– По-моему, все эти ваши традиции, – рискнул заметить Эрагон, – только и созданы для того, чтобы людей обижать.
По губам Арьи скользнула усмешка:
– Возможно. Но ты не хуже меня знаешь, что о тебе, Всаднике, будут судить по высшей мерке. Если ты совершишь ошибку, эльфы могут подумать, что ты сделал это нарочно. И будет только хуже, если они обнаружат, что ты совершил ее просто по невежеству. Лучше уж пусть тебя считают нарочито грубым, но сильным и умным, чем невоспитанным, глуповатым и ни на что не способным, иначе ты рискуешь оказаться в чьей-то власти подобно Змею в состязании Рун. Наша политика развивается циклично, и переход из одного цикла в другой настолько порой неуловим – в связи с большой протяженностью во времени, – что сегодняшнее мнение о том или ином эльфе-политике может быть связано всего лишь с незначительной переменой общей политической стратегии, основанной тысячу лет назад, и, возможно, не будет иметь никакого отношения к тому, как этого эльфа станут воспринимать в обществе завтра. Это как бы некая игра, в которую все мы постоянно играем, хотя командуют в ней очень и очень немногие, и вскоре тебе тоже придется принять участие в этой игре.
Теперь ты, хотя бы отчасти, понимаешь, почему я сказала, что эльфы не похожи ни на один другой народ? Гномы тоже живут очень долго, но они гораздо более плодовиты и не разделяют нашей любви к интригам. А люди… – И она тактично умолкла.
– А люди, – сказал Эрагон, – стараются сделать как можно больше, пользуясь лишь тем, что дано им природой.
– И все равно…
– А почему ты Орика не хочешь обучить вашим правилам вежливости? Он ведь тоже останется в Эллесмере.
– Потому что Орик до определенной степени уже знаком с нашим этикетом. – В голосе Арьи послышалось раздражение. – Кроме того, раз уж ты Всадник, то тебе лучше бы казаться эльфам более воспитанным и образованным, чем он.
– Тогда давай учиться, – сказал Эрагон, без возражений принимая ее упрек.
И Арья принялась обучать его – а через него и Сапфиру – тонкостям эльфийского этикета. В первую очередь она объяснила, что, когда один эльф встречает другого, они обязательно останавливаются и касаются своих губ двумя пальцами, как бы говоря: «Мы не исказим истины во время нашего разговора». Затем следует фраза: «Атра эстерни оно тельдуин», а ответить следует: «Атра дю эваринья оно варда».
– А также, – сказала Арья, – в особо официальных случаях обязателен и еще один ответ: «У натра морранр лифа унин хьярта онр», что означает: «Да пребудет мир в сердце твоем». Это слова из благословения, сделанного одним драконом после заключения с нами окончательного перемирия. В целом это звучит так:
Атра эстерни оно тельдуин,
Морранр лифа унин хьярта онр,
Ун дю эваринья оно варда.
На вашем языке это значит примерно следующее: «Да сопутствует тебе удача, да пребудет мир в сердце твоем, да хранят тебя звезды».
– А как узнать, кому следует первым начинать разговор? – спросил Эрагон.
– Если твой собеседник имеет более высокий статус или же ты сам желаешь оказать честь нижестоящему лицу, тогда говори первым. Если же ты встретился с кем-то, чей статус ниже твоего, пусть первым говорит он. Но если ты не уверен в его общественном положении, в любом случае дай ему возможность заговорить первым, а если он говорить не станет, то поздоровайся сам. Таково правило.
«Это и ко мне тоже относится?» – спросила Сапфира.
Арья подобрала с земли сухой листок и растерла его пальцами. Темная лесная чаща обступала их со всех сторон, даже лагерь погрузился в полную тьму, потому что гномы прикрыли угли костра влажными кусками дерна, чтобы огонь не умер до утра.
– Поскольку ты – дракон, – ответила Арья Сапфире, – то для нас нет никого выше тебя. И никто, даже сама королева, не смеет командовать тобой. Ты можешь поступать, как хочешь, и говорить, что хочешь. Мы не имеем намерения связывать драконов соблюдением наших обычаев.
Далее она показала Эрагону, как особым образом полагается прикладывать руку к груди при встрече с королевой эльфов. Жест был весьма забавный, и руку при этом приходилось весьма хитроумно выкручивать.
– Этим жестом, – пояснила Арья, – ты показываешь, что готов верно служить королеве и полностью ей подчиняться.
– Это что, тоже клятва верности вроде той, какую я принес Насуаде?
– Нет, это всего лишь жест вежливости и не более того.
Эрагон перебирал в уме те разнообразные формы приветствий, которым Арья его уже научила. Тут было важно все: кого ты приветствуешь – мужчину или женщину, взрослого или ребенка, мальчика или девочку; каковы его ранг и положение в обществе, и так далее. Список этих особенностей казался Эрагону ужасно длинным, но он понимал, что его придется запомнить как следует.
Когда он более-менее усвоил азы эльфийского этикета, Арья встала, отряхнула ладони и сказала:
– Если не будешь забывать эти основные правила, то все у тебя получится. – Она повернулась, чтобы уйти, но Эрагон остановил ее:
– Погоди. – И чуть было не схватил ее за руку. Хорошо еще, что она, похоже, не заметила этой вольности.
Арья оглянулась через плечо и вопросительно на него посмотрела. У Эрагона от этого взгляда прямо-таки мурашки поползли по спине. Он тщетно пытался выразить на языке эльфов обуревавшие его чувства, но в итоге сумел лишь спросить:
– Ты здорова, Арья? С тех пор, как мы покинули Хедарт, ты выглядишь какой-то особенно печальной. – Увидев, как застыло лицо Арьи, превратившись в белую маску, Эрагон с ужасом понял, что опять нарушил какое-то святое правило, хотя, как ему казалось, никого подобный вопрос обидеть не мог.
– Я надеюсь, – холодно сказала она, – что когда мы окажемся в Эллесмере, ты не позволишь себе подобной фамильярности в разговоре со мной. Если, конечно, не захочешь нанести мне публичное оскорбление. – И, не прибавив больше ни слова, она повернулась и пошла прочь.
«Беги за ней! – воскликнула Сапфира. – Мы не можем допустить, чтобы она на тебя сердилась. Ступай и извинись».
Вся гордость Эрагона разом восстала:
«Нет! Это ее вина, а не моя!»
«Немедленно извинись, Эрагон, иначе я принесу к тебе в палатку падаль!» – пригрозила ему Сапфира.
«Но что же я ей скажу?»
Сапфира на минутку задумалась, потом сказала, как ему следует поступить, и Эрагон без лишних слов бросился вдогонку за Арьей. Он забежал вперед и остановился лицом к ней, заставив и ее остановиться. Она окинула его высокомерным взглядом, а он, коснувшись двумя пальцами губ, почтительно склонил голову и сказал:
– Арья Свит-кона! – Именно так полагалось обращаться к благородной даме, известной своей мудростью. – Я от всей души нижайше прошу тебя: прости мне невольную грубость, вызванную лишь нашим беспокойством о тебе. Мы многим тебе обязаны, и, как нам казалось, самое меньшее, что мы могли бы в свою очередь сделать для тебя, это предложить нашу помощь, конечно, ты согласишься ее принять.
И Арья, явно смягчившись, ответила:
– Я ценю вашу заботу. Я была неправа и говорила с вами дурно. – Она потупилась и как-то болезненно застыла. – Ты спрашиваешь, Эрагон, что меня тревожит? Ты действительно хочешь это знать? Хорошо, я скажу тебе. – И она еле слышно призналась: – Я боюсь.
Онемев от изумления, Эрагон так и остался стоять в темноте, когда Арья прошла мимо, направляясь в лагерь.
Керис
На четвертый день пути гном Шрргниен, поравнявшись с Эрагоном, спросил у него:
– А правда, что у людей на каждой ноге по пять пальцев? Сам-то я никогда за пределами нашего королевства не бывал, вот и не поверил.
– Конечно! – удивился Эрагон. Он придержал Сноуфайра, снял с правой ноги башмак и помахал босой ногой перед носом у изумленного Шрргниена. – А у вас разве не столько же?
И Шрргниен с достоинством ответил:
– Нет, у гномов на каждой ноге по семь пальцев. Такими нас создал Хельцвог. Пять – слишком мало, а шесть – плохое число, зато семь – в самый раз! – Он еще раз глянул на босую ногу Эрагона, покачал головой, пришпорил своего ослика и бросился догонять Аму и Хедина. Нагнав их, он что-то им сказал, и они тут же вручили ему несколько серебряных монет.
«По-моему, – сказал Эрагон Сапфире, – пальцы у меня на ногах только что послужили причиной пари». И драконихе это почему-то показалось чрезвычайно забавным.
Уже в сумерках, когда на небе сияла полная луна, река Эдда вывела их прямо к опушке леса Дю Вельденварден. Со всех сторон тропу, по которой они ехали, окружали заросли кизила и цветущего шиповника, наполнявшего воздух нежным ароматом.
При виде темного леса Эрагону вдруг стало не по себе. Он понял, что они уже пересекли пределы эльфийского королевства и приближаются к Керису, и крепче натянул поводья Сноуфайра. Сапфира тоже казалась взбудораженной. Она то и дело взлетала, от нетерпения махая хвостом.
«Мы словно в какой-то сон попали», – мысленно сказал Эрагон драконихе.
«Да, в этом лесу еще живут старинные легенды», – откликнулась она.
На полянке, прятавшейся между рекой и лесом, Арья велела им остановиться, а сама пошла вперед и скрылась в густой траве. А потом Эрагон услышал, как она крикнула на древнем языке:
– Выходите, братья мои! Вам нечего бояться. Это я, Арья из Эллесмеры. Мои спутники – наши друзья и союзники; они не желают нам зла. – Остальных ее слов Эрагон не понял, ибо познания его в языке эльфов были еще совсем ничтожны.
В течение нескольких минут стояла полная тишина; слышалось лишь журчание реки. Потом откуда-то из-под неподвижно застывшей листвы раздался голос эльфа, но был он так тих, что Эрагон не сумел разобрать слов. Арья же в ответ сказала: «Да, и я тоже».
Затем последовал легкий шорох, и два эльфа возникли прямо перед ним, а еще двое, как белки, пробежали по ветвям старого дуплистого дуба. Те, что стояли на земле, держали в руках длинные копья со светлыми остриями; двое других – луки. На эльфах было что-то вроде туник цвета мха, растущего на деревьях, и длинные летящие плащи, скрепленные на плече застежкой из слоновой кости. У одного длинные волосы были черными, как у Арьи, а у остальных так и сверкали серебром в лунном свете.