Завершив осмотр крепежа, он спрыгнул на землю и сказал Эльве:
– Вставай. – Она с раздражением на него посмотрела, но подчинилась: встала и стряхнула со своей туники прилипшую траву. Он быстро провел руками по ее худеньким плечикам и даже подергал за кольчугу, проверяя, достаточно ли хорошо она на ней держится. – Кто это тебе такую кольчугу сделал? – спросил он.
– Парочка очаровательных братьев-гномов, которых зовут Умар и Улмар. – Когда Эльва улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки. – Они, правда, считали, что кольчуга мне ни к чему, но я была очень убедительна.
«Уж в этом я не сомневаюсь», – сказала Сапфира, и Эрагон с трудом подавил улыбку. Эта малышка большую часть ночи провела в беседах с драконами, постоянно требуя их внимания и задавая им столько вопросов, сколько могла задать только она, и Эрагон чувствовал, что драконы, пожалуй, даже побаиваются ее – даже самые старшие, например Валдр. Даже у них не было никакой защиты от Эльвы.
– А эти Умар и Улмар меч тебе, случайно, не сделали? – спросил Эрагон.
Эльва нахмурилась.
– А зачем мне меч?
Он внимательно на нее посмотрел, вытащил свой старый охотничий нож, которым пользовался во время еды, прицепил к нему кожаный ремешок и заставил ее им опоясаться.
– Просто на всякий случай, – сказал он, когда Эльва попыталась протестовать. – Ну, теперь полезай-ка!
Девочка послушно забралась к нему на плечи и обхватила за шею руками. Собственно, он и до холма донес ее точно так же, хоть это и было ему не слишком удобно, но иначе она попросту за ним не поспевала.
Эрагон осторожно поднял Эльву на спину Сапфире и уселся в седло, тесно прижимаясь к шипу у драконихи на шее и оставляя позади место для Эльвы; вдвоем в седле было несколько тесновато.
Как только девочка устроилась, он снова спрыгнул на землю и подал ей свой щит. Ему пришлось вытянуться во весь рост и встать на цыпочки, помогая ей, потому что под тяжестью щита она чуть не упала вниз. Наконец ей удалось втащить щит, и она уложила его себе на колени. Потом слегка отмахнулась, словно отгоняя курицу, и велела Эрагону:
– Иди, иди! Все в порядке!
Придерживая рукоять Брисингра, чтоб не звенела о кольчугу, Эрагон взбежал на вершину холма и опустился на колени, стараясь пригнуться как можно ниже. Сапфира последовала за ним, прижимаясь брюхом к земле и вытянув длинную шею так, что голова ее касалась травы. Ей тоже хотелось видеть, что происходит в лагере.
Оттуда вытекала мощная колонна людей, гномов, ургалов и котов-оборотней. В ровном сером свете предрассветных сумерек было трудно различить отдельные фигуры воинов, тем более что факелов они не зажигали. Колонна двинулась через холмистые поля прямо к Урубаену и примерно в полумиле от него разделилась на три отдельных отряда. Один занял позицию перед центральными воротами, второй повернул на юго-восток вдоль крепостной стены, а третий – на северо-запад.
Именно третью группу, как старательно намекал всем Эрагон, они с Сапфирой и должны были бы сопровождать.
Вардены обернули сапоги и босые ноги тряпками, точно так же они поступили и с оружием; между собой они говорили только шепотом. И все же до Эрагона доносились порой то вопль осла, то ржание лошади, то лай собак, мчавшихся вдогонку за войском. Солдаты на стенах наверняка вскоре должны были заметить, что вблизи крепости наблюдается некая активность – особенно когда вардены начнут устанавливать катапульты, баллисты и осадные башни; все это было заранее подготовлено и размещено в полях поблизости от города.
На Эрагона большое впечатление произвела готовность варденов идти в бой даже после ночного визита Шрюкна. «Они, должно быть, очень в нас с тобой верят», – сказал он Сапфире. И ответственность за эти жизни тяжким бременем легла ему на плечи, поскольку он отчетливо понимал: если его план не удастся, мало кто из варденов останется сегодня в живых.
«Верят, конечно, – ответила Сапфира, – да только если Шрюкн снова вылетит за пределы города, они тут же рассыплются по всему полю, точно стая перепуганных мышей».
«В таком случае мы должны это предотвратить».
В Урубаене прохрипел рог, потом второй, третий; по всему городу стали загораться огни – факелы и светильники в домах.
– Ну вот, началось, – прошептал Эрагон, чувствуя, как бешено бьется сердце.
Теперь, когда в городе была поднята тревога, вардены отбросили все попытки сохранять свои действия в тайне. На востоке появился отряд эльфийской кавалерии, мчавшийся галопом к нависавшему над столицей утесу; эльфы намеревались, взлетев по крутому склону, оттуда штурмовать стену цитадели, прятавшейся под каменным выступом.
В центре почти опустевшего лагеря виднелась блестящая туша двойника Сапфиры. На драконе-призраке восседала точная копия самого Эрагона со щитом и мечом в руках.
Сапфира-призрак подняла голову, раскрыла крылья и взлетела с оглушительным, леденящим душу ревом.
«А здорово они над этими двойниками поработали!» – сказал Эрагон Сапфире.
«Просто эльфы, в отличие от некоторых людей, знают, как должен выглядеть дракон и как должен вести себя».
Двойник Сапфиры приземлился неподалеку от северного отряда варденов, и Эрагон заметил, что эльфы сделали так, чтобы эта нематериальная «дракониха» особенно не приближалась ни к людям, ни к гномам, иначе, случайно коснувшись ее, они поймут, что не страшнее радуги в небе.
Стало уже почти совсем светло, когда вардены и их союзники выстроились в боевом порядке перед тремя основными воротами города. А в самом Урубаене продолжалась подготовка к обороне, но, судя по тому, как беспорядочно солдаты носятся по крепостным стенам, там явно господствовала паника, да и организация войска была поставлена из рук вон плохо. Впрочем, Эрагон понимал, что первоначальная растерянность долго не продлится.
«Сейчас! – думал он. – Прямо сейчас! Больше не тяни! – Он снова обежал взглядом весь Урубаен, пытаясь отыскать среди зданий знакомый отблеск красной чешуи, но Торна так и не обнаружил. – Где же ты, черт тебя побери! Покажись, наконец!»
Снова трижды прозвучал рог, на этот раз среди варденов. Мощный хор голосов взлетел над войском, и осадные машины выпустили в цель первую порцию снарядов, а лучники осыпали городские стены дождем стрел. Стройные ряды атакующих рассыпались и ринулись на штурм этих могучих, казавшихся абсолютно неприступными стен.
Эрагону казалось, что камни, дротики и стрелы летят как-то очень медленно, с трудом преодолевая то пространство, что отделяло варденов от города. Ни один из снарядов не попал во внешнюю стену, и было ясно: бессмысленно даже пытаться разрушить ее обычными средствами. Теперь стрелки целились так, чтобы снаряды и стрелы пролетали над стеной и попадали в тех, кто за ней скрывался. Некоторые камни, ударившись о стену, разлетались на множество острых осколков, которые, как кинжалы, разили всякого, кто случится поблизости. Выпущенные из катапульт снаряды сокрушали стены жилых зданий, и Эрагон подумал, как это ужасно – проснуться под утро среди шума и грохота и понять, что на тебя дождем сыплются каменные обломки стен твоего же дома. Затем он заметил, как оживились вардены в том месте, куда полетел двойник Сапфиры. Раза три взмахнув крыльями, дракон-призрак взгромоздился на стену и полил укрепления струей пламени. И хотя Эрагону показалось, что пламя это выглядит несколько ярче обычного, но пожар получился самый настоящий благодаря усилиям тех эльфов, которые находились неподалеку от северных ворот крепости и старательно поддерживали созданную ими иллюзию.
Дракон-призрак, наклоняясь то в одну сторону, то в другую, поливал огнем стену, очищая ее от солдат. Когда он с этим покончил, два десятка эльфов взлетели с земли на вершину одной из крепостных башен, чтобы оттуда продолжать наблюдение за искусственной Сапфирой, которая снялась с места и полетела над самим Урубаеном.
«Если Муртаг и Торн вскоре не покажутся, то воины Гальбаторикса начнут подозревать что-то неладное, им покажется очень странным, что мы не пытаемся идти на штурм и в остальных местах», – сказал Эрагон Сапфире.
«Да нет, они, скорее, подумают, что мы защищаем тех, кто пытается пробить брешь в этой части стены, – ответила она. – Вот и пусть себе так думают».
Во всех прочих местах сопротивление, оказываемое армией Гальбаторикса, шло куда более успешно. Солдаты, находившиеся на стенах, осыпали варденов градом стрел и дротиков, и те гибли десятками. Это было неизбежно, но Эрагону до боли в сердце было жаль погибших – ведь эта атака была всего лишь способом отвлечь врага, и у этих варденов не было почти никаких шансов выжить, не говоря уж о том, чтобы взобраться на стену и продолжить штурм города. Между тем осадные башни подползали все ближе к стене, а с нее так и летели стрелы и дротики.
Откуда-то сверху, сверкнув в воздухе, вылетела яркая лента расплавленной смолы и исчезла среди прилепившихся к стене домишек. Эрагон заметил вспышки огня на верхней площадке той стены, что ограждала скалистый выступ над цитаделью. Через край стены перелетели четыре тела, кувыркаясь в воздухе, точно набитые опилками куклы, а потом тяжело рухнули на землю. Эрагон сразу воспрянул духом: это означало, что эльфам удалось занять верхний участок стены.
А двойник Сапфиры все кружил над городом, поджигая одно здание за другим. По двойнику стреляли одновременно несколько лучников, устроившихся на ближайшей крыше, но «Сапфира» ловко уходила от стрел и дротиков, а потом, как бы случайно, врезалась в одну из шести зеленых эльфийских башен.
Это столкновение выглядело настолько натурально, что Эрагон даже сочувственно поморщился, когда «Сапфира» ударилась о башню левым крылом, и кости крыла хрустнули, точно стебли сухой травы, а она взревела от боли и, крутясь в воздухе, ринулась вниз, на улицы города. Вскоре она скрылась вдали за высокими зданиями, но рев ее был слышен еще долго, и пламя, которое она выдыхала, окрасило стены домов и осветило подбрюшье того каменного выступа, что нависал над городом.