Орудуя копьем с той же ловкостью, с какой она орудовала мечом, Арья проложила себе путь среди нападающих, моментально разбросав их в стороны, и Эрагон сердито спросил у Эльвы, стоявшей с ним рядом у дверного проема:
– Почему же ты ее не предупредила?
– Потому что они ей ничего не сделают.
И это оказалось чистой правдой: ни один из воинов не сумел нанести Арье ни одного удара. Последние двое попытались удрать, но Арья бросилась вдогонку и уложила обоих еще до того, как они успели добежать до противоположной стены весьма просторного вестибюля, своими размерами превосходившего, пожалуй, даже главный вестибюль Тронжхайма.
Арья оттащила тела солдат в сторону, освобождая подход к дверце, затем подошла к ней сама и выставила конец копья наружу, чтобы Эрагон мог за него ухватиться и тоже пройти внутрь.
Но стоило ей самой выпустить копье, как она сразу напряглась, словно ожидая удара. Впрочем, на нее, похоже, никакие чары не действовали, хотя все здесь явно было прямо-таки опутано магией.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – громко спросил Эрагон, и ему тут же ответило гулкое эхо.
Арья покачала головой и сказала:
– Если не подходить близко к самим воротам, все будет нормально.
Эрагон передал копье Блёдхгарму; тот взял его, прошел в дверцу, и они с Арьей принялись осматривать помещения, находившиеся по обе стороны от ворот. Потом они попытались открыть ворота с помощью потайного механизма – с такой задачей вряд ли справилось бы и куда большее число людей, но у эльфов дело явно шло на лад.
Вскоре в воздухе послышался звон цепей, и гигантские створки начали медленно отворяться.
Когда проход оказался достаточно широким, чтобы в него смогла пройти Сапфира, Эрагон крикнул: «Стоп!», и створки остановились и замерли.
Блёдхгарм вышел из караульного помещения, находившегося справа от ворот, и, стараясь держаться как можно дальше от порога, передал Даутхдаэрт следующему эльфу.
Вскоре все эльфы один за другим проникли в цитадель, и снаружи остались только Эрагон, Эльва и Сапфира. Вдруг из северной части города донесся ужасающий рев, и на мгновение весь Урубаен разом затих.
– Они раскрыли наш обман! – крикнул эльф Утхинарё и бросил копье Эрагону. – Скорей, Аргетлам!
– Теперь ты, – сказал Эрагон, вручая копье Эльве.
Прижав его к себе согнутыми руками, девочка поспешила присоединиться к эльфам и сунула Даутхдаэрт Эрагону. Тот схватил его и перебежал через порог, но, обернувшись в тревоге, он успел увидеть, что Торн уже взлетел над дальним краем города. Упав на колено, Эрагон поспешно откатил копье по полу в сторону Сапфиры и крикнул:
– Скорей!
Но пара секунд все же была потеряна – Сапфире не сразу удалось ухватить копье зубами. Наконец она тоже ринулась в ворота и после гигантского прыжка приземлилась посреди гигантского вестибюля, разбрасывая лапами трупы солдат.
Где-то вдали страшно взревел Торн, а потом, громко хлопая крыльями, устремился к цитадели.
Арья и Блёдхгарм в унисон стали произносить какое-то заклинание, и вскоре оглушительный грохот сотряс каменные стены, а железные створки ворот мгновенно захлопнулись с таким жутким лязгом, что у Эрагона онемело все тело. Затем металлический засов – три фута толщиной и шесть футов длиной – скользнул в прикрепленные по обе стороны от ворот скобы, и Арья удовлетворенно сказала:
– Ну вот! На какое-то время это их задержит.
– Боюсь, что не слишком, – заметил Эрагон, глянув в сторону распахнутой боковой дверцы.
А потом они повернулись и увидели, что перед ними в глубь цитадели – а может, и самого утеса, нависавшего над Урубаеном, – уходит огромный коридор, длиной, наверное, с четверть мили, и в том конце коридора виднеются еще двери, почти такие же большие, как и входные ворота крепости, и покрытые резными золочеными пластинами, красиво блестевшими в свете беспламенных светильников, развешанных по стенам на равном удалении друг от друга. По обе стороны коридора виднелись десятки других, более узких проходов, ведущих куда-то в недра крепости, но ни один из них не был достаточно велик для Шрюкна, хотя Сапфира, пожалуй, могла бы пройти почти по любому из них. Красные знамена с эмблемой Гальбаторикса – переплетающимися языками золотистого пламени – висели на стенах через каждые сто футов, а больше в коридоре ничего не было.
Однако он сам по себе был так велик, что это уже внушало оторопь; а то, что в нем никого и ничего не было, заставляло Эрагона нервничать. Он предполагал, что тронный зал находится как раз за этими золочеными дверями, но был совершенно уверен, что добраться до этих дверей будет весьма нелегко. Если Гальбаторикс хотя бы вполовину так хитер, как ему приписывает молва, то этот проход к заветным дверям должен быть начинен десятками, если не сотнями, разнообразных ловушек.
Эрагона несколько озадачивало то, что Гальбаторикс до сих пор никак не проявил себя. Даже не попытался проникнуть в их мысли; он по-прежнему ощущал лишь связь с Сапфирой и с эльфами, однако отчетливо чувствовал, как близко они находятся от Гальбаторикса. А еще ему казалось, что за ними наблюдает вся цитадель.
– Он, должно быть, знает, что мы здесь, – сказал он Арье. – Он все про нас знает.
– Тогда нам лучше поторопиться. – Арья вынула из пасти Сапфиры копье Даутхдаэрт, покрытое драконьей слюной, сказала: «Тхурра!», и слюна тут же высохла и обсыпалась с копья на пол.
И тут они услышали за спиной, с наружной стороны железных ворот, чудовищный грохот – это Торн приземлился на площадь, взревел от разочарования и с такой силой ударил по воротам, что даже каменные стены, казалось, вздрогнули и зазвенели.
Арья встала во главе их маленького отряд и Эльва пошла с нею рядом, крепко держась за древко копья и вместе с Арьей пользуясь его защитными силами; теперь им оставалось лишь преодолеть этот длинный коридор, ведущий в глубь логова Гальбаторикса.
Штурм в разгаре
– Господин мой, пора.
Роран открыл глаза и кивнул мальчишке, который просунул в палатку голову и руку с зажженным фонарем. Мальчик тут же убежал, а Роран наклонился и поцеловал Катрину в щеку; она тоже поцеловала его. Ни он, ни она толком не спали.
Они вместе встали и оделись. Катрина была готова первой, потому что Рорану куда дольше пришлось возиться с доспехами и оружием.
Когда он натянул латные перчатки, она подала ему ломоть хлеба, немного сыра и чашку чуть теплого чая. На хлеб он даже не посмотрел, съел лишь кусочек сыра и одним глотком выпил чай.
Минутку они постояли, обнявшись, и он сказал:
– Если это будет девочка, дай ей какое-нибудь свирепое имя, хорошо?
– А если мальчик?
– И ему тоже. Мальчик или девочка – они должны быть очень сильными, чтобы выжить в этом мире.
– Хорошо. Обещаю. – Они разомкнули объятия, и Катрина посмотрела ему прямо в глаза: – Сражайся, как это и подобает воину, муж мой.
Он кивнул, повернулся и торопливо вышел, опасаясь, что выдержка и решимость могут ему изменить.
Его полк уже почти собрался на северном краю лагеря. Площадка была освещена лишь неярким светом небес да факелами, прикрепленными к внутренним стенам палаток. В неясном мерцающем свете фигуры варденов казались похожими на неведомых чудовищ, грозных и враждебных.
В полку Рорана, кстати, было немало ургалов и даже несколько куллов. Насуада считала, что эти рогатые существа скорее послушаются Рорана, чем кого бы то ни было другого. Ургалы несли длинные и тяжелые осадные лестницы, которыми пользуются для того, чтобы перебираться через крепостные стены.
Была в его полку и группа эльфов. В основном эльфы, конечно, сражались в армии Имиладрис, но некоторым королева разрешила служить в различных отрядах варденов, предохраняя их от возможных магических атак, которые вполне способны были предпринять заклинатели Гальбаторикса.
Роран поздоровался с эльфами и не пожалел времени, спрашивая у каждого, как его зовут. Эльфы отвечали довольно вежливо, и все-таки ему казалось, что о нем они не слишком высокого мнения. Впрочем, Роран на это не обижался: в какой-то степени это было даже справедливо. Да и эльфы, в общем, ему безразличны. Он, пожалуй, даже не совсем доверял им; какие-то они были чересчур ловкие, чересчур умелые, чересчур умные и, самое главное, совершенно другие, чем он сам. Гномов и ургалов он, по крайней мере, понимал. А вот эльфов не понимал совершенно. И никогда не мог сказать, действительно ли они думают то, что говорят вслух.
– Приветствую тебя, Молотобоец! – шепотом, который был слышен и за тридцать шагов, поздоровался с ним кулл Нар Гарцвог. – Сегодня мы завоюем немало славы для наших племен!
– Да, сегодня мы завоюем немало славы для наших племен, – согласился Роран и двинулся дальше. Воины нервничали; а у самых молодых был такой кислый вид, словно их вот-вот вырвет; впрочем, некоторых желудок уже подвел, чего, собственно, и следовало ожидать перед такой ответственной и опасной операцией. Но даже самые старшие и опытные из воинов казались напряженными, раздражительными и были либо чересчур разговорчивы, либо чересчур молчаливы. Причина тому была вполне ясна: Шрюкн. И Роран мало что мог сделать, чтобы помочь им; оставалось только скрывать свой собственный страх и надеяться, что его воины не утратят мужества, когда начнется штурм.
Впрочем, недобрые предчувствия терзали и его самого. Сумрачное настроение царило в войске варденов, и это было ужасно. Они столь многим пожертвовали, чтобы достигнуть этой цели, но понимали, что в сегодняшнем сражении риску будут подвергнуты не только их жизни, но и безопасность и благополучие их жен и детей, будущее всей Алагейзии. Предыдущие битвы были также полны опасностей, но эта битва была завершающей. Она все решала. И если им придет конец, то больше никаких сражений с Империей уже не будет.
Все это понимали, в том числе и Роран, однако подобный финал казался ему каким-то нереальным. Неужели у них никогда больше не будет возможности пойти против Гальбаторикса и убить его? Однако если тема сражения с Гальбаториксом постоянно была одной из излюбленных во время поздних ночных бесед, то теперь, когда этот момент почти настал, их страшила даже сама возможность подобного сражения.