– Тогда дай барабан.
По приказу Скаргаза один из ургалов сбегал в их жилище и принес небольшой кожаный барабан. Ирск поставил его между коленями и на миг замер, положив толстые пальцы на туго натянутую шкуру. Сказал:
– Мне придется сменить слова ургралгра на слова твоего рода, Всадник. Они будут звучать не так, как должно, хотя я добрых три зимы изучал ваш язык.
– У тебя наверняка отлично получится, – заверил его Эрагон. Он давно заметил, что Ирск разговаривает бойчее, чем его соплеменники. Возможно, потому, что его обучали как барда или поэта.
Эрагон подался вперед, ему не терпелось услышать, о чем поведает ургал. Сапфира, устроившаяся в уголке, приоткрыла глаз, показав ярко-голубую мерцающую полоску.
Скаргаз постучал дном кружки по ноге, расплескав рекк.
– Хватит медлить, Ирск! Рассказывай историю. Ту, о великом Кулкарасе.
Ирск снова что-то буркнул. Опустил голову, гулко стукнул по барабану всего один раз и заговорил.
Несмотря на всю резкость ургальских слов, Эрагон сразу понял, что в них скрыта правда. Он слушал, и размеренный сказ переносил его в другое место, в другое время, и события, о которых говорил Ирск, показались реальнее, чем окружающий мир.
Глава VIIIЗмей с Кулкараса
День, когда появился дракон, стал днем смерти.
Он пришел с севера, тенью на ветру. Неслышный, пролетел по долине, застилая солнце бархатными крыльями. Там, где он приземлился, поле и лес вспыхнули пламенем, облака пепла задушили воду в ручьях, звери разбежались, и Рогатые тоже. Крики горя и ужаса рвали летний воздух.
Дракон звался Вермунд Лютый, и был он стар и жесток, расчетлив и хитер. Слухи о нем доходили с севера, но не было среди них ни намека на то, что он покинул свое лежбище в этих далеких холодных пределах.
И все-таки он пришел. Черный, как жженая кость, с гладким блеском на ладной чешуе и полной гортанью огня.
Малышка Илгра с подружками смотрела на дракона с берегов полноводного по весне озера, куда они часто ходили купаться, высоко в предгорьях у восточного склона долины. Оттуда она видела, как дракон разоряет их фермы огнем, и когтем, и взмахами зубчатого хвоста. Когда воины из племени скгаро встали против него с луками, копьями и топорами, дракон спалил их пламенем, растоптал тяжелыми лапами и тем положил конец честолюбивым помыслам. Даже самый острый клинок не мог пронзить его шкуру, а среди скгаро не было чародеев, способных помочь в бою. Поэтому дракон делал с ними, что хотел, а они могли только досаждать или дразнить его, а остановить не могли. Никто не мог.
Вермунд, червь зловредный, сжирал всех, кто оказывался на пути, и мужчин и женщин, и стариков и малышей. Никого не щадил. И скот со жрал – окружил беззащитных животных кольцом огня и пировал, пока челюсти не слиплись, а земля не пропиталась кровью.
Все это, и даже больше, видела Илгра. Ничем не могла помочь, поэтому осталась у озера, хотя ожидание было больнее любых ран. Те из ее друзей, кто не был так разумен, побежали к сородичам, и мало кто из их числа остался в живых.
Когда дракон приблизился к жилищу ее семьи, Илгра оскалила зубы и бессильно зарычала. Ближе он подошел, еще ближе, неспешно замахнулся чешуйчатым хвостом и разрушил ее жилище.
Из горла Илгры исторгся вопль, она рухнула на колени и ухватилась за кончики рогов.
Но горе немного смягчилось: она увидела, как из-под обломков выбралась мать, а с ней Ихана, младшая сестренка. Радость была недолгой: на них с высоты низринулась голова Вермунда с разинутой пастью.
Через поле к дому ринулся отец Илгры с копьем наперевес. Сердце Илгры наполнилось светом надежды. Отец был первым среди Избранных. Мало кто мог сравниться с ним в силе, и хоть он был мал рядом с огромным драконом, храбростью мог бы потягаться с богами. Четыре года назад с гор спустился голодный пещерный медведь, и отец вышел ему навстречу всего лишь с ножом в одной руке и дубиной в другой. И одолел медведя, свалил его ударом ножа в бок и дубины по голове.
С тех пор череп зверя висел у них над очагом.
Илгра знала: если кто в племени скгаро и может победить Вермунда Лютого, то только ее отец.
Даже сквозь весь шум и гам Илгра слышала, как отец вызывает свирепого дракона на бой и осыпает его проклятиями. Единым плавным движением Вермунд развернулся к нему. Не дрогнув, отец поднырнул под огромную, как плуг, челюсть дракона и вонзил копье в просвет между чешуйками на бронированной шее Вермунда.
Острие соскользнуло, и со дна долины до Илгры долетел лязг металла о камень.
По рукам ее поползли мурашки смертного страха. Вермунд громогласно расхохотался, и от его хохота сотряслась земля. Илгра разозлилась на дракона за это веселье, оскалила зубы в ярости. Как смеет он насмехаться над их несчастьем!
Отец был воином до конца. Он испустил грозный крик и пробежал между лапами Вермунда, где дракону было трудно до него достать.
Но чудовище взвилось на дыбы и наполнило воздухом исполинские мехи своих легких, и отца окутал вихрь голубого пламени. Илгра взвыла.
Потом ей на сердце тяжким грузом обрушилось отчаяние, и глаза наполнились слезами.
Но жертва отца была не напрасной. Пока он отвлекал Вермунда, мать и сестра успели убежать, и благоволением Рахны Охотницы Вермунд не стал их преследовать, а занялся уничтожением стад.
Одни скгаро погибли, другие разбежались, и никто не мешал Вермунду вольготно пировать. Илгра осталась сидеть на земле, смотрела и плакала. К ней по одному, по несколько стягивались те, кто остался в живых, одежда у всех была рваная и обугленная, многие со страшными ранами. Они сбились в кучку за каменистым гребнем, тихие, как кролики перед голодным удавом.
По долине разгорались пожары. Деревья – старые узловатые сосны огромной высоты – вспыхивали оранжево-желтыми столбами. Треск пламени эхом отдавался среди горных вершин. Огненное зарево все выше поднималось по склонам долины, к облакам взлетали вихри багровых искр. Клубы дыма застилали небо, и пепел сыпался, как снег, пока не укутал всю долину толстым покровом, темным саваном разрушения, горечи и гнева.
Вермунд пировал. Он набивал себе брюхо их овцами, козами и свиньями, пока оно не раздулось, как беременное. Насытившись наконец, дракон взмыл в рыдающее небо.
Однако улетел он недалеко – то ли потому, что набитое брюхо тянуло к земле, то ли еще не весь скот был съеден, Илгра не знала. Но смертоносный древний червь добрался лишь до истока долины. Там он взгромоздился на самую высокую гору – покрытый снегом Кулкарас. Обернул длинное туловище вокруг зубчатой вершины, накрыл морду хвостом, издал заключительный огненный вздох и закрыл глаза. Так он и уснул. А пока спал, больше не шевелился.
Илгра смотрела сквозь дым на далекую темную тушу, угнездившуюся на Кулкарасе, словно зловредная опухоль. Холодные тиски ненависти сжимали ей сердце, и Илгра поклялась самой страшной клятвой, какую знала, что отныне у нее будет только одна цель – уничтожить Вермунда Лютого. Убить змея с Кулкараса.
Когда опасность миновала, все, кто остался в живых из племени скгаро, собрались на южном конце долины, возле жилища Зжара, умевшего делать ловушки для рыбы. Илгра сидела в темном углу и помалкивала, а старухи херндал спорили, как быть дальше. Первым делом они выбрали из немногих оставшихся мужчин военного вождя. Им стал Арвог, самый крупный, сильный и быстрый из них. Он был Избранным, как и погибший отец Илгры, и возвышался над остальными, как гора. Но, как и все, Арвог уважал мудрость старейшин и покорился выбранной ими судьбе.
Племя не осмеливалось выглянуть из жилища Зжара целых четыре дня, пока не поверили, что Вермунд ушел и не вернется. Они надеялись, что змей, собрав жестокую дань, утолил наконец свой голод и потерял интерес к тем, кто сумел избежать злой участи. Надеялись.
Во время долгого ожидания они пели песни смерти по своим погибшим товарищам и в часовне Зжара приносили жертвы всем богам. Особенно Сварвоку, царю богов. Теперь, как никогда, они нуждались в его силе. Илгра пела вместе с матерью и сестрой, пела, пока не превратилась в пустую скорлупку, где жил только ее голос, и все они, все вместе, горестно оплакивали своих павших.
К концу третьего дня самые смелые из скгаро под покровом темноты вернулись в деревню за припасами и чтобы поискать раненых. Нашли только одного – Дарвека, резчика, который потерял два пальца, но в остальном еще мог владеть руками.
Еще четыре дня племя голодало. Вермунд ни разу не шелохнулся: если бы не клубы дыма, время от времени вылетавшие из ноздрей, можно было бы подумать, что он мертв. И тем не менее племя подготовилось к встрече с драконом. По указаниям Арвога они делали копья из молодых деревьев и стрелы из кизила, варили кожу на доспехи, точили клинки. Илгра с жаром взялась за приготовления к войне – она решила сделать все, что в ее силах, чтобы одолеть древнего червя.
Ибо херндал решили: племя останется здесь, долина принадлежит им, а Вермунд – незваный гость и заслуживает смерти. Все, чем они владели, лежало на этом узком горном плато под сенью Кулкараса. Кроме того, вздумай они уйти, то очень скоро оказались бы на землях других племен, а скгаро были сейчас слишком малочисленны и ослаблены, чтобы надеяться завоевать себе новые угодья.
И Вермунда они тоже не надеялись победить в открытом бою. Но вокруг очага шли долгие разговоры о ловушках и засадах, и в сердцах постепенно разгоралась бесшабашная вера в себя. Все сходились в одном: лучший способ одолеть дракона – подняться на Кулкарас и убить змея, пока он спит, вонзив копье ему в глаз.
Но сначала следовало позаботиться о мертвых. Без должных почестей их души не найдут покоя, и никто из скгаро не хотел навлечь на себя проклятие тех, кого истребил Вермунд. Двигал ими не только страх, но и печаль и уважение.
– Надо действовать быстро, – говорил Арвог, – чтобы напасть на Вермунда, пока он не пробудился.
Тогда Илгра решила пойти вместе с отрядом, который отправился собирать тела. Мысль о том, что останки отца – если от него вообще что-то осталось – лежат под открытым небом, где их глодают звери и клюют птицы, была невыносима. Эту чудовищную ситуацию нужно было срочно исправить.