Все это продолжалось как-то невероятно долго и здорово выбило Насуаду из колеи. Ей этот человек в сером вовсе не казался таким уж плохим или злым — она вообще представления не имела, какой он на самом деле, — и было в нем еще некое простодушие, заставлявшее ее думать, что она, по сути дела, воспользовалась им по праву более сильной. И все же она сделала то, что сделать было необходимо, и хотя теперь ей даже думать об этом не хотелось, она по-прежнему была убеждена, что действовала вполне оправданно.
Пока тюремщик дергался в предсмертных конвульсиях, Насуада расстегнула свои путы и спрыгнула с плиты. Затем, взяв себя в руки, выдернула острый черенок ложки из шеи убитого — точно затычку из бутылки вытащила: кровь хлынула фонтаном, забрызгав ей ноги и заставив отскочить назад. Насуада шепотом выругалась и двинулась к двери.
С двумя стражниками, стоявшими снаружи, она расправилась довольно легко. Того, что стоял справа, ей удалось застигнуть врасплох и прикончить тем же способом, что и человека в сером. Затем она выхватила у него из-за пояса кинжал и бросилась на второго стражника, пока тот возился с копьем, тщетно пытаясь ее проткнуть. Однако Насуада находилась от него так близко, что орудовать копьем было куда труднее, чем кинжалом, и она заставила его замолчать, прежде чем он успел убежать или поднять тревогу.
После этого ей удалось пробежать довольно далеко. Но то ли благодаря магии Гальбаторикса, то ли из-за простого невезения в одном из коридоров она налетела на пятерых солдат, которые довольно быстро, хотя и не без ущерба для себя, скрутили ее.
Должно быть, через полчаса она услышала топот множества подкованных железом сапог у дверей своей комнаты, и туда ворвался Гальбаторикс в сопровождении стражи.
Как и всегда, он остановился почти за пределами ее видения — высокая темная фигура с угловатым лицом. Насуада видела лишь часть его силуэта, но все же заметила, как он поворачивается, осматривая то, что творится в зале Ясновидящей. Затем он ледяным тоном спросил:
— Как это могло случиться?
Один из воинов в украшенном плюмажем шлеме упал перед ним на колени, протягивая заостренный черенок ложки.
— Сир, мы нашли это в теле одного из стражников.
Гальбаторикс взял черенок, задумчиво повертел его в руках и промолвил:
— Ясно. — Затем он повернулся к Насуаде и, стоя так, чтобы ей было видно, легко согнул черенок и сломал его пополам. — Ты же понимала, что сбежать тебе не удастся, и все же из упрямства предприняла такую попытку, — сказал он ей. — Я не позволю тебе убивать моих людей только для того, чтобы досадить мне. Ты не имеешь права отнимать у них жизнь. Ты вообще ни на что не имеешь права, пока я тебе этого не позволю! — Он швырнул на пол обломки ложки, развернулся и, широко шагая, удалился из зала Ясновидящей, хлопая своим тяжелым плащом.
Двое солдат унесли тело тюремщика, убрали кровавую лужу на полу и, осыпая Насуаду проклятиями, ушли.
Оставшись одна, она наконец-то вздохнула с облегчением и позволила себе немного расслабиться.
Ей очень хотелось есть. Особенно сильно она это почувствовала теперь, когда несколько улеглось возбуждение, владевшее ею. Насуада, правда, подозревала, что поесть ей дадут, скорее всего, нескоро. Если вообще дадут. Гальбаторикс вполне может наказать ее пыткой голодом.
Впрочем, мечты о хлебе, жареном мясе и вине в высоких бокалах оказались недолговечны, ибо за дверью зала вновь послышался грохот сапог. Сильно этим удивленная, Насуада попыталась внутренне собраться и подготовиться к любым неприятностям — в том, что ее ждут исключительно неприятные вещи, она не сомневалась.
Затем двери с грохотом распахнулись, и вошли двое — Муртаг и Гальбаторикс. Муртаг остановился там же, где и всегда, но без жаровни ему явно нечем было заняться, и он, скрестив руки на груди, прислонился к стене и уставился в пол. Та часть его лица, которая была видна Насуаде, не внушила ей никаких особых надежд: его черты показались ей еще более резкими, чем обычно, а в изгибе губ было что-то поистине сатанинское, у нее даже мурашки по всему телу поползли.
Гальбаторикс не сел, как обычно, в кресло, а остался стоять, находясь где-то чуть в стороне от ее виска, и она скорее чувствовала его присутствие, но самого его почти не видела.
Затем он простер над нею руки с длинными, тонкими, похожими на когти пальцами, и она увидела, что в руках у него какой-то маленький ларчик, украшенный инкрустацией из резного рога, очень похожей на иероглифы древнего языка. Из ларчика доносился какой-то в высшей степени неприятный, хотя и довольно слабый скрежет; казалось, там скребется мышь.
Одним движением большого пальца Гальбаторикс открыл крышку и вытащил из ларчика нечто, похожее на крупную личинку цвета слоновой кости. Тварь была почти три дюйма в длину, и на одном ее конце виднелась крошечная пасть, с помощью которой личинка и издавала тот противный скрежет, словно выражая крайнее неудовольствие миром, в который попала. Личинка была пухлая и складчатая, как гусеница; если у нее и имелись какие-то ножки, то глазу они были почти незаметны; и она отвратительно извивалась, тщетно пытаясь освободиться из цепких пальцев Гальбаторикса. А он сказал, обращаясь к Насуаде:
— Это весьма занятная и весьма хищная личинка. Мало что на свете действительно соответствует своему внешнему облику, но в данном случае это особенно очевидно. Эти твари очень редки, и найти их можно только в одном месте, а поймать гораздо труднее, чем может показаться с первого взгляда. Можешь считать, Насуада, дочь Аджихада, что это знак моего особого к тебе расположения, ибо сейчас я намерен воспользоваться одной из этих личинок, применив ее к тебе. — И он гораздо тише, почти интимным тоном прибавил: — Признаюсь, не хотелось бы мне сейчас оказаться на твоем месте!
Скрежет, издаваемый мерзкой тварью, стал громче, когда Гальбаторикс посадил ее на правую обнаженную руку Насуады чуть пониже локтя. Она вздрогнула, ибо личинка оказалась гораздо тяжелее, чем с виду, и цеплялась за кожу сотней каких-то острых маленьких крючков.
Личинка еще немного поскрежетала, а потом, собравшись в плотный комок, прыгнула вверх по руке Насуады, разом преодолев несколько дюймов.
Насуада дернулась, пытаясь сбросить личинку, но та держалась крепко, глубоко вонзая в кожу свои ножки-крючочки.
А потом снова прыгнула.
И еще раз, и вскоре уже оказалась у Насуады на плече; крючки на брюшке цеплялись за гладкую кожу, точно колючки репья. Краем глаза Насуада заметила, что личинка подняла свою безглазую головку, словно принюхиваясь, и нацелилась прыгнуть прямо ей на лицо. Крошечная пасть приоткрылась, и Насуада увидела там острые режущие жвала.
«Скри-скри? — как бы спросила личинка. — Скри-скра?»
— Не туда, — сказал ей Гальбаторикс и еще что-то прибавил на древнем языке.
Услышав знакомые звуки, личинка повернула в сторону от лица Насуады — к огромному облегчению девушки — и снова стала спускаться по ее руке.
Мало что могло действительно вызвать у Насуады страх. Прикосновение раскаленного железа. Мысль о том, что Гальбаторикс будет править в Урубаене вечно. Смерть… Ну, смерть, конечно, тоже ее пугала, хотя и не так сильно; скорее уж, она боялась, что завершит свое существование раньше, чем закончит все те дела, которые надеялась довести до конца.
Однако по какой-то неведомой причине уже один только вид этой личинки, не говоря уж о ее прикосновениях к телу, пугал и нервировал Насуаду куда больше, чем что-либо другое. Каждый мускул ее тела прямо-таки жгло от напряжения; ей невыносимо хотелось вскочить и убежать, спрятаться, спастись от этого жуткого существа. Было нечто глубоко неправильное и непонятное в самом поведении личинки: она и двигалась как-то не так; и ее отвратительная маленькая, но хищная пасть странным образом напоминала ротик ребенка; и звуки, которые она издавала, вызывали в душе какие-то первобытные страхи.
Личинка остановилась на сгибе локтя и что-то проскрежетала.
Затем ее толстое безногое тело собралось, содрогнулось, и она, подпрыгнув дюймов на пять вверх, как бы нырнула вперед головой и приземлилась на внутренней стороне руки Насуады ближе к плечу.
И там хищная тварь вдруг разделилась на дюжину маленьких ярко-зеленых сороконожек, которые моментально расползлись по руке Насуады и впились в ее плоть своими жвалами, прогрызая себе путь под кожу.
Боль была невыносимой. Насуада забилась, пронзительно закричала, глядя в потолок, но вырваться и прекратить эту пытку не могла. Этот кошмар, как ей показалось, продолжался бесконечно долго. Раскаленное железо, возможно, причиняло ей более острую боль, но сейчас Насуада предпочла бы даже прикосновения раскаленного прута, ибо железо было безликим, неживым, да и боль от него — вполне предсказуемой, а от этих тварей можно было ожидать чего угодно. Особый ужас вызывало то, что источником боли являлось нечто живое, и эта неведомая тварь пожирала ее плоть; мало того, вгрызалась в нее, проникая внутрь!
Наконец, забыв о гордости и умении держать себя в руках, Насуада громко закричала, призывая на помощь богиню Гокукару и умоляя ее о милосердии, а потом забормотала, точно малое дитя, прося пощады и не в силах остановить поток жалких слов, так и рвавшихся изо рта.
Она услышала, как рядом с нею смеется Гальбаторикс, явно наслаждаясь ее мучениями, испытала невероятный прилив ненависти к нему и потеряла сознание.
Насуада приподняла веки и моргнула, медленно приходя в себя.
Через несколько секунд ей стало ясно, что Муртаг и Гальбаторикс ушли. Но как они уходили, она не помнила.
Боль перестала быть такой острой, но все-таки здорово чувствовалась. Насуада скосила глаза, чтобы осмотреть себя, и тут же отвела взгляд, чувствуя, что вот-вот снова потеряет сознание. Сердце лихорадочно забилось: там, где хозяйничали эти многоножки — она не была уверена, что всех их по отдельности можно называть личинками, — плоть сильно вспухла, и наполненные кровью бороздки отмечали путь этих тварей, проложенный у нее под кожей. Каждый такой след жгло, как огнем. Насуаде казалось, что всю верхнюю часть ее тела исхлестали металлическим бичом.