пороге, а слева от нее стоял король Оррин; целая орда его приближенных и прочей знати толпилась за двойным рядом охраны.
Насуада была в зеленом шелковом платье, которое переливалось в солнечных лучах, точно оперение на грудке колибри, прелестно сочетаясь с ее смуглой кожей. Рукава платья заканчивались у локтя пышными кружевами. А дальше, от локтя до тонких запястий, руки ее были покрыты бинтами. Она невероятно выделялась среди остальных варденов, точно изумруд, упавший на груду пожухших осенних листьев. Одна лишь Сапфира могла соревноваться с нею в яркости и необычности облика.
Эрагон и Арья поздоровались с Насуадой, затем с королем Оррином, и Насуада официально приветствовала их от лица всех варденов, похвалив за храбрость и мужество. Закончила она свою речь так:
— О да, Гальбаторикс может иметь при себе Всадника и дракона, которые сражаются за него так же, как Эрагон и Сапфира сражаются за нас. Он может иметь армию такой величины, что от нее становится темно вокруг. Он может использовать любую, даже самую ужасную черную магию, которая кажется отвратительной любому, кто занимается этим древним искусством. Но, несмотря на всю его злобность и жажду власти, ему не остановить Эрагона и Сапфиру! Ведь он не смог помешать им проникнуть в его царство и убить четверых самых его любимых прислужников, как не смог и воспрепятствовать Эрагону беспрепятственно пройти через всю Империю. Поистине рука его, претендующего на всемирное господство, сильно ослабела, раз он не может защитить свои границы и своих омерзительных слуг даже внутри своей потайной тюрьмы-крепости!
Вардены ответили на ее слова восторженными криками, и, слушая этот радостный шум, Эрагон позволил себе тайком улыбнуться: Насуада на редкость умело сыграла на чувствах своих подданных, подогревая их доверие, верность и энтузиазм, хотя реальная действительность сулила им куда меньше надежд, чем она только что изобразила. Нет, она не лгала им — по его разумению, во всяком случае, — она не лгала, даже когда имела дело с Советом Старейшин или с другими своими политическими соперниками. Она всего лишь говорила вслух то, что наилучшим образом способствовало укреплению ее позиций и подтверждало приведенные ею аргументы. В этом отношении, думал Эрагон, она все-таки очень похожа на эльфов.
Когда энтузиазм варденов несколько поутих, король Оррин приветствовал Эрагона и Арью в том же стиле, что и Насуада, но его речь была куда более уравновешенной и пространной. И хотя толпа слушала его вполне вежливо и сопроводила его слова аплодисментами, Эрагону было очевидно, что как бы люди ни уважали Оррина, они не любят его так, как любят Насуаду; не может он также и зажечь их воображение, как сумела это сделать Насуада. Этот гладко-лицый король был одарен высочайшим умом. Однако он был слишком утонченной личностью, слишком эксцентрической и слишком покорной обстоятельствам, чтобы служить давним чаяниям людей, бросивших вызов Гальбаториксу.
«Если мы свергнем Гальбаторикса, — мысленно сказал Сапфире Эрагон, — то уж Оррина точно не следует сажать на трон в Урубаене. Ему наверняка не под силу объединить наши земли так, как Насуада сумела объединить варденов».
«Согласна с тобой», — откликнулась Сапфира.
Наконец король Оррин закончил свою речь, и Насуада шепнула Эрагону:
— Теперь твоя очередь что-то сказать тем, кто собрался, чтобы взглянуть на прославленного Всадника. — Ее глаза поблескивали от сдерживаемого смеха.
— Моя?
— Они только этого и ждут.
И Эрагон повернулся лицом к многочисленной толпе. Язык его сразу же пересох, в голове не осталось ни одной мысли, и в течение нескольких секунд, охваченный паникой , он думал только о том, что владение речью по-прежнему не самая сильная его сторона, и сейчас он попросту опростоволосится перед собравшимися варденами. Где-то послышалось ржание лошади, но в целом над лагерем висела пугающая тишина. Охвативший Эрагона паралич прервала Сапфира. Ткнув его мордой в локоть, она сказала:
«Скажи им, какая большая честь для тебя — пользоваться их поддержкой, как ты счастлив, что снова оказался среди них».
Воспользовавшись ее помощью, Эрагон ухитрился-таки вымолвить несколько слов и при первой же возможности умолк, поклонился и отступил назад.
Заставив себя улыбаться, пока вардены хлопали в ладоши, восторженно кричали и стучали мечами по щитам, он воскликнул, мысленно обращаясь к Сапфире:
«Это было ужасно! Лучше еще раз с Шейдом сразиться, чем выступать перед такой толпой!»
«Вот как? Но ведь это было вовсе не так уж трудно, Эрагон».
«Да нет, очень даже трудно!»
Из ноздрей Сапфиры вырвались облачка дыма, и она насмешливо фыркнула:
«Хорош же ты, настоящий Всадник, который боится выступить перед толпой почитателей! Если бы Гальбаторикс знал об этом, он бы мигом с тобой расправился. Заставил бы тебя произнести речь перед его войсками, вот ты бы от страха и умер. Ха-ха-ха!»
«И совсем не смешно!» — проворчал Эрагон, но Сапфира все еще продолжала безмолвно хихикать.
15. Ответ королю
После обращения Эрагона к варденам Насуада жестом подозвала к себе Джормундура.
— Пусть все, кто здесь присутствует, немедленно вернутся на свои места. Если сейчас на нас кто-то нападет, то наверняка застанет нас врасплох.
— Да, госпожа моя.
Поклонившись Эрагону и Арье, Насуада, опершись левой рукой на руку короля Оррина, вместе с ним вошла в шатер.
«А как же ты?» — спросил Эрагон Сапфиру, следуя за ними. Но, вступив в шатер, увидел, что его задняя стенка поднята и привязана к раме, так что и Сапфира, просунув внутрь голову, могла участвовать во всем, что там происходит. Не прошло и нескольких минут, как ее сверкающая голова и шея показались в этом проеме, застилая свет. На красных стенках шатра замелькали пурпурные отблески — отражение солнечных лучей от синих чешуй драконихи.
Эрагон осмотрелся. В шатре почти не осталось мебели после того, как Сапфира произвела там разрушения, стремясь увидеть Эрагона в зеркале Насуады. То, что после этого уцелело, придавало внутреннему убранству командного шатра облик суровый даже по военным меркам. Там стоял красивый полированный трон с высокой спинкой, на котором сидела Насуада, то самое зеркало на резной бронзовой подставке; складное походное кресло и низкий стол, заваленный картами и документами. Земляной пол был закрыт вытканным гномами ковром с весьма прихотливым рисунком. Оррин тут же занял место рядом с троном Насуады. Кроме Арьи и Эрагона в шатер набилось довольно много людей и представителей других рас. Все они смотрели на Эрагона. Среди них он узнал Нархайма, нынешнего командующего войсками гномов; Трианну и других заклинателей из Дю Врангр Гата; Сабру, Умерта и остальных членов Совета Старейшин, не считая Джормундура. Кроме того, там присутствовали различные представители знати и придворные короля Оррина. Те же люди, что были Эрагону не знакомы, занимали, видимо, достаточно значимое положение в какой-либо из многочисленных фракций, составлявших огромную армию варденов. Присутствовали и шестеро личных охранников Насуады — двое стояли у входа и четверо у Насуады за спиной; кроме того, Эрагон почувствовал и сложную спиралевидную линию темных мыслей Эльвы, спрятавшейся где-то в укромном углу шатра.
— Эрагон, — обратилась к нему Насуада, — вы прежде не были знакомы, но позволь мне представить тебе Сагабатоно Инапашунна Фадавара, вождя племени Инапашунна. Это очень храбрый человек.
И далее, в течение по крайней мере часа, Эрагону пришлось терпеть нескончаемый поток представлений, поздравлений и вопросов, на которые он никак не мог ответить прямо, не раскрыв того, о чем лучше было бы помолчать. Все эти формальности и уловки страшно утомили его. Когда все гости, наконец, поздоровались с ним, Насуада попросила их удалиться, и они вереницей последовали к выходу из шатра. Но на этом официальная часть вовсе не кончилась. Насуада хлопнула в ладоши, и ее охранники впустили внутрь следующую группу, а затем, после того, как новые посетители «насладились» весьма сомнительными плодами беседы с Эрагоном, и третью. Эрагон все время улыбался, пожимал одну руку за другой, обменивался с гостями бессмысленными любезностями и тщетно пытался запомнить немыслимое количество имен и титулов, которые водопадом сыпались на него, однако же вполне светски исполнял ту роль, которая в данном случае была ему предписана. Он знал, что они почитают его не потому, что он их друг, а потому что в нем воплотилась возможность победы всех тех в Алагейзии, кто мечтает о ее освобождении, и потому что он — могущественный Всадник, и потому что только благодаря ему, Эрагону, им, возможно, удастся претворить в жизнь свои давние надежды. В душе он просто выл от отчаяния, так ему хотелось вырваться, наконец, из удушающих оков этих «хороших манер» и куртуазной вежливости, взобраться Сапфире на спину и улететь куда-нибудь в спокойное место.
Единственное, что в этой бесконечной процедуре развлекало Эрагона, это как бесконечные посетители реагировали на двух ургалов, возвышавшихся позади трона Насуады. Кое-кто делал вид, что не замечает рогатых великанов — хотя, судя по суетливости движений и пронзительности голоса, становилось ясно, что эти существа до ужаса их нервируют; другие бросали на ургалов гневные взгляды и не выпускали из рук меч или кинжал; третьи же, проявляя ненужную браваду, изображали из себя храбрецов и силачей, но на фоне ургалов все же казались жалкими пигмеями. Лишь очень немногих действительно ничуть не тревожило присутствие «рогачей». Самой спокойной была, разумеется, Насуада, но почти так же вели себя и король Оррин, и Трианна, и какой-то граф, который еще мальчишкой стал свидетелем того, как Морзан и его дракон опустошили целый город.