Все сказанное Оррином вполне соответствовало действительности; Эрагон и впрямь был слишком молод, неопытен и нуждался в советах и подсказке, но он никак не мог сейчас в этом признаться, чтобы не показаться слабым. А потому он ответил так:
– Ты можешь быть совершенно уверен, Оррин, что я непременно посоветуюсь с тобой в случае необходимости, но свои решения я, как и всегда, буду принимать сам.
– Прости меня, Губитель Шейдов, но мне с трудом в это верится. Твоя излишне тесная дружба с эльфами, – и Оррин бросил взгляд на Арью, – всем известна. Мало того. Ты – приемный сын клана Ингеитум, а стало быть, обязан подчиняться вождю этого клана Орику, который, так уж получилось, является заодно и королем гномов. Возможно, я ошибаюсь, но мне представляется сомнительным, что свои решения ты будешь принимать самостоятельно.
– Сперва ты советуешь мне прислушиваться к союзникам варденов. Теперь говоришь обратное, но не потому ли, что предпочел бы, чтобы я прислушивался только к тебе? – Эрагон начинал сердиться.
– Я предпочел бы, чтобы твой выбор соответствовал интересам нашего народа, а не представителям иных рас!
– Он всегда этому соответствовал и будет соответствовать! – Эрагон уже не сдерживался. – Но я обязан быть верным не только варденам и клану Ингеитум, но и Сапфире, Насуаде, а также моей семье. Многие в этой войне ставили на меня, но многие делали ставку и на твое королевское величество. Но все это ерунда. Главная моя забота – это победить Гальбаторикса. Так было всегда, и если кто-то начинает спекулировать на тему, кому я в первую очередь должен быть верен, то мои исходные намерения все должны расставить по местам. Оспаривайте мои суждения сколько угодно, но не ставьте под вопрос мои намерения. А тебе, Оррин, я был бы очень благодарен, если бы ты воздержался от заявлений о том, что я предаю свой народ!
Оррин нахмурился, побагровел и явно хотел резко возразить Эрагону, но тут Орик с силой ударил своим молотом по щиту и гневно воскликнул:
– Довольно нести чушь! Какой смысл тревожиться насчет трещины в полу, если на нас вот-вот обрушится вся гора!
Оррин еще сильнее нахмурился, но промолчал. Снова взяв в руки свой золотой кубок с вином, он поудобней устроился в своем кресле, бросая на Эрагона испепеляющие взгляды.
«По-моему, он тебя ненавидит», – сказала Эрагону Сапфира.
«Точнее, он ненавидит то, что я собой представляю. Как ни крути, а я – препятствие на его пути. Теперь он глаз с меня не спустит!»
– Перед нами сейчас стоит достаточно простой и ясный вопрос, – сказал Орик уже гораздо спокойнее. – Мы должны решить, как нам быть теперь, когда мы лишились Насуады. – Он положил Волунд плоской стороной на стол, провел по волосам своей узловатой рукой и снова заговорил: – Мое мнение таково: в общем, с утра наше положение не особенно изменилось, если, конечно, мы не признаем своего поражения и не станем молить противника о перемирии. Короче, выбора у нас нет, и мы должны как можно скорее двигаться к столице. Сама Насуада никогда не собиралась выходить на поединок с Гальбаториксом. Сражаться с ним и его слугами в любом случае пришлось бы в основном вам, – он указал на Эрагона и Сапфиру, – и эльфам. Вместе с Насуадой мы проделали огромный путь, и хотя нам будет страшно ее не хватать, чтобы этот путь продолжить, она лично нам не так уж и нужна, ибо намеченный ею путь не предполагает никаких особых отклонений. Даже если бы сейчас она здесь присутствовала, то, скорее всего, сказала бы то же самое: надо идти на Урубаен! И точка. И конец разговорам!
Самым незаинтересованным из всех казался кот-оборотень Гримрр. В течение всего этого спора он помалкивал, забавляясь своим маленьким кинжалом с черным лезвием. А вот Арья сразу же поддержала Орика.
– Я с тобой полностью согласна, – сказала она. – Иного выбора у нас действительно нет.
Над Ориком возникла массивная голова Нара Гарцвога; кулл согласно кивал, отбрасывая на стены уродливые тени.
– Этот гном хорошо говорит, – проворчал Гарцвог. – Ургалы останутся с варденами до тех пор, пока возглавлять их будет Огненный Меч. Если в атаку нас поведет он и его дракон Огненный Язык, мы наконец вернем тот кровавый долг, который не желает нам возвращать этот безрогий Гальбаторикс!
После этих слов кулла Эрагон почувствовал себя совсем не в своей тарелке, а тут снова заговорил Оррин:
– Все это очень хорошо и правильно, но я все же хотел бы для начала услышать, как вы предполагаете победить Муртага? Или же их с Гальбаториксом вместе, если нам удастся добраться до Урубаена?
– У нас есть Даутхдаэрт, – вмешался Эрагон, зная, что эльфийка Йаела уже отыскала волшебное копье, – и с его помощью мы можем…
Король Оррин только отмахнулся.
– Да, да, Даутхдаэрт. Однако же он не помог тебе остановить Торна, и я просто представить себе не могу, что Гальбаторикс позволит тебе хотя бы приблизиться с этим копьем к нему и Шрюкну. Впрочем, дело даже не в этом. Ты, Эрагон, пока что совершенно не годишься в соперники этому предателю с черным сердцем. Черт побери, да ты не годишься в соперники даже своему родному брату, а ведь он стал Всадником гораздо позже тебя!
«Муртаг – мой сводный брат», – хотелось сказать Эрагону, но он сдержался, не находя аргументов, чтобы возразить Оррину, все заявления которого казались ему вполне осмысленными и весомыми. Мало того, они заставляли его испытывать стыд.
А Оррин между тем продолжал:
– Мы вступили в эту войну, понимая, что вы, вардены, найдете способ противостоять неестественной мощи Гальбаторикса. Так нам обещала Насуада, так она заверяла нас. И что мы имеем в итоге? Нам предстоит вот-вот столкнуться лицом к лицу с самым могущественным магом в истории Алагейзии, однако мы так и не нашли заветного способа, чтобы его уничтожить!
– А мы вступили в эту войну, – очень тихим и спокойным голосом сказал Эрагон, – потому что впервые со времен падения Всадников у нас возник шанс на победу, хоть и небольшой. И мы решительно настроены этим шансом воспользоваться и сбросить власть Гальбаторикса. Впрочем, тебе все это хорошо известно.
– Какой еще шанс? – усмехнулся король. – О чем ты говоришь? Мы же просто марионетки в руках Гальбаторикса. Единственная причина того, что мы сумели так далеко продвинуться, – это его высочайшее соизволение. Да-да, это он, Гальбаторикс, позволил нам дойти почти до самого Урубаена. Он хочет, чтобы дошли до столицы и привели к нему тебя. Если бы он захотел остановить нас, он давно бы уже вылетел нам навстречу и всей своей мощью обрушился бы на нас еще на Пылающих Равнинах! И как только он сумеет до тебя дотянуться и обрести над тобой власть, он раз и навсегда разделается с нами.
Атмосфера в шатре стала такой напряженной, что это чувствовалось даже физически.
«Осторожней, – услышал Эрагон голос Сапфиры. – Он покинет армию варденов, если тебе не удастся его переубедить».
Арья, похоже, была обеспокоена тем же.
Эрагон, широко расставив руки, оперся ладонями о столешницу и некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Лгать ему не хотелось, но в то же время необходимо было внушить Оррину твердую надежду, а как это сделать, Эрагон не знал: у него самого надежда таяла с каждым часом.
«Неужели то же самое бывало и с Насуадой, неужели и она страдала от неуверенности, в то же время постоянно призывая нас быть верными цели и, не поддаваясь сомнениям, идти вперед, даже если мы и недостаточно ясно видим тот путь, что лежит перед нами?»
– Наше положение не столь… безнадежно, как это хочешь изобразить ты, – сказал наконец Эрагон, глядя на Оррина. Тот лишь презрительно фыркнул и снова отхлебнул из своего бокала. – Даутхдаэрт представляет собой реальную угрозу для Гальбаторикса, – продолжал Эрагон, – и это наше безусловное преимущество. Он действительно боится этого копья и будет его бояться. А значит, мы тоже можем подчинить его себе – пусть хотя бы отчасти. Даже если мы с помощью этого копья не сможем убить самого Гальбаторикса, то, вполне возможно, сумеем убить его дракона Шрюкна. Между ними не существует столь тесной связи, какая должна существовать между Всадником и его драконом, и все же, как мне кажется, гибель Шрюкна, возможно, ранит Гальбаторикса до глубины души.
– Он этого никогда не позволит нам сделать! – тут же возразил Оррин. – Теперь ему известно, что у нас есть Даутхдаэрт, и он предпримет соответствующие меры предосторожности.
– А может, и не предпримет. Я, например, совершенно не уверен, что Муртаг и Торн поняли, что это за копье.
– Они-то, может, и не поняли, зато Гальбаторикс сразу его узнает, стоит ему заглянуть в их память.
«А еще он узнает об Элдунари Глаэдра, если они ему сами уже об этом не сообщили», – сказала Эрагону Сапфира.
Настроение у Эрагона еще больше упало. Он об этом и не подумал, однако Сапфира была права, и он уныло признался ей:
«Значит, надежды застать его врасплох у нас совсем не осталось. Он уже знает все наши тайны».
«Жизнь полна тайн, – отвечала Сапфира. – И даже Гальбаторикс не в состоянии точно предсказать, что именно мы вздумаем предпринять, воюя против него. В этом, по крайней мере, мы могли бы постараться его убедить».
– А скажи мне, Губитель Шейдов, которое из смертоносных копий ты нашел? – спросил Гримрр Полулапа нарочито скучным тоном.
– Дю Нирнен… Копье Орхидеи.
Кот-оборотень моргнул, и Эрагону показалось, что он удивлен, хотя выражение его лица – в данном случае оно было почти человеческим – осталось по-прежнему равнодушно-непроницаемым. – Копье Орхидеи? Это правда? Как странно, что вам удалось найти именно его, тем более в нынешние времена такое оружие…
– А что в нем такого особенного? – спросил Джормундур.
Гримрр облизнулся, демонстрируя совсем не человеческие клыки.
– Нирнен – с-с-славное копье-с-с-с… – И в его голосе послышалось явственное кошачье шипение.