Наконец он сказал:
— Теперь все. Я наложил несколько иные чары, которые, впрочем, следовало бы применить и раньше. В дополнение к обычным стражам, я дал тебе еще несколько таких» на которые тебе придется расходовать и собственные силы. Но пока ты жив, они будут защищать тебя от опасности. Впрочем, — и Эрагон многозначительно поднял палец, — учти: они вступят в действие только после того, как будет истощена вся остальная защита, так что на них не следует возлагать слишком большие надежды. И потом, если они будут действовать постоянно, то ты быстро лишишься сил и упадешь без чувств, а можешь и умереть.
— Значит, пытаясь меня спасти, они могут убить меня? — спросил Роран.
Эрагон кивнул.
— Не позволяй больше никому обрушивать на тебя стену, и все будет в порядке. Это, конечно, риск, но риск оправданный. Такая защита не позволит взбесившейся лошади сбросить тебя себе под копыта и заставит брошенный в тебя дротик пролететь мимо. Кроме того, тебе, как и Катрине, достаточно будет дважды произнести слова «фретхья» или «фретхья летта», чтобы стать невидимым или же снова видимым. Вот увидишь, во время битвы это тебе пригодится.
Роран усмехнулся.
— Да уж, наверно.
— Главное, чтобы эльфы не приняли тебя за одного из заклинателей Гальбаторикса, — пошутил Эрагон и поднялся, собираясь уходить, Катрина тоже встала и вдруг схватила его за руки и с нежностью прижала их к своей груди.
— Спасибо тебе, Эрагон! — тихо сказала она. — Ты очень хороший!
Он вспыхнул, совершенно растерявшись.
— Да ладно, это же ерунда…
— Завтра береги себя, очень тебя прошу. Ты очень много значишь для нас обоих, и я надеюсь, что вскоре мы все снова будем вместе, а ты станешь любящим дядюшкой для нашего малыша. Я просто не переживу, если ты позволишь себя убить!
Он засмеялся.
— Не тревожься. Сапфира не позволит мне делать глупости.
— Это хорошо. — Катрина расцеловала его в обе щеки и выпустила его руки. — До свиданья, Эрагон.
— До свиданья, Катрина.
Роран немного проводил его. Махнув рукой в сторону своей палатки, он сказал Эрагону:
— Спасибо тебе за нее.
— Я только рад, что сумел вам немного помочь.
Они крепко обнялись; потом Роран сказал:
— Ну, удачи тебе.
Эрагон судорожно вздохнул.
— И тебе удачи. — Он крепче сжал плечо брата; ему не хотелось с ним расставаться, ведь они могли больше и не увидеться. — Если мы с Сапфирой не вернемся, — сказал он, — ты позаботишься о том, чтобы нас похоронили дома? Я не хочу, чтобы наши кости покоились здесь.
Роран удивленно поднял брови.
— Сапфиру, пожалуй, тяжеловато будет тащить так далеко.
— Ничего, эльфы наверняка помогут.
— Ну, тогда ладно. Конечно, обещаю. А ты хотел бы… покоиться в каком-нибудь определенном месте?
— На вершине того лысого холма, помнишь? — Эрагон имел в виду холм неподалеку от их родной фермы. Этот холм с голой вершиной в предгорьях Спайна всегда представлялся ему идеальным местом для строительства замка, и они с Рораном в детстве частенько обсуждали такую возможность.
Роран кивнул и сказал:
— А если я не вернусь…
— Мы сделаем для тебя то же самое.
— Нет, я не об этом хотел попросить. Если я не… ты позаботишься о Катрине?
— Конечно. И ты это знаешь.
— Да, но мне нужно быть уверенным. — Они еще с минуту смотрели друг на друга. Наконец Роран сказал: — Мы ждем тебя завтра к обеду.
— Я обязательно приду.
И Роран нырнул в палатку, а Эрагон еще некоторое время стоял один и смотрел на звезды. Им вдруг овладела такая глубокая печаль, словно он уже потерял кого-то из близких.
Потом он неслышно отошел в тень, полагая, что тьма скроет его надежней любых чар.
Очнувшись от грустных мыслей, Эрагон еще довольно долго бродил по лагерю, пока не отыскал ту палатку, где теперь поселились Хорст с Илейн и новорожденной Надеждой. Все трое еще не спали, поскольку девочка раскапризничалась.
— Эрагон! — обрадовался Хорст, когда Эрагон, остановив действие чар, предстал перед ними. — Входи! Входи! Давненько мы с тобой не видались! С самой Драс-Леоны, пожалуй! Как ты?
Эрагон проболтал с ними почти час — он ничего не сказал им об Элдунари, но о путешествии на Врёнгард рассказал, — и когда девочка наконец уснула, распрощался с ее родителями и снова вышел в ночную тьму.
Затем он разыскал Джоада. Тот увлеченно читал при свете свечи какие-то свитки, а его жена Хелен спала рядом. Когда Эрагон постучался и всунул голову в палатку, старый ученый, покрытый боевыми шрамами, тут же отложил свои свитки в сторону и вышел к нему.
У Джоада, разумеется, было много вопросов, и хотя Эрагон ответил далеко не на все, он все же рассказал достаточно, чтобы Джоад смог кое о чем догадаться. И старик, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ох, и сложная задача тебе предстоит! Но Бром бы тобой гордился.
— Надеюсь…
— А я уверен. Если мы с тобой больше не увидимся, то вот что тебе следует знать: я кратко описал все твои приключения и деяния, а также предшествующие им события — в основном наши с Бромом странствия в поисках яйца Сапфиры. — Эрагон удивленно посмотрел на Джоада, но тот продолжал: — Даже если у меня не будет возможности все это закончить, это, по-моему, стало бы неплохим дополнением к работе Хесланта «Домиа абр Вирда», ты как думаешь?
Эрагон засмеялся.
— По-моему, это просто здорово! Но если все же мы с тобой завтра останемся не только живы, но и по-прежнему будем на свободе, то я бы хотел и еще кое-что сообщить тебе, чтобы твои записи стали не только более полными, но и значительно более интересными.
— Ловлю тебя на слове! — обрадовался Джоад.
Эрагон еще примерно час гулял по лагерю, время от времени останавливаясь у костров, где коротали время часовые — люди, гномы и ургалы, — и всех расспрашивал, хорошо ли к ним относятся в полку, не натер ли кто ноги на марше, не слишком ли скуден рацион. Все отвечали ему довольно бодро, а зачастую обменивалось с ним и парочкой шуток. Эрагону казалось, что, беседуя так с людьми, он поднимает их боевой дух, укрепляет их решимость и надежду на благополучный исход завтрашнего сражения. Самое боевое настроение было, естественно, у ургалов; эти рогачи были, похоже, даже рады предстоящей битве и возможности обрести воинскую славу.
У Эрагона, впрочем, была и еще одна цель: он хотел распространить неверные слухи о своем участии в будущем штурме Урубаена. Как только кто-нибудь задавал ему вопрос об этом, он намекал, что, скорее всего, он и Сапфира будут в том полку, которому предстоит осаждать столицу с северо-запада, и очень надеялся, что шпионы Гальбаторикса передадут ему эти лживые сведения.
И каждый раз, вглядываясь в лица окружавших его людей, Эрагон с изумлением думал: неужели среди них есть такие, кто предан Гальбаториксу? Кто же они? Эти неприятные мысли вселяли тревогу, и он постоянно ловил себя на том, что прислушивается к шагам за спиной, когда шел от одного сторожевого костра к другому.
Наконец, удовлетворенный тем, что ему удалось поговорить со многими — во всяком случае, с достаточным количеством, чтобы внушить шпионам, если они там были, ложные сведения о своем участии в завтрашнем штурме, — Эрагон направился в южный конец лагеря, где в стороне от остальных стояла маленькая палатка.
Три раза постучавшись, он ответа не получил, и стал стучаться громче и настойчивей.
Послышался сонный зевок, шуршание одеял, и из-под полога палатки показалась чья-то маленькая рука, а затем оттуда выползла и сама девочка-ведьма Эльва, одетая в черное платье, которое явно было ей слишком велико. В неярком свете горевшего поблизости факела Эрагон заметил, как сердито насуплено ее остренькое личико.
— Чего тебе нужно, Эрагон? — неприязненным тоном спросила Эльва.
— А ты разве не знаешь?
Она еще сильней сдвинула брови.
— Понятия не имею. Знаю только, что тебе что-то действительно очень нужно, раз ты разбудил меня среди ночи. Только об этом любой дурак догадался бы. Ну, в чем дело? Я и так слишком мало сплю, так что говори поскорей. Должно быть, это что-то важное?
— Да, очень.
И Эрагон постарался побыстрее изложить Эльве свой план, но все же говорил без перерыва несколько минут.
— Вот. А без тебя ничего не получится, — сказал он наконец. — Ты как бы поворотная точка всего этого.
Эльва усмехнулась.
— Надо же, «поворотная точка»! Какая ирония судьбы! Могучий воин, Всадник, полагается на ребенка, ибо не может сам убить того, кого нужно!
— Ты нам поможешь?
Девочка опустила глаза и поковыряла землю пальцем босой ноги.
— Если поможешь, то все это, — и Эрагон махнул рукой в сторону лагеря и раскинувшегося вдали Урубаена, — может закончиться гораздо быстрее, и тогда тебе не придется так много терпеть…
— Да помогу я! — Эльва топнула ногой и сердито на него посмотрела. — И не пытайся меня подкупить всякими обещаниями! Я так или иначе собиралась помочь. Я вовсе не желаю, чтобы Гальбаторикс уничтожил варденов. Но помогу вам не потому, что ты для меня так уж важен, Эрагон. Просто я дала обещание Насуаде и намерена его сдержать. — Она наклонила голову набок и лукаво на него посмотрела. — А между прочим, ты кое-чего не договариваешь! Боишься, что Гальбаторикс может кое-что узнать до того, как мы пойдем в атаку. И это связано…
Звон цепей и какой-то жуткий лязг не дал ей договорить.
На мгновение Эрагон опешил. Потом понял, что этот звук донесся из города, и, положив руку на рукоять меча, сказал Эльве:
— Готовься. Нам, возможно, придется выступить прямо сейчас.
На этот раз девочка спорить не стала, а развернулась и исчезла в палатке.
«Ты слышала?» — мысленно спросил Эрагон у Сапфиры.
«Конечно».
«Если нужно, мы встретим тебя у дороги».
Звон цепей все продолжался, затем послышался глухой грохот, и наступила тишина.
Эрагон еще некоторое время прислушивался, но больше ничего не услышал. Он уже собирался произнести заклинание, чтобы сделать свой слух более острым, но тут снова послышался тот же глухой грохот, а за ним — как бы череда звонких щелчков.