Улочки становились все уже и извилистей: они явно приближались к городской стене; нависавшие над головой здания — в основном это были жилые дома — заслоняли собой небо, и лишь иногда можно было увидеть узкую лазурную полоску. Сточные канавы были полны до краев, и от них исходила такая вонь, что Эрагону и Арье приходилось закрывать нос рукавом, чтобы пощадить свое тонкое обоняние. А вот травницу Анжелу эта вонь, похоже, ничуть не трогала. Зато Солембум неумолчно ворчал и раздраженно дергал хвостом.
Внимание Эрагона привлекло какое-то движение на крыше ближайшего дома, но то, что там промелькнуло, тотчас же и исчезло. Однако он продолжал смотреть в том же направлении и через некоторое время начал различать кое-какие странные признаки: белое пятно на покрытых черной сажей кирпичах каминной трубы; странные, заостренной формы силуэты на фоне ясного утреннего неба; какие-то маленькие округлые предметы размером с монету, ярко сверкавшие в тени.
Он был потрясен, догадавшись, что это такое: крыши домов буквально облеплены десятками котов-оборотней! Все они были в зверином обличье и ловко перепрыгивали с одной крыши на другую, безмолвно следуя за Эрагоном и его товарищами по темным городским закоулкам.
Эрагон понимал, что эти неуловимые существа соизволят помочь им разве что в самых отчаянных обстоятельствах; коты-оборотни хотели как можно дольше сохранить тайну их присоединения к варденам, опасаясь, что об этом узнают слуги Гальбаторикса. И все же ему сразу стало как-то спокойней.
Улица привела их к перекрестку, от которого в разные стороны расходилось еще пять улочек. Эрагон посоветовался с Арьей и Анжелой, и они решили не отступать от выбранного ранее направления.
Через полсотни шагов выбранная ими улочка вдруг резко свернула в сторону и вывела их прямо на площадь перед южными воротами Драс-Леоны.
Эрагон остановился.
Там уже собралось несколько сотен солдат, которые суетились, надевая доспехи и разбирая оружие; командиры покрикивали на них и отдавали приказы. Золотистая нить, которой были вышиты красные туники солдат, так и сверкала на солнце.
Присутствие такого количества воинов ошеломило Эрагона, но еще больше ошеломило его то, что горожане успели насыпать перед воротами огромную груду камней и щебня, чтобы не дать варденам вломиться в город.
Эрагон выругался. Да им и за несколько дней не разобрать эту груду! Сапфира, конечно, могла бы за несколько минут расчистить подход к воротам, вот только Муртаг и Торн ни за что ей такой возможности сейчас не предоставят.
«Нужно их чем-то отвлечь», — думал Эрагон. Но чем? В голову ему пока ничего не приходило, и он все же решил посоветоваться с Сапфирой. В том, что она услышала его мысленный призыв, он не сомневался, но объяснить ей ситуацию так и не успел: как раз в этот момент один из воинов Гальбаторикса вдруг замер и заорал, указывая остальным на Эрагона и его спутников:
— Повстанцы!
Эрагон выхватил из ножен Брисингр и прыгнул вперед, пока и все остальные солдаты не успели осознать это громогласное предупреждение. Выбора у него не было. Отойти назад означало бросить варденов на растерзание силам Империи. И потом, не мог же он оставить Сапфиру! Ей одной с Торном, и со стеной, и с солдатами ни за что не справиться.
С громким криком Эрагон бросился на врагов, и Арья последовала его примеру. В бешеной атаке они прорубили себе среди изумленных, растерявшихся солдат настоящую тропу; некоторые из них, похоже, так и не поняли, что Эрагон — это враг, пока он их не заколол.
На площадь посыпался дождь стрел — это стреляли лучники, находившиеся на стене. Несколько стрел отскочили от окутывавшего Эрагона магического панциря, убив или ранив стоявших с ним рядом солдат Империи.
Но хотя Эрагон поворачивался во все стороны чрезвычайно быстро, он все же не успевал одновременно блокировать удары всех мечей, копий и кинжалов, направленные в него, и чувствовал, как его силы тают с ужасающей скоростью. Ведь ему еще приходилось поддерживать собственную магическую защиту, иначе солдаты его давно бы прикончили. Он отлично понимал: если им в ближайшие минуты не удастся пробиться к воротам, то силы их вскоре кончатся, и тогда всякое сражение будет бесполезным.
Испустив свирепый воинственный клич, он завертелся волчком, держа Брисингр на уровне талии и разрубая пополам каждого, кто оказывался вблизи от него.
Сверкающее синее лезвие меча резало кости и плоть с одинаковой легкостью. Кровь так и струилась с его острия — казалось, за вращающимся мечом летят длинные извивающиеся красные ленты. Кровь крупными каплями падала на землю и застывала подобно кусочкам полированного коралла. А солдаты, осмелившиеся приблизиться к Эрагону, сгибались пополам, зажимая распоротые животы или пытаясь руками соединить края страшных рубленых ран.
Каждая деталь этого боя мгновенно запечатлевалась в памяти Эрагона и казалась ему очень яркой и четкой, как сделанный на стекле рисунок. Он, казалось, мог бы различить даже отдельные волоски в бороде каждого война, оказывавшегося напротив него; мог бы сосчитать все капли пота, выступившие на скулах у того, кого он только что сразил своим безжалостным мечом; мог заметить каждое пятно или прореху на доспехах врага.
Шум, поднятый схваткой, был чересчур резок для его чувствительных ушей, однако в душе он испытывал глубочайшее спокойствие. Не то чтобы он совсем не был подвержен тем страхам, которые терзали его прежде, но теперь они уже не так легко пробуждались в его душе, а потому и сражение он вел гораздо лучше.
На время Эрагону пришлось приостановить круговое движение меча — рядом с ним как раз оказался тот самый воин, с бородой, — ибо у него над головой молнией пронеслась Сапфира. Крылья ее были плотно прижаты к телу и слегка дрожали, точно листва над ручьем. Вызванный ею порыв ветра взлохматил волосы на голове у Эрагона, а его самого бросил на землю.
Мгновением позже следом за Сапфирой промчался Торн с обкаленными зубами и рвущимся из разинутой пасти пламенем. Оба дракона исчезли за желтой глиняной стеной Драс-Леоны и, пролетев с полмили и сделав петлю, понеслись обратно.
Из-за ворот донеслись громкие радостные крики, и Эрагон понял: вардены уже там!
Вдруг его левое предплечье обожгло, как огнем; казалось, кто-то плеснул туда кипящим жиром. Эрагон даже взвыл от боли и сердито тряхнул рукой, но ощущение не исчезло, и он увидел, как на рубахе расплывается кровавое пятно. Ясно: это наверняка драконья кровь, но вот чья, Сапфиры или Торна?
Драконы снова приближались, и Эрагон, воспользовавшись замешательством солдат, прикончил еще троих. Затем его противники пришли в себя, и схватка возобновилась.
Внезапно перед Эрагоном возник здоровенный воин, размахивавший боевым топором. Однако нанести удар этот великан так и не успел — Арья опередила его, нанеся ему удар в спину и почти разрубив его пополам.
Эрагон кивнул ей в знак благодарности, и они, не сговариваясь, встали спиной к спине, отражая атаки солдат.
Арья дышала так же тяжело, как и он сам, и явно уже начинала уставать. Хоть оба они и были быстрее и сильнее большинства людей, но и у их выносливости имелся предел. Они уложили уже десятки воинов, но сотни их по-прежнему продолжали наступать, и было ясно, что вскоре из недр Драс-Леоны вынырнет новое подкрепление.
— Что теперь? — крикнул он, отражая удар копья, направленный ему в бедро.
— Магия! — кратко ответила Арья.
И Эрагон, непрерывно отражая новые атаки, начал произносить все заклинания подряд, какие, как ему казалось, способны погубить врагов.
Очередной порыв ветра взъерошил ему волосы, и снова над ним пронеслась темная тень: Сапфира, описывая над площадью круги, сбрасывала скорость, а потом, взмахнув крыльями, вдруг стала падать на крепостную стену.
Еще до того, как она успела приземлиться, ее настиг Торн и выдохнул в нее язык пламени длиной футов в сто. Сапфира, взревев от отчаяния, устремилась прочь от стены, лихорадочно хлопая крыльями и стараясь побыстрее набрать высоту. Затем оба дракона спиралью взмыли в небо, на лету беспощадно кусая и царапая друг друга.
Увидев, что Сапфира в опасности, Эрагон стал действовать более решительно и принялся быстрее выпевать древние слова заклинаний, очень стараясь не допускать в них никаких искажений. Но как он ни старался, ни его заклятия, ни заклятия Арьи никакого воздействия на воинов не оказывали.
А потом с небес вдруг послышался голос Муртага — казалось, это голос великана, попирающего головой облака:
— Все эти люди находятся под моей защитой, братец!
И Эрагон, подняв голову, увидел, что Торн стрелой несется прямо на площадь. Сапфира явно не ожидала, что он так быстро сменит направление. Сама она все еще висела высоко над городом — темно-синий силуэт ее был ясно виден на фоне голубого неба.
«Они знают», — понял Эрагон, и ужас сменил в его душе царившее там спокойствие.
А толпа воинов перед ним все увеличивалась. Солдаты Гальбаторикса сбегались к воротам из многочисленных улочек, расположенных справа и слева от площади. Травница Анжела, прижавшись спиной к двери одной из лавок, торговавших посудой, одной рукой швырялась в нападавших чашками, а в другой сжимала грозно сверкавший Колокол Смерти. Из чашек, когда они разбивались, вылетали облачка зеленого пара, и каждый воин, вдохнувший этого пара, замертво падал на землю, судорожно хватая себя за горло, а потом его тело — точнее, все открытые участки кожи — мгновенно покрывали маленькие коричневые грибочки. За спиной у Анжелы на ровной садовой ограде примостился Солембум. Кот-оборотень использовал столь удобную позицию для того, чтобы вцепляться когтями в лицо солдатам и сдергивать с них шлемы, если они подбирались слишком близко к травнице. Оба они — и кот, и Анжелу — выглядели совершенно измученными, и Эрагон опасался, что долго им не продержаться.
В общем, ничто вокруг его не обнадеживало. Он скосил глаза на огромную тушу Торна — как раз в этот момент красный дракон, широко раскрыв крылья, замедлил снижение и нацелился на площадь.