Арья сделала вид, что не слышит его, и продолжила:
— …как справедливо заметил Датхедр, мы никогда не стали бы вмешиваться во внутренние дела вашего народа и позволили бы вам самостоятельно выбирать себе правителя…
— Я прекрасно помню, что он сказал! — с издевательской усмешкой снова прервал ее Оррин.
— …однако же, — как ни в чем не бывало продолжала Арья, — будучи союзниками варденов, скрепившими союз с ними клятвой, мы — и я просто вынуждена сейчас об этом сказать — рассматриваем любое нападение на них, как нападение на наш народ, а потому будем отвечать соответствующим образом.
Выражение лица у Оррина внезапно стало кислым, даже щеки как бы втянулись внутрь. Но он промолчал. Зато заговорил Орик:
— То же самое абсолютно верно и в отношении гномов, — сказал он — и точно камни загрохотали где-то глубоко в подземелье.
Гримрр Полулапа — он принял человеческое обличье, оказывая честь высокому собранию, — поднял свою искалеченную конечность с тремя уцелевшими пальцами, внимательно изучил ногти, более похожие на когти, и промолвил неторопливо:
— Нам безразлично, кто станет королем или королевой, если нам будет даровано право, обещанное ранее, всегда сидеть рядом с троном. И все же договор мы заключали именно с Насуадой, и именно ее мы будем поддерживать, пока она не перестанет быть вожаком стаи варденов.
— Ах так! — вскричал король Оррин и даже слегка наклонился вперед, опираясь рукой о колено. — Но ведь она больше не «вожак стаи варденов»! Их вожак — Эрагон!
И снова все дружно повернулись к Эрагону. Он чуть поморщился и пояснил:
— На мой взгляд, всем давно ясно, что этот пост — пост предводителя варденов — был мною возвращен Насуаде, как только она вновь обрела свободу и вернулась к нам. А если кто-то этого еще не понял, то пусть поскорее расстанется со своими заблуждениями. Насуада всегда возглавляла варденов, а вовсе не я. И я уверен, что именно она должна унаследовать этот трон.
— Ну еще бы! Ты говоришь именно то, что должен сказать, — нехорошо усмехнулся король Оррин. — Ты же принес ей клятву верности. Разумеется, ты обязан поддерживать ее мнение. Однако ты — всего лишь верный слуга, защищающий своего хозяина, и твое мнение имеет не больше веса, чем мнения моих собственных слуг!
— Нет! — спокойно возразил Эрагон. — Насчет моего мнения ты как раз совершенно не прав. Если бы я считал, что ты или кто-то еще стал бы лучшим правителем, тогда я так и сказал бы! Да, я клялся Насуаде в верности, но это ничуть не мешает мне говорить правду.
— Может, и так, но все же твоя верность ей не позволяет тебе судить объективно.
— Точно так же, как и твоя верность Сурде. Она тоже не позволяет тебе судить объективно, — заметил Орик.
Король Оррин нахмурился.
— Интересно, почему это вы всегда оказываетесь против меня? — спросил он, переводя взгляд с Эрагона на Арью и Орика. — Почему во время каждого обсуждения вы всегда на ее стороне? — Он взмахнул рукой, и вино плеснулось через край кубка. — Почему именно она вызывает у вас такое уважение? Неужели ни я, ни жители Сурды, столько сделавшие для поддержки варденов, вашего уважения не заслужили? Для вас Насуада с ее варденами всегда были на первом месте, а до нее — Аджихад. Вот если бы мой отец был еще жив…
— Если бы твой отец, король Ларкин, был еще жив, — тут же вставила Арья, — он бы не сидел в кресле, жалуясь на то, как неправильно его воспринимают другие. Он бы уже что-то сделал, чтобы его воспринимали иначе!
— Мир, — сказала Насуада, не давая Оррину сказать в ответ Арье очередную резкость. — Нет ни малейшей необходимости оскорблять друг друга. Оррин, многие твои соображения представляются мне вполне разумными — по сути, но не по форме. Ты прав. Жители Сурды внесли немалый вклад в нашу победу. И я готова признать: без вашей помощи мы действительно вряд ли решились бы начать эту войну. И конечно же, Сурда заслуживает компенсации за то, чем ей пришлось рискнуть, что пришлось утратить в течение этого тяжелого периода.
Король Оррин кивнул, явно довольный ее словами, и спросил:
— Значит, ты отступишься?
— Нет, — спокойно ответила Насуада. — Не отступлюсь. Но у меня есть контрпредложение. Возможно, оно удовлетворит вас всех. — Оррин что-то недовольно пробурчал, но прерывать ее не стал. — А заключается оно в следующем: значительная часть той территории, которую мы завоевали, отойдет к Сурде. Города Ароуз, Финстер и Мелиан — станут твоими, Оррин, как и южные острова. Но сперва еще нужно довести до их сведения, что власть в Алагейзии переменилась. Приняв мое предложение, Сурда практически вдвое увеличит свою территорию.
— А что ты потребуешь в обмен? — спросил король Оррин, приподнимая бровь.
— А в обмен ты принесешь присягу верности — прямо здесь, в Урубаене, — тому, кто отныне станет править Империей. Может быть, мне.
Губы Оррина искривились в усмешке.
— То есть ты хочешь править всеми этими землями, как верховная правительница?
— Эти две территории — Империя и Сурда — должны обрести единство, если мы хотим и в будущем избежать вражды. Сурда останется под твоим началом, и ты будешь править там, как сочтешь нужным, за исключением одного: маги и заклинатели обеих наших стран станут предметом определенных ограничений, относительно которых мы более подробно поговорим несколько позднее. Помимо соблюдения этих законов, Сурда также обязана будет вносить свою посильную долю в защиту нашей общей территории. В случае вражеского нападения каждый из нас обязан будет предоставить соседу помощь — и людьми, и оружием, и прочим обеспечением.
Король Оррин поставил кубок на колено вертикально, некоторое время смотрел на него, а потом вдруг воскликнул:
— И все-таки почему именно ты должна занять трон, а не я?! Моя семья правит Сурдой с тех пор, как леди Марельда победила в сражении при Китхри, вследствие чего и была основана сама Сурда, а также Дом Лангфельдов. Мы можем проследить свое происхождение до самого Тханебранда, Дарящего Кольцо! Мы успешно противостояли Империи, почти столетие сражаясь с нею. Наше золото, наше оружие и доспехи — вот что позволило варденам выжить! Да, именно выжить! Сурда поддерживала их годами. Без нашей поддержки и участия вы не смогли бы воевать с Гальбаториксом. Гномам не под силу было обеспечить вас всем необходимым. А эльфы находились слишком далеко от вас. А потому я снова и снова буду задавать один и тот же вопрос: почему главный приз должен достаться тебе, Насуада, а не мне?
— Потому, — отвечала Насуада, — что я, как мне кажется, больше подхожу для этой роли. Я думаю, что смогла бы стать действительно хорошей правительницей. А еще потому, что я всегда стараюсь найти то, что было бы лучше для всей Алагейзии, для всех населяющих ее народов.
— Что-то ты уж больно высокого мнения о себе!
— Скромность, тем более притворная, мне не по душе. Да она и не в почете среди тех, кто привык командовать другими. Разве я в полной мере не доказала, что способна руководить огромной армией? Если бы не я, вардены до сих пор прятались бы в Фартхен Дуре, ожидая неведомого знамения, которое позволило бы им двинуться на Гальбаторикса. Я пасла варденов на всем пути от Фартхен Дура до Сурды. Я превратила разрозненные группы воинов, зачастую враждебно настроенных друг к другу, в могущественную армию. С твоей помощью, согласна. И все-таки руководила ими, вела их именно я! Именно я обеспечила варденам помощь гномов, эльфов и ургалов. Смог бы ты этого добиться? Кто бы ни правил в Урубаене, ему придется поддерживать отношения со всеми народами, живущими на нашей земле, придется считаться с их мнением, а не только со своим собственным. Мне это, похоже, легче сделать, чем кому бы то ни было — ведь я не раз уже делала это. — Голос Насуады стал звучать мягче, хотя глаза смотрели по-прежнему твердо и решительно: — Ну, скажи, Оррин, почему ты так хочешь заполучить этот трон? Разве эта власть сделала бы тебя счастливее?
— Это вовсе не вопрос счастья! — прорычал он.
— Да нет, именно так. Неужели ты действительно хочешь править всей Империей, а не только Сурдой? Ты пойми: у того, кто окажется на этом троне, впереди чудовищно сложная задача. Ему придется восстанавливать и перестраивать всю страну, заключать новые договоры, отвоевывать некоторые города, ведь некоторые из них так просто нам не подчинятся, находить общий язык со знатью и магами. Нужна целая жизнь, чтобы лишь начать исправлять тот вред, который нанес Алагейзии Гальбаторикс! Хочешь ли ты взвалить все это на себя? Мне кажется, что ты всегда предпочитал несколько иные занятия, и та жизнь, которую ты вел прежде, гораздо больше нравилась тебе. — Взгляд Насуады упал на кубок в руке Оррина, потом она снова посмотрела ему в лицо. — Если ты примешь мое предложение, то спокойно сможешь вернуться в Аберон и приступить к своим опытам в области естественной истории и философии. Неужели тебе больше этого не хочется? Сурда стала бы гораздо больше и богаче, и ты получил бы полную свободу и возможность следовать своим интересам.
— Мы, короли, не всегда можем позволить себе следовать своим интересам! — строптиво заметил Оррин. — Порой иногда приходится делать то, что нужно, а не то, что хочется.
— Это верно, но…
— И потом, став королем в Урубаене, я точно так же смог бы следовать собственным интересам, как некогда в Абероне. — Насуада нахмурилась, но он не дал ей ничего сказать: — Ты не понимаешь… — Он тоже нахмурился и отхлебнул еще вина.
«Ну так объясни нам», — мысленно сказала ему Сапфира, явно теряя терпение.
На Оррина ее вмешательство подействовало неожиданно. Он фыркнул, осушил кубок до дна и с яростью швырнул eгo о дверь, ведущую на лестницу, так, что прекрасная золотая чаша погнулась, а несколько самоцветов выскочили из оправы и со звоном покатились по полу.
— Я не могу ничего вам объяснить, — прорычал он, — даже пытаться не желаю! — Он окинул зал гневным взором. — Никто из вас все равно ничего не поймет! Вы все слишком уверены в собственной важности и незаменимости, чтобы меня понять. Как можете вы меня понять, если никогда не испытывали того, что испытал я? — Он вскочил и тут же снова рухнул в кресло. Глаза его сверкали, как угли, из-под нависших бровей. Помолчав, он снова обратился к Насуаде: — Ты настроена решительно? Ты не откажешься от своих претензий? — Она молча покачала головой. — А если я вздумаю настаивать? Если я тоже не отступлюсь от своих претензий?