Выражение синих глаз смягчилось; девочка наклонилась, поцеловала Эрагона в лоб и прошептала:
– Да, я тебя прощаю. – Впервые голос ее звучал соответственно возрасту. – Разве я могла бы не простить тебя? Когда вы с Сапфирой создали меня такой, какая я теперь, то наверняка не желали мне зла. Я это знаю совершенно точно. А потому прощаю тебя. И все же пусть память об этом по-прежнему бередит твою совесть: ведь ты обрек меня на ужасные муки – я чувствую страдания всего окружающего меня мира! Вот и сейчас твое «благословение» заставляет меня бежать на помощь человеку, только что сильно порезавшему себе руку; меня призывает также молодой знаменосец, который сломал себе палец, попав рукой в спицы колеса; я слышу призывы и многих других, кто ранен, болен или только еще получит увечье… О, это поистине нелегко! Я лишь ценой огромных усилий сдерживаю подобные желания немедленно броситься на помощь. Мало того, мне тяжело, даже если я сознательно причиню кому-то беспокойство, вызову у кого-то тревогу – вот как у тебя сейчас… Я задыхаюсь от сострадания, я даже ночью спать не могу… Вот что дало мне твое «благословение», Аргетлам! – Голос ее постепенно окреп, и в нем, как прежде, зазвучали горечь и насмешка.
Сапфира, просунув голову между ними, ласково коснулась носом знака на лбу девочки: «Успокойся, маленький эльфийский подкидыш, утиши гнев, что кипит в твоем сердечке!»
– Тебе вовсе не обязательно весь век прожить с моим невольным проклятием, – сказал Эрагон. – Эльфы научили меня, как снимать подобные чары, и я надеюсь, что смогу освободить тебя от столь сомнительного дара. Это нелегко, но вполне возможно.
На секунду девочка, казалось, полностью утратила свое потрясающее самообладание. Она тихонько ахнула, рука ее задрожала, на глазах блеснули слезы, но ей удивительно быстро удалось справиться с собой и спрятать свои истинные чувства под циничной усмешкой:
– Там видно будет! Во всяком случае, я не советую тебе пробовать изменить мою сущность до сражения.
– Но я мог бы избавить тебя от страданий!
– И истратить слишком много сил – а от твоих сил, от твоих способностей и умений зависит сейчас наше общее спасение. Это действительно так: сейчас ты для всех нас гораздо важнее, чем я. – По лицу ее скользнула лукавая улыбка. – К тому же, если ты сейчас снимешь с меня свое заклятие, то я уже не смогу помочь никому из варденов, даже если им будет грозить самая непосредственная опасность. Ты же не хочешь, чтобы из-за этого погибла, например, Насуада?
– Нет, конечно! – Эрагон долго молчал, обдумывая слова Эльвы, потом сказал: – Хорошо, мы немного подождем. Но клянусь тебе: если мы победим, я все исправлю сразу же после сражения!
Девочка склонила голову к плечу и с улыбкой посмотрела на него:
– Ладно, Всадник, я запомню твое обещание.
А Насуада, привстав с кресла, взволнованно воскликнула:
– Это ведь Эльва спасла меня в Абероне от подосланного убийцы!
– Вот как? В таком случае мой долг перед тобой, Эльва, еще более возрастает… Ведь ты спасла жизнь моего сюзерена!
– А теперь, – сказала Насуада, – идемте: я представлю вас королю Оррину и его советникам. Ты, Орик, не был прежде знаком с ним?
Гном мотнул головой:
– Нет, так далеко на запад мне еще забираться не доводилось.
Когда они вышли из шатра – Насуада впереди, а Эльва с нею рядом, – Эрагон попытался идти рядом с Арьей: ему хотелось поговорить с нею. Но стоило ему подойти ближе, как она ускорила шаг и догнала Насуаду. На Эрагона она ни разу даже не взглянула, и от этого он страдал куда сильнее, чем от любой физической раны. Зато Эльва быстро оглянулась на него, и он понял, что она знает обо всех его переживаниях.
Вскоре они оказались перед огромным шатром, бело-желтым, хотя на самом деле было бы довольно затруднительно определить его истинный цвет в ярко-оранжевых вспышках, освещавших Пылающие Равнины. Войдя внутрь, Эрагон остановился, пораженный: в шатре была настоящая лаборатория – мензурки, перегонные кубы, реторты и тому подобные предметы, имеющие отношение к натуральной философии, а отнюдь не к военному искусству. «Кому могло прийти в голову тащить все это на поле брани?» – подумал он удивленно.
– Эрагон, – сказала Насуада, – позволь представить тебя Оррину, сыну Ларкина и правителю королевства Сурда.
Из глубины шатра, из-за бесчисленных сосудов и приборов появился довольно высокий красивый мужчина с волосами до плеч, скрепленными обручем легкой золотой короны. Его мысли, как и мысли Насуады, оказались отлично защищены, и Эрагон сразу понял, что и Оррин прошел неплохую подготовку у своих магов. Из беседы с ним Эрагон вынес впечатление, что молодой король Сурды – человек довольно приятный, хотя и весьма неопытный в том, что касается командования армией, да еще во время войны. К тому же странный образ мыслей и устремления Оррина в целом несколько озадачили Эрагона, и он решил, что Насуаде – в качестве командующего объединенной армией – следует доверять гораздо больше.
Ответив на множество вопросов Оррина о жизни в стране эльфов, Эрагон обнаружил, что продолжает, стоя и вежливо улыбаясь, раскланиваться с подходящими к нему один за другим бесчисленными придворными; каждый из них стремился непременно обменяться с ним рукопожатиями, твердил, какая это для него честь, и приглашал к себе в гости. Эрагон последовательно запоминал имена и титулы этих людей – как его и учил Оромис – и изо всех сил старался сохранять спокойствие, хотя внутри уже весь кипел от раздражения: «Нам предстоит битва с сильнейшим врагом, собравшим такую армию, какой еще не знала история, а мы тут любезностями обмениваемся!»
«Терпение, малыш, терпение, – попыталась успокоить его Сапфира. – Осталось совсем немного… Ты постарайся смотреть на это проще: если мы победим, эти графы и герцоги целый год будут бесплатно кормить нас обедами, не говоря уж обо всем остальном, что они нам наобещали».
Эрагон чуть не рассмеялся вслух:
«Представляю себе, в какой ужас они придут, когда поймут, сколько всего нужно, чтобы как следует тебя угостить! Они же не знают, что ты способна за одну ночь опустошить все их винные подвалы и истребить все запасы пива».
«Ну, уж ты скажешь: в одну ночь! – Сапфира гневно засопела, но потом, чуть смягчившись, прибавила: – За две ночи – еще ладно».
Когда они покинули королевский шатер, Эрагон спросил у Насуады напрямик:
– Скажи, чем я могу сейчас помочь тебе?
Насуада посмотрела на него как-то странно и сама спросила:
– А сам ты как думаешь? Чем ты лучше всего мог бы помочь варденам? Ты же знаешь о своих теперешних способностях гораздо лучше, чем я.
Арья тоже молчала и смотрела на Эрагона, ожидая, что он скажет.
Он несколько минут помолчал, глядя в кроваво-красное небо, и предложил:
– Когда-то руководители тайного общества Дю Врангр Гата просили меня их возглавить; я, пожалуй, так и поступлю: возьму их под свое начало и соответствующим образом реорганизую. Если мне удастся управлять ими и объединить наши силы, у нас появится весомый шанс на победу, ибо тогда мы сумеем должным образом противостоять магам Гальбаторикса.
– Что ж, отличная мысль!
«Найдется у них местечко, чтобы оставить все эти сумки? – спросила вдруг Сапфира. – Мне надоело все время таскать на себе такую тяжесть».
Когда Эрагон повторил ее вопрос, Насуада засуетилась:
– Конечно, найдется! Их можно пока оставить в моем шатре, а я распоряжусь, чтобы для вас тоже поставили достаточно вместительный шатер. Вот только, по-моему, доспехи тебе лучше надеть прямо сейчас; они тебе могут в любой момент понадобиться. Кстати, Сапфира, а ведь твоя броня у нас. Я сейчас прикажу ее принести и распаковать.
– А мне что делать, госпожа? – спросил Орик.
– У нас в армии есть несколько кнурлан из Дургримст Ингеитум, которые предложили нам свои услуги в качестве специалистов по оборонительным сооружениям. Если хочешь, можешь принять над ними командование.
Орика, похоже, весьма обрадовала перспектива встретиться с соплеменниками. Он ударил себя кулаком в грудь и заявил:
– Ну, так это просто отлично! С твоего разрешения, госпожа моя, я прямо сейчас к ним и отправлюсь! – И он, не оглядываясь, затопал в северную часть лагеря, к насыпанному там брустверу.
У входа в свой шатер Насуада обернулась к Эрагону и велела:
– Доложи мне сразу же, как только договоришься с магами из Дю Врангр Гата. – И, отдернув полог, она исчезла в темноте шатра.
Арья хотела было последовать за нею, но Эрагон взял ее за руку и на древнем языке попросил подождать немного. Арья покорно остановилась, но смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом; в ее зрачках отражался странный оранжевый свет, которым было залито все вокруг.
– Арья, я не стану извиняться перед тобой за свои чувства. Но хочу, чтоб ты знала: мне очень жаль, что я так вел себя во время Агэти Блёдрен. Видно, ваши чары слишком сильно подействовали на меня в ту ночь, иначе я никогда не позволил бы себе проявить такую навязчивость и дерзость…
– И ты хочешь сказать, что это никогда не повторится?
Он горько усмехнулся:
– Обещать это было бы совершенно бессмысленно! – Арья промолчала, и он поспешил исправиться. – Ладно, неважно. Я действительно не хотел бы впредь беспокоить тебя, даже если бы ты… – И он прикусил язык, не дав себе закончить эту фразу и понимая, что иначе ему придется горько об этом пожалеть.
Арья посмотрела на него почти ласково.
– Ты должен понимать, Эрагон: я просто стараюсь уберечь тебя от излишних страданий.
– Я понимаю, – ответил он без особой убежденности.
Повисла неловкая пауза, и Арья спросила:
– Как прошел ваш полет? Надеюсь, благополучно?
– Да, вполне.
– И в пустыне никаких затруднений не возникло?
– А что, должны были возникнуть?
– Да нет, я просто спросила… – И она, склонившись к нему еще ближе, совсем тихо спросила: – А сам-то ты как, Эрагон? Как тебе жилось все это время? Я слышала твой отчет Насуаде, но ты упомянул лишь про то, что тебе исцелили спину.