– Нет. Я уже помахал тут топором с одним эльфом, которому, видишь ли, доставляет удовольствие лупить меня по башке. Нет, с меня хватит. Я пришел на твои успехи поглядеть.
– Так ты уже видел, как я сражаюсь.
– В последнее время не видел.
– Хочешь сказать, что тебе просто любопытно посмотреть, насколько я переменился.
Орик в ответ лишь пожал плечами.
С другой стороны поля появился Ванир.
– Ты готов, Губитель Шейдов? – крикнул он еще издали. Его презрительное отношение к Эрагону несколько переменилось после их последней схватки как раз перед Агэти Блёдрен, но не слишком.
– Вполне готов.
И они вышли на открытое место, заняв позиции друг против друга. Стараясь ото всего отрешиться, Эрагон выхватил Заррок из ножен и с удивлением почувствовал, что меч кажется ему необычайно легким, точно ивовая ветвь. Он был так этим потрясен, что рука его дрогнула, и меч, вырвавшись из пальцев, отлетел ярдов на двадцать вправо и глубоко вонзился в ствол сосны.
– Ты что же, Всадник, даже клинок удержать не можешь? – усмехнулся Ванир.
– Прошу прощения, Ванир-водхр, – пробормотал Эрагон, потирая кисть, которую чуть не вывихнул. – Я неверно оценил собственную силу.
– Смотри держи меч покрепче, не то снова вырвется! – И Ванир, подойдя к дереву, ухватился за рукоять Заррока и попытался выдернуть клинок из ствола. Но меч вонзился так глубоко, что неподвижно сидел в древесине. Брови Ванира сошлись на переносице – он явно злился, не ожидая этого неожиданного сопротивления. Собравшись с силами, он снова дернул меч. Дерево затрещало, и Заррок оказался у него в руках.
Эрагон с благодарностью принял меч у него из рук и для разминки слегка повращал им в воздухе над головой; его немного тревожило то, каким непривычно легким кажется ему теперь этот могучий клинок. Что-то тут явно было не так!
– В позицию! – крикнул ему Ванир и на сей раз первым пошел в атаку. Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, он сделал выпад, целя своим клинком в правое плечо Эрагона. Эрагону же показалось, что эльф движется гораздо медленнее обычного, как если бы быстрота его реакции снизилась до уровня обыкновенного человека. Он легко отразил выпад Ванира, и от скрестившихся клинков во все стороны брызнули синие искры.
На лице Ванира отразилось крайнее изумление. Он тут же нанес еще удар, и еще… Эрагон отклонялся назад, как дерево под ветром, легко уходя от ударов, а Ванир продолжал рубить мечом, и удары его сыпались один за другим, но Эрагон все время уклонялся или парировал его, пользуясь и ножнами, и клинком и вовремя пресекая любую атаку Ванира.
Вскоре Эрагон понял, что тот волшебный, сверкавший всеми цветами радуги дракон, что явился ему во время празднования Агэти Блёдрен, не только невероятным образом изменил его внешность, но и одарил его физической силой и быстротой реакции эльфов. Теперь Эрагон в этом отношении не уступал даже самому лучшему эльфийскому атлету.
Понимая это, подстегнутый желанием опробовать свои новые возможности, он взвился в воздух более чем на десять футов, и Заррок алым лучом сверкнул в солнечном свете. А Эрагон, словно акробат, приземлился у Ванира за спиной, еще в воздухе развернувшись к нему лицом.
И громко рассмеялся, чувствуя себя уже не беспомощным искалеченным мальчишкой, но могучим воином, способным противостоять и эльфам, и шейдам, и любым творениям магии. Теперь-то уж никто не станет над ним насмехаться! Теперь ему уже не придется полагаться на помощь Сапфиры или Арьи, чтоб справиться с таким врагом, как Дурза!
Он атаковал Ванира, и поле загудело от их топота и яростного звона мечей. Они то бросались друг на друга, делая выпады, то отскакивали назад, и от их могучих ударов поднимался такой ветер, что сосновые ветви над головой начинали раскачиваться и посыпать иголками спутанные волосы бойцов. Поединок продолжался долго, ибо и теперь Ванир оставался отличным спарринг-партнером для Эрагона. Но в конце концов, обманув противника ложным выпадом, Эрагон пробился сквозь его защиту и нанес эльфу страшный удар по плечу, явно сломав ему кость.
Ванир выронил меч; лицо его побледнело.
– Как быстр твой клинок! – воскликнул он, и Эрагон узнал строку из знаменитого «Лэ об Умходане».
– Клянусь богами! – вскричал Орик. – Это был самый лучший бой на мечах, какой мне когда-либо доводилось видеть! А ведь я был свидетелем твоего поединка с Арьей в Фартхен Дуре!
И тут Ванир проделал такое, чего Эрагон никак не ожидал: эльф прижал неповрежденную руку к груди и поклонился, словно вассал, присягавший на верность.
– Я прошу у тебя прощенья, Эрагон-элда, – торжественно сказал он, – за то, что так непочтительно вел себя прежде. Я считал, что ты принес моему народу одни несчастья, и, движимый страхом за будущее, обращался с тобой совершенно неподобающим образом. Теперь, однако, я понял, что ни ты, ни твой народ не являются угрозой нашему общему делу. – И слегка хриплым от волнения голосом Ванир воскликнул: – О да, отныне ты действительно достоин звания Всадника!
Эрагон поклонился в ответ:
– Твои слова – большая честь для меня, Ванир-водхр! Прости, что нанес тебе такую рану, и позволь мне исцелить ее.
– Не нужно. Положимся на природу, пусть она сама залечит ее, а мне это будет памятью о том, что некогда я скрестил клинки с самим Эрагоном, Губителем Шейдов! Не беспокойся, это ничуть не нарушит наши планы: мы снова встретимся здесь завтра и продолжим наши поединки, я ведь так же хорошо владею и левой рукой.
Они еще раз поклонились друг другу, и Ванир покинул ристалище.
Орик, хлопнув себя по ляжке, воскликнул:
– Вот уж теперь у нас точно есть шанс на победу! Печенкой чую! Говорят, печенка всегда первой такое чувствует, и сейчас она говорит мне, что все это здорово порадует и Хротгара с Насуадой!
Эрагон промолчал; он был занят тем, что с помощью магии вновь острил свой Заррок после учебного поединка. Лишь немного погодя он мысленно обратился к Сапфире:
«Если было бы достаточно одной лишь эльфийской быстроты и силы, эльфы давно бы уже сбросили этого Гальбаторикса с его трона!»
Однако же он и сам был страшно рад и обретенным возможностям, и, главное, тому, что наконец избавился от мучительных болей в спине. Страшные приступы исчезли, как не бывало, и разум Эрагона словно высвободился от окутывавшей его пелены, обретя способность мыслить ясно и решительно.
У них оставалось еще немного времени до встречи с Оромисом и Глаэдром, и Эрагон, взяв лук и колчан со стрелами, направился к тиру, где эльфы упражнялись в стрельбе. Хотя луки эльфов и были гораздо мощнее, чем его собственный, но мишени оказались для него слишком малы, да и расстояние до них показалось ему слишком большим. И для начала он решить пострелять с половины дистанции.
Заняв позицию, Эрагон вложил стрелу и медленно натянул тетиву, радуясь, как легко у него это получается. Взяв прицел, он пустил стрелу, внимательно следя за тем, куда она попадет. Стрела, как рассвирепевший шмель, с жужжанием понеслась к мишени и вонзилась прямо в центр. Эрагон довольно улыбнулся. Он стрелял снова и снова, постоянно наращивая скорость стрельбы, пока не достиг тридцати выстрелов в минуту.
На тридцать первой стреле он натянул лук чуть сильнее, чем раньше – точнее, чем раньше у него хватало сил, – и тисовый лук с оглушительным треском сломался пополам, оцарапав ему пальцы разлетевшимися во все стороны осколками. От внезапного рывка рука тут же онемела.
Эрагон уставился на обломки лука, страшно расстроенный. Этот лук ему на день рождения более трех лет назад подарил Гэрроу. С тех пор не проходило и недели, чтоб Эрагон им не воспользовался. Этот лук не раз помогал ему добывать пишу для всей семьи; если б не он, им порой пришлось бы голодать. Из этого лука Эрагон застрелил своего первого оленя. Из этого лука он убил и своего первого ургала. На этом луке он впервые испытал свои магические способности. Ему казалось, что он потерял верного старого друга, на которого всегда мог положиться даже в самой скверной ситуации.
Сапфира обнюхала обломки и сделала вывод: «Похоже, тебе понадобится новый метатель для стрел».
Эрагон только крякнул от неудовольствия и махнул рукой; беседовать настроения не было. Он собрал стрелы, и они с Сапфирой полетели к белым утесам Тельнаира.
Когда они предстали пред Оромисом, старик, как всегда, сидел перед хижиной и любовался дальними отрогами гор.
– Ну что, Эрагон, – спросил он, – ты полностью освободился от магических чар нашего празднества?
– Да, учитель.
Оромис долго молчал, потягивая из кружки черничный чай и продолжая изучать синевшую вдалеке полоску древнего леса. Эрагон терпеливо ждал; он уже привык к таким паузам в разговорах со старым Всадником. Наконец Оромис промолвил:
– Глаэдр рассказал мне – по мере сил, разумеется, – что случилось с тобой во время Агэти Блёдрен. Такого еще никогда не бывало за всю историю существования нашего ордена. Мда-а… Драконы снова доказали, что способны на такое, чего мы даже и вообразить себе не можем. – Оромис снова помолчал, прихлебывая чай. – Глаэдр и сам еще не до конца понял, какие превращения и изменения тебя ожидают, поэтому я хотел бы, чтобы ты подробно описал мне, что за это время успело произойти с тобой, включая и перемены в твоей внешности.
Эрагон быстро рассказал ему обо всем, подробно остановившись на повышенной реакции всех органов чувств – зрения, обоняния, слуха и осязания, – и закончил отчетом о схватке с Ваниром.
– Ну, и что ты после всего этого чувствуешь? – спросил Оромис. – Тебе не обидно, что кто-то манипулировал твоим телом, даже не спросив у тебя?
– Нет-нет! Совсем нет! Раньше я, возможно, и обиделся бы, даже, наверное, отказался бы от подобных «услуг» – до битвы при Фартхен Дуре. А теперь я безмерно благодарен хотя бы за то, что боли в спине у меня совершенно прекратились. Я бы с радостью согласился и на большие изменения, лишь бы снять с себя проклятие Дурзы. Нет, учитель, сейчас я не испытываю ничего, кроме благодарности!