Он с огромным трудом взобрался по трапу, мотаясь из стороны в сторону в такт качке и то и дело прислоняясь к переборке, чтобы передохнуть. Выбравшись на палубу, он на секунду задержался, чтоб глотнуть свежего воздуха, и побрел на корму, к рулевому. Ноги под ним подламывались.
– Как идем? – задыхаясь, спросил он Утхара, стоявшего за рулем.
Тот в ответ только мотнул головой.
Нагнувшись над планширом, Роран высмотрел в тумане три шлюпа – до них было, наверное, с полмили; их несколько сносило к западу, ближе к центру водоворота. Странно, они отчего-то показались Рорану совершенно неподвижными.
Сперва он решил, что ему это чудится, но потом понял, что «Крыло дракона» явно идет быстрее; казалось, корабль пересек невидимую границу, отделявшую его от смертельно опасного места, и силы, которые до сих пор тянули его к гибели, несколько ослабели. Разница была почти незаметна, но и этого оказалось достаточно, чтобы расстояние между «Крылом дракона» и шлюпами начало понемногу увеличиваться. С каждым новым взмахом весел их корабль уверенно набирал темп!
А вот шлюпам никак не удавалось преодолеть чудовищную мощь водоворота. Все реже вздымались их весла, а потом и вовсе остановились – и шлюпы тут же потянуло назад, в облака тумана, за которыми свою жертву поджидали бешено вращающаяся стена черной воды и ощетинившееся скалами океанское дно.
«Они уже не могут грести, – сообразил Роран. – У них слишком мало людей, и они выдохлись!» Он не мог не посочувствовать им сейчас – их ждала страшная участь.
И в эту минуту с ближайшего к ним шлюпа сорвалась стрела, превратившись в воздухе в тонкую зеленую молнию, и понеслась к «Крылу дракона», по всей видимости, созданная и направляемая магией. Огненная стрела попала в крюйс-марсель и взорвалась, рассыпавшись на множество огненных шариков, поджигавших все, к чему они прикасались. Через секунду на бизань-мачте, на ее парусах и по всей палубе вспыхнуло не менее двадцати маленьких пожаров.
– Нам это не потушить! – в панике заорал кто-то из матросов.
– Руби все, что горит, и швыряй за борт! – рявкнул в ответ Утхар.
Выхватив нож, Роран принялся за дело, иссекая и срубая горящий кусок палубы под ногами. Всего через несколько минут напряженной работы они сумели загасить все очаги колдовского огня, и стало ясно, что дальше пожар не пойдет.
– Отбой! – раздался чей-то крик, и Утхар расслабил пальцы, судорожно стискивавшие румпель.
– Если это все, на что способен их маг, то нам его, можно сказать, и бояться нечего, – заметил он с усмешкой.
– Ну что, выберемся мы из Кабаньего Ока или нет? – спросил Роран, уже почти уверенный, что получит подтверждение вспыхнувшей надежде.
Утхар расправил плечи, гордо, хотя и не совсем уверенно, глянул на него и улыбнулся:
– Пока еще не выбрались, но, похоже, конец близок. Нам все равно не отойти далеко от этого прожорливого чудовища, пока не ослабнет отливное течение. Передай-ка Бондену, чтоб немного сбавил темп. Ребята и так в обморок падают – совсем он их уморил. Пусть теперь передохнут чуток.
А потом все было именно так, как и обещал Утхар. Роран сменил одного из уставших гребцов и еще немного поработал веслом, а когда в следующий раз поднялся на палубу, водоворот уже явно ослабел. Чудовищный рев его разверстой пасти утих, превратившись в обычное, хотя и довольно громкое завывание ветра. Море тоже несколько успокоилось; ничто больше не напоминало о той жуткой силище, что только что бесновалась здесь. Спирали тумана, крутившиеся над бездной, словно растворились в теплых лучах солнца; воздух стал чист, как только что вымытое стекло. Теперь, пожалуй, трудно было бы даже предположить, что рядом существует такое чудовище, как Кабанье Око. Роран, разыскав под скамьями гребцов свою подзорную трубу, сумел разглядеть в том месте лишь относительно небольшой круг желтой пены, крутившийся на поверхности воды.
А в центре этого пенного круга вместе с водой вращались три сломанные мачты и черный парус. Впрочем, все это могло ему просто показаться.
«Что ж, мы еще легко отделались!» – подумал Роран.
Илейн подошла к нему, встала рядом и, прикрывая рукой вздувшийся живот, тихо сказала:
– Нам здорово повезло, Роран! На такое везение и рассчитывать было трудно.
– Это точно! – с удовольствием согласился он.
Курс на Аберон
Лес под крылом Сапфиры расстилался во все стороны до самой белесой линии горизонта, и цвет его по мере удаления от них менялся от темно-зеленого до слабо-зеленоватого и бледно-багрового. Сойки, дятлы и другие лесные птицы с испуганными криками заметались среди кривых сосновых ветвей при виде летевшей низко Сапфиры. Она нарочно спустилась к самым кронам, чтобы уберечь своих пассажиров от страшного холода, царившего на большой высоте.
Если не считать того раза, когда Сапфире пришлось скрываться от раззаков в горах Спайна, им с Эрагоном более ни разу не предоставлялось возможности достаточно долго лететь без остановок, ибо каждый раз приходилось дожидаться попутчиков, следовавших за ними по земле. И сейчас Сапфира особенно была довольна полной свободой и с радостью демонстрировала Эрагону все то, чему она научилась у Глаэдра.
Орик, повозившись и устроившись поудобнее, заявил Эрагону:
– Я, правда, не уверен, что когда-нибудь буду чувствовать себя в небе как дома, зато теперь мне понятно, отчего у вас с Сапфирой полет вызывает такой восторг. Он действительно дает ощущение полной свободы! Ты можешь вообразить себя стремительным коршуном, преследующим добычу! Ах, у меня просто сердце готово выпрыгнуть из груди!..
Чтобы немного развлечься, Орик с Сапфирой затеяли игру в загадки. Эрагон отказался – он загадками никогда особенно не увлекался да и плохо умел их разгадывать; в этом отношении ум его никогда не был достаточно гибок. Во всяком случае, до Сапфиры в этом искусстве ему было ох как далеко. Зато она от любых загадок приходила в восторг и обычно легко их решала.
– Я знаю только загадки гномов, они все на нашем языке, – сказал Орик. – Я, конечно, постараюсь получше их переводить, но ты уж извини, если тебе мои рифмы покажутся грубоватыми. – И он начал:
Пока я юна – высока;
Когда я стара – коротка.
Пока я живу, я пылаю.
В дыханье Урура сгораю.
«Это нечестно, – пробурчала Сапфира. – Я почти ничего не знаю о ваших богах».
– Так что, сдаешься? – засмеялся Орик.
«Вот еще! – Несколько минут слышался только шелест ее крыльев, потом она спросила: – Это свеча?»
– Точно!
Сапфира фыркнула; в лицо Орику и Эрагону ударил клуб горячего дыма.
«Такие загадки для меня труднее всего. Я ведь не бывала внутри человеческого жилища с тех пор, как вылупилась из яйца, и мне трудно даже просто представить, о каком предмете обихода идет речь».
Затем она предложила Орику свою загадку:
– Какой цветок так расцветает,
Что все болезни исцеляет?
Загадка оказалась Орику явно не по зубам. Он долго кряхтел, пыхтел, недовольно ворчал и возился, так что сидевший позади него Эрагон не мог сдержать улыбки: он-то давно прочитал ответ в мыслях Сапфиры. В конце концов Орик сдался:
– Ну ладно, твой верх! И что это за цветок?
Но Сапфира не унималась:
– Нет, это вовсе не шафран,
Не розмарин и не банан.
Ответ же правильный: тимьян!
Теперь уже Орик закричал:
– Нечестно! Во-первых, это не мой язык, а на древнем языке мне трудно разгадывать всякие рифмы. И, кроме того, я этих ваших цветочков совсем не знаю!
«Нет, Орик, все честно. И это самая обычная загадка!»
Эрагон видел, как напряглись мышцы на шее у Орика; задрав голову, гном сердито воскликнул:
– Ну, хорошо, Железнозубая! Сейчас я загадаю тебе такую загадку, которую у нас, гномов, любой ребенок отгадать сможет:
Я – горн Морготала и Хельцвога чрево.
Дочь Нордвига в недрах своих укрываю
И серую смерть в этот мир посылаю,
Затем кровью Хельцвога мир обновляю —
Так что же, скажи, я собой представляю?
Так они и развлекались, загадывая друг другу все более сложные загадки, а Дю Вельденварден все тянулся под ними, но теперь уже среди деревьев иногда мелькали речные долины, поросшие тростником, сквозь который серебром сверкала вода: древний лес пересекало множество рек и речек. А вокруг летящей Сапфиры фантастическими архитектурными ансамблями громоздились облака: вставали колонны, вздымались купола и арки, возносились ввысь зубчатые стены бастионов и башни, похожие на огромные горы – и все это было залито сияющим солнечным светом. Эрагону казалось, что это сон, что они летят сквозь мечту.
Сапфира летела столь стремительно, что к наступлению сумерек Дю Вельденварден остался далеко позади; теперь они неслись над золотистыми полями, отделявшими лес от пустыни Хадарак. На ночлег они устроились прямо в высокой траве, тесным кружком устроившись у костра и чувствуя себя совершенно одинокими на всем этом огромном пространстве. Говорить не хотелось; они обменялись лишь несколькими словами, ибо звуки речи лишь подчеркивали их затерянность в этом безлюдном краю.
Эрагон воспользовался стоянкой, чтобы передать некоторое количество энергии в рубин, венчавший рукоять Заррока. Камень мгновенно поглотил всю предложенную ему энергию, а потом еще и ту, которую предложила Сапфира, и Эрагон понял, что понадобится немало дней, чтобы полностью напитать энергией и этот рубин, и те двенадцать алмазов, что спрятаны в поясе Белотха Мудрого.
Передача сил утомила его, и он, завернувшись в одеяло, улегся подле Сапфиры и погрузился в уже привычную полудрему, а ночные фантазии вновь принялись играть с ним в свои игры под сияющими в вышине звездами.
Вскоре после того, как они утром возобновили полет, колышущееся море травы под ними сменилось зарослями бурого кустарника, который становился все более редким и наконец исчез вовсе. Теперь внизу было лишь выжженное солнцем голое пространство без малейших признаков растительности. Потом появились красноватые барханы. С высоты полета Сапфиры они казались бесконечными рядами волн, катящихся к далекому морскому берегу.