Стены, потолок и пол ее покоев в цитадели Илирии были обтянуты роскошной тканью, и создавалось впечатление, что находишься в шатре или же в чреве какого-то матерчатого зверя. Она сидела в гнезде из подушек, уютная и грозная. С моего последнего визита она выросла и как-то заострилась.
– Тебе известно, почему я пришла, – сказала я.
– Конечно. Ты услышала о недавних… интригах. – Последнее слово было напитано ядом.
Я села напротив, на толстые ковры, бесчисленными слоями покрывавшие пол.
– Я слышала, что Насуада больше не выпускает тебя в город. Возможно, для тебя закрыты и многие части цитадели. Возможно, твой мир ограничен этими комнатами.
Девочка смотрела меня с чем-то вроде презрения.
– Никто не может удержать меня взаперти. Ты же знаешь. Я не выхожу из своих покоев, потому что сама так решила. Я могу уйти когда захочу.
– Теоретически да, но за тобой сразу же начнется погоня. Кто-нибудь из Дю Врангр Гата очень скоро захватит тебя врасплох – например, во сне – и вернет обратно.
– Ничего ты не понимаешь. Уходи, счастливого пути. – Она помахала мне и отвернулась.
– Я слышала рассказы – без сомнения, преувеличенные – о твоих… подвигах. И не могу осуждать Насуаду за то, что она держит тебя под замком. Торговые переговоры затягиваются на долгие недели, вспыхивают битвы, главный поставщик провизии в армию пойман на осквернении часовни гномов…
– Он ждал друга.
– И забыл дома одежду.
– С каждым может случиться.
– И заставил посла эльфов заплакать? На виду у ургалов?
Эльва рассмеялась:
– Это было забавно.
– Ты слишком много продемонстрировала им, и они обратят это против тебя. Я пришла предложить тебе помощь, если ты в ней нуждаешься.
Эльва молчала, впившись в меня пристальным взглядом, – весьма мудрая тактика беседы, которую я рекомендую во многих случаях.
Я продолжила:
– Если бы я смогла увести тебя отсюда втайне от всех, ты пошла бы?
Она вскинула подбородок:
– Зачем? Чтобы ты шпионила за мной для Эрагона? Чтобы держала на цепи, как опасного зверя? Чтобы использовала меня для своих хитрых планов? Я быстро учусь и теперь знаю очень много. Люди хрупки – их можно тыкать палочкой и смотреть, как они корчатся. Мне твоя помощь не нужна.
– Хочешь, чтобы я тебя уговаривала?
И снова ответом был только немигающий взгляд.
– Ладно же. Эрагон избавил тебя от навязчивого стремления помогать всем и каждому, но от этого твоя жизнь не стала лучше. Ты расправляешь крылья, проверяешь свои способности, ищешь свое место в этом мире. Но с каждым взмахом, с каждой попыткой тебе снова и снова напоминают: тебе нет места среди обычных людей, никто не разглядит тебя настоящую. – Не вопрос, а утверждение. Иголка, чтобы колоть и бередить. Подействовало: лицо Эльвы стало тверже, в глазах отражалась лишь крохотная искра яростного пламени.
– Каждый хочет того, чего он не может заполучить. Даже ты?
– О да. – Я не удержалась от улыбки, хотя этим наверняка рассердила девочку еще больше. – Эльва… Ты знаешь правила игры, но только для начальных ходов. Я смогу показать тебе очень многое и сберечь до тех времен, когда ты захочешь вернуться к этой жизни. Размах и глубина всего сущего гораздо больше, чем кто-либо может представить – даже самый древний дракон, даже самый мудрый эльф. Я видела больше, чем многие другие, но все это – лишь крохотная пылинка, мельче мелкого, меньше малого.
Эльва закусила губу и впервые стала похожа на обычного ребенка.
Вот оно в чем дело. Широтой всего сущего ее не убедишь. Но я достигла цели своего первого шага – усилить в ней смирение перед моей властью. Пришло время для ее истинного желания.
– Я сделала себя невосприимчивой к твоим способностям, поэтому могу предложить тебе хотя бы временное избавление от тех страданий, которые беспрерывно терзают твой разум. Ты поймешь, кто ты такая и кем хочешь стать. А когда вернешься, то сможешь уже по-новому распоряжаться своей жизнью. Да, пока ты рядом со мной, ты будешь вынуждена соблюдать некоторые границы и придерживаться определенных правил. Но, Эльва, мне не нужна сила, рожденная твоим проклятием. Мне нет нужды ломать или сгибать тебя.
Она посмотрела на меня долгим взглядом – надежда, когда надеяться запрещено, надежда, отравленная глубокой горечью.
– Пустые слова, – вымолвила она.
– Думаешь, я лгу?
– Ты же знаешь, я не могу видеть, лгут люди или нет!
– Да. Ты должна сделать выбор, не владея полной информацией. Так вынуждены поступать все. Хочешь уйти со мной, Эльва? Подумай хорошенько. Я больше не вернусь и не предложу еще раз.
Наступил мой черед пристально смотреть и ждать ответа.
Эльза сердито насупилась. У любого другого ребенка за этим последовала бы истерика, но ее самообладание не ослабело.
– Ты и впрямь думаешь, что стража просто так выпустит меня? Ха! За последние пару недель они пресекли две попытки похитить меня. – Ее обычно холодный, высокомерный голос дрогнул от гнева.
Я не стала скрывать тревогу.
– Не слышала. Тогда тебе тем более важно уйти. Подозреваю, что некие опасные группировки хотят сделать из тебя оружие.
– Ха!
– Знаю. Они не понимают твоей силы, хотя им самим это невдомек. А если людям что-то кажется понятным, то они думают, будто могут этим управлять.
– Я не собираюсь скрывать, кто я такая и что умею.
– Затаиться – очень важно. Ты и так уже привлекаешь слишком много внимания.
– Ага! Я разгадала твой план. Ты хочешь, чтобы я убедила стражников меня выпустить. Ничего не выйдет: они заговорены и меня боятся.
В голосе Эльвы прозвучала гордость, и меня это очень обеспокоило.
– Ни стражники у дверей, ни чары, наложенные на эту комнату, не остановят меня, если я захочу вывести тебя из этих стен, – сказала я.
Эльва презрительно фыркнула.
– Только скажи, ты хочешь уйти?
– Никого никогда не волновало, чего я хочу, с той самой минуты, когда Эрагон произнес свои слова.
– Ты хочешь уйти?
– Что ты задумала? Стать невидимками? Затуманить стражникам разум? Выкопать подземный ход? Ничего из этого не выйдет.
– Нет. Я просто открою дверь, и мы уйдем. И больше ничего.
– Ха! – На сей раз с искренним отвращением.
Я встала:
– В последний раз спрашиваю, ты хочешь уйти?
– Да! Тысячу раз проклинаю тебя за то, что заставила меня чего-то хотеть. Да!
– Тогда пойдем.
Я протянула руку, но Эльва проигнорировала мой жест. Безо всякой помощи она выкарабкалась из своих подушек.
– Хорошо. Но я все равно думаю, что ты меня обманываешь. Они предусмотрели все возможные способы бегства отсюда.
«Но забыли о невозможных», – подумала я.
Над Эльвой предстояло очень много работать, однако я, как ни странно, ждала этого с нетерпением.
У нее грандиозные возможности понимать непостижимое.
– Собери все, что хочешь взять с собой, и пойдем.
Хоть Эльва, похоже, до сих пор относилась к этой затее с крайним недоверием, все же она положила на одеяло небольшой деревянный бочонок и кое-какие вещи, завязала в узел.
– А где твоя няня Грета? – спросила я.
– Я прослежу, чтобы она ни в чем не нуждалась до конца своих дней.
– Это очень мило с твоей стороны, но события часто развиваются непредсказуемо. Возможно, ты никогда больше не увидишь ее. Чтобы не сожалеть в будущем, распрощайся с ней как следует сейчас.
Эльва помешкала, но в конце концов послушалась и позвонила в колокольчик. Я спряталась за складками портьеры – не хотела, чтобы меня увидели: а вдруг впоследствии кто-нибудь захочет покопаться в памяти няни?
Грета вошла сразу же, как всегда готовая исполнить любое пожелание своей подопечной. Прощание с Эльвой, естественно, огорчило ее до глубины души. Старушка была искренне предана девочке и ради нее пожертвовала многим. Я восхищалась стойкостью и решительностью, с какими Грета шла к своей цели. Она заговорила о своих страхах: Эльва-де слишком молода, чтобы без защиты выходить в мир, но девочка заверила, что с ней ничего не случится, и поблагодарила за все, что няня сделала для нее.
Однако от Греты не так легко было отделаться. Она говорила, снова и снова возвращаясь к одной и той же теме – как она любит Эльву, гордится ею и стремится оберегать. И старалась подчеркнуть глубину своих чувств.
Ответы Эльвы звучали все отрывистее. Потом она смолкла, и я встревожилась. Хотела уже вмешаться, но тут Эльва что-то тихо произнесла, и Грета сдавленно взвыла, как смертельно раненный зверь.
Уж не знаю, каковы были слова Эльвы, но она нанесла старушке жестокий удар. А потом девочка что-то шепнула еще раз, и Грета вскрикнула опять, но уже совсем другим тоном.
– Ах ты, чудовище маленькое! Нельзя же так – сначала сломать, а потом починить ласковыми словами. То, что разбито, разбитым и останется. Когда рана заживает, остается шрам, а не здоровая кожа. Я тебя люблю. Очень люблю. Ты хоть понимаешь, что это означает? Я буду любить тебя и тревожиться за тебя всегда, до последнего вздоха, но я больше никогда не смогу доверять тебе.
Зашаркали шаги, скрипнула закрывающаяся дверь, и наступила тишина.
Я вышла из укрытия:
– Это было необходимо?
Эльва пожала плечами, делая вид, что последствия ее не волнуют, но сама была бледна и дрожала. Потом посмотрела мне в глаза и сказала, чего я боюсь больше всего на свете.
Хоть я и жила с этим уже много лет, все же услышать, как кто-то произносит это – даже не понимая значения своих слов, – оказалось очень больно. Как будто меня ужалили тысячи пчел, вонзили в меня отравленные иглы страха, внезапности, боли.
Я, казалось бы, обезопасила себя от силы Эльвы, но проклятие каким-то образом преодолело все преграды. Снова и снова глубинная магия драконов стремилась выполнить свое предназначение, найти обходной путь даже против самой крепкой защиты. Я поклялась при первой же возможности укрепить заслон, хоть на время противостоять всепроникающим способностям Эльвы.