– Никогда не видел более прекрасного города! – искренне восхитился Эрагон.
Орик улыбнулся, не выпуская изо рта трубки.
– Рад, что ты так считаешь. Тронжхайм строило много поколений гномов, а ведь мы живем гораздо дольше людей. К сожалению, из-за происков проклятого Гальбаторикса немногим предоставляется возможность увидеть наш славный город.
– А сколько здесь варденов?
– Гномов или людей?
– Людей. Мне хотелось бы знать, сколько их бежало из Империи.
Орик выпустил длинную струю дыма, и она лениво свернулась вокруг его головы в кольцо.
– Здесь около четырех тысяч твоих соплеменников. Но это отнюдь не все вардены. Сюда собираются лишь те, кто хочет сражаться. Остальные живут в Сурде под защитой короля Оррина.
Так мало? – подумалось Эрагону. Сердце у него упало. Только одна королевская армия насчитывает почти шестнадцать тысяч воинов, а ведь это не считая ургалов.
– А почему Оррин сам не сражается с Империей? – спросил он.
– Если бы он проявил открытую враждебность, Гальбаторикс просто уничтожил бы Сурду, – сказал Орик. – А так он считает, что Сурда для него особой опасности не представляет. Правда, тут он как раз ошибается – ведь именно благодаря помощи и поддержке Оррина вардены получают большую часть своего оружия и провианта. Без его поддержки невозможно было бы организовать столь мощное сопротивление Империи.
Так что ты не слишком огорчайся тому, что в Тронжхайме не очень много людей. Зато здесь много гномов – гораздо больше, чем ты видел, – и все они пойдут в бой, когда настанет время и мы выступим против Гальбаторикса. Оррин также обещал помочь войсками. Да и эльфы тоже.
Эрагон мысленно связался с Сапфирой и обнаружил, что она занята трапезой – с аппетитом поглощает сочащуюся кровью заднюю баранью ногу. И тут ему вновь попался на глаза символ, изображенный на шлеме Орика: молот в окружении двенадцати звезд.
– Скажи, а что означает этот символ? – спросил он. – Я видел такой же на полу в Тронжхайме.
Орик снял с головы шлем и ласково коснулся символа своим корявым пальцем.
– Это знак моего клана. Нас называют Ингиетум, что значит «кузнецы». Изображение молота и звезд врезано в пол Тронжхайма, потому что это личный герб Коргана, нашего родоначальника. Один клан правит, а остальные двенадцать его поддерживают. Король Хротгар тоже из рода Дургримст Ингиетум, он принес нашему роду много славы и много чести.
Когда они возвращались на кухню, чтобы вернуть поднос и тарелки, в коридоре им встретился какой-то гном, который остановился перед Эрагоном, почтительно ему поклонился и с восхищением произнес:
– Приветствую тебя, о, Аргетлам!
И пошел дальше, оставив Эрагона в полном недоумении. Он даже покраснел от смущения, но слышать такое приветствие ему, как ни странно, было очень приятно. Ему еще никто никогда так низко не кланялся!
– Что значит слово «аргетлам»? – спросил он тихонько у Орика.
Тот, похоже, был удивлен не меньше самого Эрагона.
– Это слово из языка эльфов, – сказал он, – так они раньше называли Всадников. Оно означает «серебряная рука».
Эрагон тут же посмотрел на свою обтянутую перчаткой руку, вспомнив о «гёдвей ингнасия», о своей «сверкающей ладони».
– Хочешь, пойдем теперь к Сапфире? – спросил у него Орик.
– Может быть, можно сперва где-нибудь вымыться? Уж больно хочется смыть с себя всю грязь, что я собрал в пути, – сказал Эрагон. – Да и рубашка у меня вся перепачкана кровью и по́том пропахла. Хорошо бы, конечно, ее сменить, вот только у меня денег нет, чтобы новую купить. Нельзя ли тут как-то заработать на новую одежду?
– Ты оскорбляешь нашего короля Хротгара, Эрагон! Разве ты не понимаешь, что таков долг гостеприимства? Пока ты в Тронжхайме, тебе и так доставят все, что нужно. А потом, конечно, ты сможешь за все расплатиться, но совсем по-другому – уж об этом-то Аджихад и Хротгар позаботятся. Я тебе сейчас покажу, где можно вымыться, а потом тебе принесут чистую одежду.
И он повел Эрагона по длинной лестнице, ведущей куда-то вниз, под самое основание Тронжхайма. Коридоры и тоннели здесь были низкими, всего футов пять в высоту, и Эрагону приходилось идти согнувшись, стены в коридорах были красного цвета, как и лампы, их освещавшие.
– Это чтобы свет не слепил глаза, когда попадаешь сюда из темной пещеры, – пояснил Орик.
Они вошли в какую-то совершенно пустую комнату, в дальней стене которой имелась небольшая дверца. Орик, ткнув в дверь пальцем, сказал:
– Там баня и бассейн. Там же ты найдешь мыло и мочалку. А одежду оставь здесь. К тому времени, как ты закончишь мыться, тебя уже будет ждать новая.
Эрагон поблагодарил гнома и стал раздеваться. Ему было немного не по себе в этом подземелье, особенно давил низкий каменный потолок. И входить в неизвестную дверь тоже не хотелось. Однако он быстро снял с себя все и, сразу озябнув, бросился за дверь – как ему показалось, во тьму. Наконец ногой он нащупал теплую воду бассейна и сразу погрузился в нее.
Вода в бассейне была солоноватой, лежать в ней было на удивление приятно. Правда, сперва он подумал было, что на середине бассейна может быть и глубоко, но вскоре удостоверился, что вода повсюду доходит ему лишь до пояса. Ощупью добравшись до бортика бассейна, он обнаружил на нем мыло и мочалку и принялся отскребать с себя грязь. После чего просто поплавал – лежа на спине и закрыв глаза, – наслаждаясь теплом, чистой водой и покоем.
Когда он, роняя капли, выбрался наконец в освещенное помещение, то обнаружил там чистое полотенце, отличную льняную рубашку и штаны. Одежда пришлась почти впору. Довольный, он вышел обратно в тоннель.
Орик ждал его у входа в баню, дымя своей трубкой. Они снова поднялись по лестнице и вышли из города-горы наружу. Подняв лицо к вершине Тронжхайма, Эрагон мысленно окликнул Сапфиру, и она тут же слетела к ним из своей новой обители.
– А как же люди поднимаются на вершину Тронжхайма? – спросил Эрагон у Орика.
Тот засмеялся:
– Ну, это-то совсем просто! Разве ты не заметил лестницу? Там, за арками, что рядами вырублены на каждом уровне города-горы, есть лестница, она спиралью обвивает внешние стены центрального зала Тронжхайма и ведет в убежище драконов над Исидар Митримом. Мы называем ее Вол Турин, что означает «бесконечная лестница». В случае чего, конечно, бегать по ней вверх-вниз довольно затруднительно, да и времени много занимает. Впрочем, и при обычных условиях это не очень удобно. Поэтому для связи с теми, кто наверху, мы пользуемся сигнальными лампами – с их помощью и передаем сообщения. Есть и еще один путь наверх, но им редко пользуются. Когда строили Вол Турин, рядом с ней пробили в камне спускной канал и отполировали его изнутри. Он служит для быстрого спуска с самой вершины горы.
– А это не опасно? – улыбнулся Эрагон, вспомнив ярмарочные «горки».
– Не вздумай попробовать! Спуск пробит для гномов, он слишком узок для нормального мужчины. А если случайно вылетишь из желоба, можешь сильно удариться о ступени лестницы, или об арку, или вообще в открытый проем угодишь.
Сапфира, сухо похрустывая чешуей, сидела на земле на расстоянии брошенного копья от Эрагона и Орика. Вокруг нее тут же стала собираться толпа – гномы и люди. Эрагон с неодобрением смотрел на все увеличивавшуюся толпу, и Орик тихо посоветовал ему:
– Тебе лучше отсюда уйти. – Он подтолкнул его вперед и сказал: – Встретимся завтра утром у этих ворот. Я буду тебя ждать.
– А как я узнаю, что уже утро? – спросил Эрагон растерянно.
– Хорошо, я пошлю кого-нибудь, чтоб тебя разбудили. А теперь иди!
Эрагон не стал больше мучить его вопросами, а пробрался сквозь толпу и быстро влез Сапфире на спину.
Но прежде чем дракониха успела взлететь, из толпы выскочила какая-то старуха и вцепилась Эрагону в щиколотку так, словно у нее были не пальцы, а стальные когти – не вырвешься. На ее морщинистом лице горели ясные серые глаза, она была очень худа, щеки ввалились. На сгибе левого локтя она держала какой-то потрепанный сверток.
– Чего тебе? – испуганно спросил Эрагон.
Старуха приподняла сверток, и под тряпками открылось детское личико. Хриплым, полным отчаяния голосом она сказала:
– У этой малютки нет родителей, и некому позаботиться о ней, кроме меня, но я уже стара и слаба. Благослови ее, о, могущественный Аргетлам! Благослови ее, и пусть ей улыбнется счастье!
Эрагон оглянулся на Орика, надеясь получить от него какую-нибудь подсказку, но гном взирал на происходящее весьма сдержанно. Толпа примолкла. Все ждали, что ответит Эрагон. А старуха по-прежнему неотрывно смотрела на него и молила:
– Благослови ее, Аргетлам, благослови!
Эрагон никогда никого не благословлял. В Алагейзии к таким вещам относились очень серьезно: ведь благословение легко может обернуться проклятием, а не благом, особенно если дается с дурными намерениями или неправильно. «Разве я могу взять на себя такую ответственность?» – спрашивал себя Эрагон.
– Благослови же ее, Аргетлам! – требовала старуха.
И он решился, но никак не находил нужных слов. В голову ничего не приходило, пока он не вспомнил, что лучше всего обратиться к языку древних. Да, это будет настоящее благословение, данное не просто могущественным Всадником, но и с помощью слов, воплощающих не меньшую силу.
Эрагон наклонился к ребенку, стянул перчатку с правой руки и, положив ладонь на лоб младенца, произнес нараспев:
– Атра гюлай уни лиан таутхр оно у натра оно вайзе скёлир фра раутхр! Пусть удача и счастье сопутствуют тебе и пусть все беды обходят тебя стороной!
Произнеся эту фразу, он вдруг почувствовал знакомую слабость, как после использования магии. Он медленно натянул перчатку и сказал, обращаясь к старухе:
– Это единственное, что я могу сделать для твоей девочки. Если какие-то слова и способны отвратить от нее беду, то именно эти.
– Благодарю тебя, Аргетлам! – прошептала старуха, кланяясь, и принялась уже снова укутывать ребенка в тряпье, но тут Сапфира, фыркнув, вдруг вытянула шею, и голова ее нависла прямо над малышкой. Старуха, похоже, даже дышать перестала от страха. А Сапфира легко коснулась лобика девочки носом и сразу же опять подняла голову и слегка отодвинулась.