Арья тоже была облачена в доспехи, тоже чудесные. Она сменила привычную темную и простую одежду на такую же короткую чешуйчатую кольчужку, как и у ее матери, только стального, светло-серого цвета; ее шлем был украшен финифтью и отчасти закрывал не только переносицу, но и нос; виски тоже были прикрыты изящными выступами в виде стилизованных орлиных крыльев. В сравнении с великолепием Имиладрис, облик Арьи был довольно суровым; однако именно то, что она выглядела, как настоящий воин, и вызывало к ней должное уважение; сейчас она казалась смертельно опасной, и вместе они, мать и дочь, были точно пара одинаковых клинков, только один служил для украшения, а второй – для боя.
Как и обе эльфийки, Блёдхгарм был тоже облачен в чешуйчатую кольчугу, но шлема у него на голове не было, а в руках он не держал никакого оружия; только на поясе висел небольшой нож.
– Покажись, Эрагон Губитель Шейдов, – сказала Имиладрис, глядя точно туда, где он и стоял.
Эрагон снял чары, скрывавшие его и Сапфиру, и поклонился королеве эльфов.
Она оглядела его с ног до головы своими темными очами так, словно он был призовой лошадью. В отличие от прежних лет, теперь он без труда выдерживал ее взгляд. Через несколько секунд королева промолвила:
– Ты во многом преуспел, Губитель Шейдов.
Эрагон снова поклонился.
– Благодарю вас, ваше величество. – Как и всегда, от одного звука ее голоса все его тело начинало трепетать; казалось, оно поет в такт исходящей от нее музыки и магии; казалось, каждое ее слово – это часть эпической поэмы. – Такая похвала дорогого стоит, особенно когда она звучит из уст столь мудрой и прекрасной эльфийки, как ты, госпожа моя.
Имиладрис засмеялась, показывая красивые крупные зубы; холм и окрестные поля откликнулись ей веселым, звонким эхом.
– А ты стал еще и красноречив к тому же! Ты не рассказывала мне, Арья, как хорошо он научился говорить комплименты!
Слабая улыбка скользнула по лицу Арьи.
– Он еще только учится, – сказала она и, повернувшись к Эрагону, улыбнулась гораздо шире. – Я очень рада вашему благополучному возвращению, Эрагон!
Эльфы засыпали его, Сапфиру и Глаэдра немыслимым количеством вопросов, но те отвечать на эти вопросы отказались, объяснив, что все расскажут, когда прибудут все остальные. И все же Эрагону показалось, что эльфы чувствуют Элдунари; он заметил, как они время от времени поглядывают в ту сторону, где в своем воздушном «пузыре» прятались драконьи сердца сердец.
Следующим пришел Орик. Точнее, прискакал на лохматом пони с южной стороны холма. Бедный пони был весь в мыле и тяжело дышал.
– Хо, Эрагон! Хо, Сапфира! – еще издали закричал король гномов, приветствуя их поднятой рукой со сжатым кулаком. Спрыгнув с измученного пони, он протопал к Эрагону и заключил его в медвежьи объятия, увесисто хлопая по спине.
Потом Орик ласково почесал Сапфиру по носу, и она в ответ замурлыкала, а Эрагон спросил:
– Где же твоя охрана?
Орик махнул куда-то через плечо.
– Заплетают свои бороды неподалеку от одной фермы – примерно в миле к западу отсюда. И, осмелюсь заметить, никакого восторга по этому поводу не испытывают. Я-то доверяю каждому из них, как себе – они мои братья по клану, – но Блёдхгарм велел мне приехать одному, вот я один и приехал, а их там оставил. А теперь скажи мне, к чему вся эта таинственность? Что ты там такое обнаружил, на Врёнгарде?
– Тебе придется подождать, пока не соберется весь наш военный совет, – сказал Эрагон. – Но я очень рад снова тебя видеть. – И он хлопнул Орика по плечу.
Роран пришел пешком вскоре после Орика. Он был весь в пыли, и вид у него был весьма мрачный. Он пожал Эрагону руку, потом оттащил его в сторонку и сказал:
– Ты можешь сделать так, чтобы они нас не слышали? – Он мотнул головой в сторону Орика и эльфов.
Эрагону понадобилось несколько секунд, чтобы произнести заклятие, отгородившее их от нежеланных слушателей.
– Готово, – сказал он, заодно мысленно отгораживаясь и от Глаэдра и остальных Элдунари, но не от Сапфиры.
Роран кивнул и посмотрел куда-то за поля.
– У меня тут разговор вышел с королем Оррином, пока тебя не было.
– Разговор? О чем же?
– Он вел себя, как дурак, а я так ему и сказал.
– Полагаю, он от этого в восторг не пришел?
– Это точно. Он пытался меня насквозь проткнуть.
– Он – что?
– Только ему это не удалось: я выбил меч у него из рук. Но если б ему все-таки удалось нанести удар, он бы меня точно прикончил.
– Оррин? – Эрагон с трудом представлял себе короля Сурды убивающим Рорана. – Ты что, так сильно его задел?
Впервые Роран улыбнулся; впрочем, его мимолетная улыбка тут же скрылась в густой бороде.
– Я его напугал. А это, похоже, гораздо хуже.
Эрагон что-то проворчал и стиснул рукоять Брисингра.
Он только сейчас обратил внимание на то, что они с Рораном ведут себя совершенно одинаково: оба держались за оружие, оба стояли, чуть отставив ногу назад.
– Кто еще знает об этом?
– Джормундур… он там был. Ну и те, кому Оррин мог рассказать.
Эрагон, нахмурившись, принялся шагать взад-вперед, пытаясь решить, что делать.
– Ну и время ты для этого выбрал – хуже не придумаешь!
– Я понимаю. Я бы не стал так грубить Оррину, но он собирался послать «королевские приветствия» Гальбаториксу и нес еще всякую куртуазную чепуху. Мы все могли оказаться в страшной опасности. А я этого допустить не мог. Ты бы на моем месте тоже так поступил.
– Может быть. Но это все усложняет. Я теперь возглавляю варденов. Нападение на тебя или еще на кого-то из моих подчиненных, это все равно что нападение на меня. Оррин это прекрасно понимает; к тому же ему известно, что мы с тобой двоюродные братья. Он с тем же успехом мог бы и меня самого вызвать на поединок.
– Он был пьян, – сказал Роран. – Я не уверен, что он думал о поединке, когда выхватил меч.
Эрагон заметил, что Арья и Блёдхгарм посматривают на них с любопытством, перестал ходить и повернулся к ним спиной.
– Я беспокоюсь из-за Катрины, – прибавил Роран. – Если Оррин так уж разозлился на меня, он может послать своих людей, чтобы они что-нибудь сделали с ней – ранили там или убили. В общем, нанесли ей вред. Джормундур уже поставил охрану возле нашей палатки, но, по-моему, этого совершенно не достаточно.
Эрагон покачал головой:
– Оррин не посмеет причинить вред Катрине.
– Нет? Это тебе он не посмеет причинить вред! И у него, пожалуй, не хватит смелости схватиться со мной, и что ему остается? Засада? Удар ножом в темноте? Нет, убить Катрину – самый простой для него способ мести!
– Сомневаюсь, что он может опуститься до подосланных убийц с ножами. И вряд ли станет вредить Катрине.
– А все-таки наверняка нельзя быть уверенным!
Эрагон подумал и сказал:
– Хорошо, я окутаю Катрину кое-какими чарами, и она будет в полной безопасности. А потом дам Оррину понять, что позаботился о ней. Это должно поставить точку в любых планах, какие бы он ни строил.
Напряжение Рорана, похоже, несколько спало.
– Буду очень тебе благодарен, – сказал он.
– Я и к тебе кое-каких магических стражей приставлю.
– Нет, не надо. Побереги свои силы. Я и сам могу о себе позаботиться.
Эрагон настаивал, но Роран упорно отказывался, и Эрагон наконец рассердился:
– Черт побери, Роран! Послушай меня! Нам вот-вот предстоит сразиться с воинами Гальбаторикса. Ты непременно должен иметь какую-то дополнительную защиту, хотя бы против магии, и я намерен обеспечить тебе эту защиту, хочешь ты этого или нет, так что можешь улыбнуться и сказать мне спасибо!
Роран сверкнул глазами, что-то проворчал и поднял руки, сдаваясь.
– Ладно, делай, как знаешь. Хотя сам ты никогда не сдаешься.
– А ты сам?
Из зарослей бороды раздалось сдержанное хихиканье.
– Пожалуй, нет. Это у нас, наверно, фамильное.
– Угу. А если вспомнить Брома и Гэрроу, то я даже не знаю, кто из них был упрямее.
– Отец, пожалуй, – сказал Роран.
– А… Бром… Да, наверное, ты прав. Пожалуй, Гэрроу.
Они улыбнулись друг другу, вспомнив жизнь на ферме, и вдруг Роран, несколько изменившись в лице, искоса глянул на Эрагона и сказал:
– А ты как-то иначе выглядишь, чем прежде.
– Правда?
– Правда. Такое ощущение, будто ты стал куда самоувереннее.
– Возможно. Просто я теперь стал лучше понимать себя самого.
И на это Рорану нечего было ответить.
Через полчаса прибыли Джормундур и король Оррин. Эрагон приветствовал Оррина как всегда вежливо и с должной почтительностью; Оррин ответил ему кратко и в глаза не смотрел. Даже на расстоянии чувствовалось, что он изрядно выпил.
Как только они собрались перед Сапфирой, Эрагон начал свой рассказ, но сперва заставил каждого поклясться на древнем языке хранить в тайне все, что здесь услышит. Затем объяснил принцип сохранения драконьих Элдунари Орику, Рорану, Джормундуру и Оррину и кратко пересказал историю тех Элдунари, что хранились у Всадников, и тех, что были украдены Гальбаториксом.
Эльфам, похоже, было не по себе, когда Эрагон стал рассказывать о столь сокровенной тайне в присутствии других, но никто из них возражать не стал. Во всяком случае, уж какое-то доверие он у них завоевал! Орик, Роран и Джормундур были не только потрясены, но и выразили недоверие, засыпав Эрагона десятками вопросов. Особенно ярко блестели глаза у Рорана, словно полученные им сведения пробудили в его душе множество новых идей, связанных с уничтожением Гальбаторикса.
А вот Оррин выглядел недовольным; похоже, он по-прежнему не был убежден в существовании каких-то невидимых Элдунари. Однако Эрагону удалось поколебать его сомнения: он вытащил из седельной сумки сердце сердец Глаэдра и представил золотистого дракона всем присутствующим.
Восхищение и невероятное почтение, которое они выразили, познакомившись с Глаэдром, послужило Эрагону высочайшей наградой. Даже Оррин, похоже, был впечатлен, хотя, обменявшись с Глаэдром несколькими словами, он повернулся к Эрагону и с подозрением спросил: