И снова чужое сознание коснулось его мыслей, но на этот раз никакой атаки предпринято не было. И в ушах его прозвучал странный гулкий голос:
«Примите наши извинения, ты, Сапфира, и ты, Эрагон.
Но мы обязаны были проверить истинность ваших намерений. Добро пожаловать в Свод Душ. Мы уже давно ждем вас. Здравствуй и ты, брат, добро пожаловать снова в нашу обитель. Мы рады, что ты еще жив. Прими же назад все свои воспоминания и знай, что теперь ты близок к заветной цели!»
Эрагону показалось, будто некий сгусток энергии молнией сверкнул в сознании Глаэдра, вызванный волей неведомого существа. И мгновением позже Глаэдр издал такой рев, что виски Эрагона пронзила боль. Он чувствовал, какой поток смешанных чувств рвется из души Глаэдра: печаль, торжество, неверие, сожаление… Но наиболее отчетливым было испытанное старым драконом чувство радостного облегчения, и Эрагон понял, что невольно улыбается, сам не зная почему. И, пытаясь найти ответ на этот вопрос, он слегка коснулся сознания Глаэдра и ощутил там не только его мысли, но и множество чужих, и все эти неведомые существа что-то нашептывали, что-то бормотали…
— Кто это? — шепотом спросил Эрагон у стоявшего перед ним человека с головой дракона, но тот не ответил; он даже не пошевелился.
«Эрагон, — услышал он голос Сапфиры, — посмотри на стены, на стены…»
Он посмотрел и увидел, что стены округлого помещения вовсе не украшены разноцветными витражами или драгоценными каменьями, как ему показалось сперва. В стенах виднелись десятки, десятки десятков крошечных альковов, и внутри каждого покоился некий сверкающий округлый предмет овальной формы. Одни из них были больше, другие меньше, но во всех пульсировал живой внутренний свет, точно угли догорающего костра.
Сердце Эрагона сперва остановилось, а потом бешено забилось: он начинал понимать, ЧТО видит перед собой.
А потом он внимательно посмотрел на те темные предметы, что стояли на каменных скамьях; гладкие, яйцевидной формы, они казались высеченными из камня различных цветов. Как и округлые предметы в нишах, они были разной величины, но вне зависимости от размера форма их была той самой, которую Эрагон узнал бы где угодно.
Волнение жаркой волной охватило его душу; колени подгибались от внезапной слабости. Этого не может быть! Ему и хотелось верить в то, что он видел собственными глазами, и страшно было, что все это может оказаться иллюзией, созданной, чтобы обмануть его надежды. И все же возможность того, что предметы, которые он видит перед собой, вполне реальны, вызывала в нем такую бурю чувств, что он, шатаясь, хватал ртом воздух и не мог вымолвить ни слова, настолько был ошеломлен и переполнен эмоциями. Сапфира реагировала примерно столь же бурно.
Затем уже знакомое Эрагону чужое сознание вновь коснулось его мыслей, и он услышал:
«Вы не ошиблись, птенчики. И глаза ваши вас не подводят. Мы — это тайная надежда нашего народа. Здесь лежат наши сердца сердец — последние свободные Элдунари на этой земле. А еще здесь более ста лет бережно хранятся яйца драконов, о которых мы все это время нежно и преданно заботились».
56. Подземелье. часть вторая
Несколько мгновений Эрагон не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть.
Потом прошептал:
«Яйца, Сапфира… Яйца драконов!»
Она вздрогнула, и чешуя у нее на спине встала дыбом, словно от холода.
«Кто вы? — спросил Эрагон мысленно у незнакомого существа. — Откуда нам знать, правду ли вы нам говорите?»
«Они говорят правду, Эрагон, — услышал он голос Глаэдра. Золотистый дракон говорил с ним на древнем языке. — Я это знаю, ибо Оромис был среди тех, кто как раз и придумал план этого хранилища».
«Оромис?..»
Но ответить Глаэдр не успел — снова вмешался тот чужой разум.
«Мое имя Умаротх, — услышал Эрагон, и от этих слов у него голова пошла кругом. — Моим Всадником был эльф Враиль, возглавлявший наш орден, пока его не настигла злая судьба. Я говорю сейчас от имени всех остальных, но я не командую и не управляю ими. Многие из них были связаны с Всадниками, а многие и не были, и наши дикие собратья не признают ничьего авторитета, кроме своего собственного. — Это Умаротх сказал с легкой ноткой раздражения. — Было бы слишком сложно и неудобно, если бы все мы заговорили разом, так что мой голос — всего лишь инструмент, которым пользуются все остальные».
«Так ты… там?» — И Эрагон указал на серебристого человека с драконьей головой, по-прежнему стоявшего перед ним и Сапфирой.
«Да нет, конечно, — ответил Умаротх. — Это Куарок. Охотник на нидхвалов, проклятие ургалов. Чаровница Сильвари придумала и создала ему то тело, которым он теперь пользуется, ибо нам нужен был свой защитник на тот случай, если бы Гальбаторикс или еще кто-то из наших врагов вздумал пробраться в Свод Душ».
Пока Умаротх говорил, человек с головой дракона поднес правую руку к груди и открыл ее переднюю часть, словно дверцу буфета. Внутри у Куарока уютно устроилось пурпурное Элдунари, окруженное тысячами тонких, не толще волоса, серебристых проволочек. Затем Куарок снова закрыл дверцу у себя на груди, и Умаротх сказал:
«Нет, я вот здесь», — и он направил зрение Эрагона в сторону алькова, где лежало большое белое Элдунари.
Эрагон медленно убрал Брисингр в ножны.
Яйца и Элдунари. Эрагон просто не в состоянии был разом охватить всю огромность этого открытия. Мысли его текли медленно и казались какими-то вязкими, словно кто-то здорово огрел его по башке — что, в общем, и впрямь было недалеко от правды.
В полном восхищении он двинулся к тем скамьям, что были справа от него, потом, опомнившись, остановился перед Куароком и спросил у него как вслух, так и мысленно:
— Можно?
Человек с драконьей головой щелкнул зубами и слегка отступил, сделав пару сокрушительных шагов в сторону сияющей ямы в центре зала. Но меч свой он в ножны не убрал, и Эрагон постоянно помнил об этом.
Восхищение, удивление, восторг и чрезвычайная почтительность — все это смешалось в душе Эрагона, когда он приблизился к драконьим яйцам. Наклонившись над нижней скамьей, он судорожно выдохнул, не сводя глаз с золотисто-красного яйца высотой около пяти футов. Повинуясь внезапному порыву, он стащил с руки перчатку и приложил ладонь к поверхности яйца. Оно было теплым на ощупь, и когда он попытался установить с зародышем мысленный контакт, то почувствовал слабый невнятный ответ не успевшего еще проклюнуться детеныша.
Горячее дыхание Сапфиры коснулось его шеи, и он сказал ей:
«А твое яйцо было меньше этого».
«Это потому, что моя мать была не такой старой и огромной, как та дракониха, что отложила это яйцо».
«Да, верно, это мне и в голову не пришло».
Эрагон обошел все выставленные на скамьях яйца, чувствуя, как от волнения у него сжимается горло.
«Как их много!» — восторженно шептал он, прислоняясь к мощному плечу Сапфиры и чувствуя, что и она вся дрожит, с трудом сдерживая желание хотя бы мысленно обнять всех этих представителей ее расы. Однако же и ей тоже никак не верилось, что все это — реальная действительность, что глаза не обманывают ее.
Фыркнув, Сапфира мотнула головой, словно заставляя себя прийти в себя и осмотреть все вокруг более внимательно. Потом она вдруг издала такой рев, что с потолка посыпалась пыль.
«Как?! — мысленно восклицала она. — Как вы все сумели спастись от Гальбаторикса? Ведь мы, драконы, не прячемся, когда вступаем в сражение. Мы — не трусы, чтобы бежать от опасности. Объясните, как это получилось!»
«Не так громко, Бьяртскулар, или ты расстроишь малышей», — пожурил ее Умаротх.
Морда Сапфиры исказилась, и она прорычала:
«Тогда ты, старый дракон, расскажи нам, как это могло случиться».
Умаротх, казалось, некоторое время молча посмеивался, но, когда он начал отвечать, слова его прозвучали сурово, даже мрачно:
«Ты права, Сапфира: мы — не трусы, мы не прячемся, если уж начали сражаться, но даже драконы умеют лежать в засаде, выжидая, когда можно будет застать свою добычу или врага врасплох. Или ты с этим не согласна?»
Она снова фыркнула, но ничего не ответила, только поводила хвостом из стороны в сторону, как бы в знак согласия.
«И мы, в отличие от жалких фангуров или еще более жалких гадюк, не бросаем своих малышей на произвол судьбы, — продолжал Умаротх. — Если бы все мы тогда вступили в сражение за нашу столицу, нас бы всех и уничтожили. И тогда победа Гальбаторикса была бы абсолютной — как он, собственно, и полагает, — и наша раса навсегда была бы стерта с лица земли».
«Но когда стало ясно, сколь велика мощь Гальбаторикса, сколь всеобъемлюще его честолюбие, — вступил в разговор Глаэдр, — и когда мы поняли, что эти предатели намерены атаковать Врёнгард, мы — Враиль, Умаротх, Оромис и я, а также некоторые другие, — решили, что необходимо спрятать яйца драконов, а также определенное количество Элдунари. Убедить диких драконов в необходимости этого оказалось легко; Гальбаторикс охотился на них, и у них не было никакой защиты от его магии. Они прилетели сюда и сами передали своих непроклюнувшихся детенышей Враилю; а также те, кто мог отложить яйцо, хотя в ином случае, наверное, повременили бы с этим, тоже передали своих детенышей Враилю, ибо все мы понимали, что выживание самой нашей расы находится под угрозой. Как выясняется, мы весьма неплохо все это тогда придумали».
Эрагон потер виски:
«Но почему же ты не знал об этом раньше? И почему не знал Оромис? И как это возможно — спрятать их мысли? Ты же говорил мне, что сделать это невозможно!»
«Невозможно, — подтвердил Глаэдр. — Во всяком случае, с помощью одной лишь магии. Но в данном случае, даже если магия окажется бессильна, ее роль вполне успешно может сыграть расстояние. Именно поэтому мы сейчас и находимся так глубоко под землей, на целую милю ниже уровня горы Эролас. Даже если бы Гальбаторикс или Проклятые вздумали мысленно искать спрятанные яйца в столь вроде бы непригодной для этого местности, сама скальная порода помешала бы им почувствовать нечто большее, чем некий непонятный и невнятный поток энергии, который они приписали бы вихревым движениям в глубинах земли. Более того, еще до сражения при Дору Арибе, случившегося более ста лет назад, все Элдунари были погружены в некий транс, настолько глубокий, что он был подобен смерти, и это сделало бы еще более затруднительными любые попытки их обнаружить. Мы собирались разбудить их сразу же после того, как сражение закончится, но те, кто построил это место, наложили на него дополнительные чары, действие которых должно было закончиться не ранее, чем через несколько лунных месяцев. Только тогда спящие Элдунари смогли бы проснуться».