«Похоже, сама судьба ведет нас туда. – Потом, указывая на карту, спросил: – Ты все поняла?»
«Да, все».
Эрагон с Ориком быстро сложили принесенные припасы в седельные сумки, сели верхом на дракониху и уже оттуда поблагодарили Дахвара за помощь. Но, когда Сапфира уже собиралась взлететь, Эрагон нахмурился, услышав в мыслях окружающих, которые все это время держал под контролем, некую опасную нотку.
– Господин мой, – обратился он к сенешалю, – на конюшне ссорятся двое конюхов, и один из них, по имени Татхал, по-моему, вот-вот совершит убийство.
Если ты хочешь это предотвратить, немедленно пошли туда своих людей.
Дахвар от изумления широко раскрыл глаза и, похоже, просто онемел. Даже Орик обернулся и удивленно уставился на Эрагона.
– Как ты узнал об этом, Губитель Шейдов? – восхищенно пролепетал сенешаль.
– Просто потому, что я Всадник, – ответил Эрагон.
Потом Сапфира расправила крылья, и все разбежались, опасаясь, что их собьет с ног поднявшимся ветром. Когда замок Борромео пропал далеко внизу, Орик спросил:
– Ты и мои мысли можешь читать, Эрагон?
– Хочешь, чтобы я попробовал? Я ведь никогда еще этого не делал.
– Попробуй.
Нахмурившись, Эрагон сосредоточился на попытке пробиться сквозь защитные барьеры Орика и был поражен тем, сколь эти барьеры оказались крепки.
– Ничего не выходит! – резюмировал он.
Орик расплылся в улыбке:
– Вот и хорошо. Я просто хотел убедиться, что не забыл старые уроки.
По молчаливому согласию они не стали останавливаться на ночь, а продолжили свой полет по темнеющему небу. Не было ни луны, ни звезд, и мрак вокруг все сгущался. Время текло страшно медленно, казалось, секунды цепляются друг за друга, словно не желая уходить в прошлое.
Наконец снова забрезжил рассвет, и Сапфира приземлилась на берегу маленького озерца, так что Эрагон и Орик смогли размять затекшие ноги, умыться и спокойно позавтракать на земле, а не на колючей качающейся спине драконихи.
Едва они успели вновь подняться в воздух, как на горизонте завиднелось низкое темно-коричневое облако, напоминавшее размазанные по листу белой бумаги чернила из дубовых орешков. По мере приближения облако все ширилось, и к полудню всю землю вокруг затянуло остро пахнущим удушливым дымом.
Они достигли Пылающих Равнин.
Пылающие Равнины
Эрагон закашлялся, такими густыми оказались струи дыма, когда Сапфира начала снижаться. Она упорно стремилась к реке Джиет, и Эрагон, хорошо понимая ее намерения, то и дело утирал льющиеся по щекам слезы, совершенно черные от дыма. Глаза даже не щипало – их жгло.
У самой земли воздух был немного чище, и стало видно, куда они направляются. Шевелящийся поток черно-красного дыма над головой настолько искажал солнечный свет, что все внизу казалось огненно-оранжевым. Лишь в редкие разрывы в сплошном слое копоти пробивались бледные потоки дневного света, похожие на стеклянные столбы, но и их вскоре окутывали непрерывно плывущие тучи дыма.
Перед ними лежала река Джиет, вздувшаяся и неспокойная; она сейчас напоминала змею, заглотнувшую слишком крупную добычу. Подернутая рябью поверхность реки была точно такой неприятно-оранжевой, как и все вокруг. Даже когда на нее случайно падал луч солнца, вода в ней казалась непрозрачной и какой-то белесой, как молоко неведомого чудовища, да к тому же светилась изнутри каким-то совершенно уж жутким неестественным светом.
На восточном берегу стремительно несущихся вод Джиет выстроились в боевом порядке две армии. На юге расположились вардены и воины Сурды; они выкопали траншеи и спрятались за многочисленными рядами оборонительных заграждений, гордо подняв над собой боевые знамена. Чуть дальше выстроились их шатры и палатки, за которыми виднелись отряды кавалерии короля Оррина, выставившие вперед боевое охранение. Однако могучая эта армия бледнела в сравнении с огромными силами, собранными в северной части. Армия Гальбаторикса была столь велика, что по фронту растянулась мили на три, а насколько она уходила в глубину, понять было невозможно, ибо отдельные воины на таком расстоянии сливались в однородную серую массу.
Между армиями оставалось пустое пространство шириной около двух миль. Вся земля вокруг – и между армиями, и там, где размещались их лагеря, – была покрыта множеством странных дыр с обожженными и оплавленными краями, в которых плясали зеленые языки пламени. Над этими странными «факелами» поднимались столбы дыма, закрывавшего солнце. На выжженной земле не осталось ни одного ростка, все было обращено в пепел; черные, оранжевые и ядовито-зеленые пятна лишайников придавали этой местности какой-то болезненный, отталкивающий вид: казалось, она покрыта коростой или паршой.
Сапфира покружила над нейтральной полосой, заложила вираж и стала круто спускаться в сторону варденов. Оставаться дольше в поле зрения имперских отрядов было опасно из-за возможной атаки вражеских магов и волшебников. Эрагон, раскрыв душу, как его учил Оромис, старался мысленно охватить как можно больше людей во всех направлениях, выискивая тех, кто способен пресечь его попытку прочитать чужие мысли и соответствующим образом отреагировать на это, выставив мысленный барьер. Разумеется, в первую очередь его интересовали маги и волшебники.
Однако его мысленные изыскания были прерваны взрывом внезапной паники, охватившей часовых в лагере варденов. Он только сейчас понял, что многие из них никогда не видели Сапфиру и перепугались настолько, что страх подавил в них здравый смысл. Туча стрел взвилась в воздух – лучники надеялись перехватить дракониху на лету.
Подняв правую руку, Эрагон громко крикнул:
– Летта орья торна!
И стрелы замерли в воздухе. Чуть качнув кистью и словно отгоняя муху, Эрагон пробормотал: «Ганга!» – и направил стрелы на нейтральную полосу, где они и упали на выжженную землю, никому не причинив вреда. Одну стрелу он, впрочем, пропустил – она летела последней – и, сильно свесившись вправо, мгновенно перехватил ее в воздухе, совсем рядом с Сапфирой. Ни один человек не сумел бы сделать такого!
В сотне футов от земли Сапфира спланировала на полностью расправленных крыльях, замедляя спуск, и приземлилась сперва на задние лапы, тормозя ими, а затем и на передние, прямо посреди палаток варденов.
– У-ух! – выдохнул Орик, развязывая крепежные ремни и высвобождая ноги. – Уж лучше драться с дюжиной куллов, чем вот так падать с небес! – Он сполз с седла на переднюю лапу Сапфиры, а оттуда спрыгнул на землю.
Пока Эрагон выбирался из седла, вокруг Сапфиры уже успело собраться множество воинов – на всех лицах застыло выражение благоговейного ужаса. Потом из толпы выбрался огромный, похожий на медведя человек, в котором Эрагон тут же узнал Фредрика, мастера-оружейника из Фартхен Дура, облаченного в знакомые доспехи из бычьей кожи с нестриженой шерстью.
– Прочь с дороги, недотепы! – орал он. – Не на что тут пялиться! А ну все по местам!
Повинуясь ему, воины начали расходиться, недовольно ворча, а Фредрик подошел ближе, и Эрагон сразу заметил, что и бравый оружейник сильно поражен переменами, произошедшими в его, Эрагона, облике. Но, изо всех сил стараясь скрыть изумление и держать себя в руках, Фредрик поклонился, коснувшись лба рукой, и сказал:
– Добро пожаловать, Губитель Шейдов! Ты прибыл как раз вовремя! Я просто от стыда сгораю за наших парней – надо же, стали в вас стрелять! Позор на наши головы! Надеюсь, никто из вас не ранен?
– Нет, все целы.
Лицо Фредрика сразу просветлело:
– Слава богу! Я уже распорядился, чтоб тех, кто несет за это ответственность, примерно наказали – выпороли и понизили в должности. Ты доволен таким наказанием, Всадник?
– Сперва я бы хотел их повидать, – сказал Эрагон.
На лице Фредрика появилось выражение некоторой озабоченности: он явно опасался, как бы Эрагон не придумал для провинившихся какую-нибудь новую, неслыханную кару. Вслух он, впрочем, своих опасений не высказал.
– Хорошо, следуй за мной, господин мой, – сказал он и повел их через весь лагерь к полосатому шатру, где десятка два воинов с самым жалким видом снимали с себя оружие и доспехи под присмотром дюжины охранников. При виде Эрагона и Сапфиры они попадали на колени и, не поднимая глаз от земли, без конца повторяли:
– Слава тебе, Губитель Шейдов!
Эрагон молча прошел несколько раз вдоль ряда этих несчастных, пытаясь прочесть их мысли. Его сапоги угрожающе хрустели по обожженной, покрытой коркой земле. Наконец он остановился и спокойно сказал:
– Вам бы следовало гордиться тем, что вы так быстро отреагировали на появление неизвестного дракона. Именно так вы и должны действовать, если Гальбаторикс все же пойдет в атаку, хотя я все же сомневаюсь, что ваши стрелы – достаточно эффективное оружие и против имперских солдат, и против драконов. Вы и сами это только что видели на примере нас с Сапфирой. – Проштрафившиеся часовые смотрели на Эрагона с недоверием и непониманием. Их поднятые к нему лица в неверных отблесках красноватого света казались высеченными из темной бронзы. – Я прошу лишь об одном: в будущем постарайтесь не спешить и сперва все-таки выяснить, в кого именно вы целитесь. Я ведь могу оказаться и слишком занят, чтобы успеть остановить ваши стрелы на лету, ясно?
– Да, Эрагон, мы все поняли! – послышалось вокруг.
Остановившись перед предпоследним в ряду воином, Эрагон протянул ему стрелу, которую перехватил у спины Сапфиры, и спросил:
– Кажется, это твоя стрела, Харвин?
Потрясенный до глубины души, Харвин принял у него стрелу:
– Точно, моя! На ней белое кольцо, а я всегда так помечаю свои стрелы, чтоб потом отыскать. Спасибо тебе, Губитель Шейдов!
Эрагон кивнул, повернулся к Фредрику и сказал громко, чтобы всем было слышно:
– Это хорошие и честные воины! Я не желаю, чтоб их наказывали за небольшое недоразумение.
– А я лично позабочусь об этом, – с улыбкой заверил его Фредрик.