Роран что-то проворчал и принялся собирать рассыпавшиеся по земле пожитки Катрины. Но каждый, проходя мимо него, считал своим долгом отпустить в его адрес то или иное замечание, отчего настроение у него отнюдь не улучшалось.
– Вот дерьмо! – пробурчал он себе под нос после каких-то особенно обидных слов.
Хотя отправку в Спайн и пришлось отложить из-за разыгравшейся перед жителями деревни неприятной сцены, на следующий день с утра длинная вереница людей и тяжело нагруженных осликов потянулась по едва заметной тропе, похожей на царапину на щеке горы Нарнмор, вверх, к водопадам Игвальды. Подъем был крутой, так что идти приходилось медленно – из-за детей и того немалого груза, который тащил на себе каждый взрослый.
Роран большую часть пути тащился следом за Калитой, женой Тэйна, и ее детьми. Впрочем, это давало ему возможность немного пощадить раненую лодыжку и как следует обдумать недавние события. Его тревожила эта вражда со Слоаном. Зато теперь, утешал он себя, Катрина уж точно не останется в Карвахолле. Он был почти уверен, что деревню им не удержать, как это ни горько.
Когда примерно в трех четвертях пути до водопадов устроили привал, Роран, прислонившись к дереву, внимательно разглядывал сверху долину Паланкар, пытаясь определить новое местонахождение лагеря раззаков. Насколько он знал, они перенесли лагерь на левый берег Аноры, однако ему не удалось заметить даже тончайшей нитки дыма.
Рев водопадов Роран услышал задолго до того, как они стали видны. Больше всего они походили на гигантскую снежную гриву, ниспадавшую со скалистой вершины Нарнмор и, разбиваясь на несколько прядей, устремлявшуюся вниз, в ущелье.
Мощные струи воды летели вниз, и из них, прямо в воздухе, рождалась река Анора и сбегала в узкую лощину, сплошь заросшую душистой малиной и ежевикой, а затем выныривала на просторный луг, с одного конца охраняемый целой горой крупных валунов. Отсюда Рорану было видно, что те, что шли первыми, уже добрались до места и начинают разбивать лагерь. Лес так и звенел от детских криков и плача.
Сняв поклажу, Роран вытащил топор и вместе с другими мужчинами принялся вырубать густой подлесок. Затем они срубили несколько деревьев и обнесли лагерь неким подобием ограды. Аромат сосновой смолы разливался в воздухе, щепки так и летели из-под топоров.
Наконец лагерь был разбит и окружен защитной стеной: семнадцать палаток из валяной шерсти и четыре кострища. Люди смотрели мрачно: уходить никому не хотелось. Усталые животные тоже приуныли. Загрустили и те, кто оставался в горах.
Роран пересчитал мальчишек и стариков – старики не выпускали из рук копья – и подумал: у одних слишком много опыта, у других его слишком мало. Деды знают, как нужно вести себя при встрече с медведями и другими хищниками, но хватит ли у внуков сил, чтобы применить на практике знания дедов? Заметил он и то, что глаза женщин сурово поблескивают. Вместо того чтобы заниматься привычными делами – укачивать ребенка, готовить еду или перевязывать кому-то царапину на коленке, – женщины тоже держат при себе щиты и копья. Роран улыбнулся и подумал: «Что ж, возможно, у нас еще есть надежда!»
Он подсел к Нолфаврелю, что сидел в полном одиночестве и не сводил глаз с долины Паланкар. Мальчик серьезно посмотрел на него и спросил:
– Вы скоро уходите? – Роран кивнул; его удивляла сдержанность и решительность этого ребенка, недавно потерявшего отца. – Ты ведь постараешься убить этого раззака? Ты им отомстишь? Я бы и сам попробовал, да только мама говорит, что я должен наших малышей охранять.
– Это верно, – кивнул Роран. – Я постараюсь принести тебе головы раззаков, если смогу, конечно.
Подбородок мальчика чуть дрогнул.
– Постарайся, прошу тебя!
– Слушай, Нолфаврель… – Роран подыскивал подходящие слова. – Ты здесь единственный, не считая меня, кому уже доводилось убивать человека. Это вовсе не означает, что мы с тобой лучше или хуже кого-то другого, зато я знаю твердо, что ты не отступишь и будешь драться не на жизнь, а на смерть, если на вас нападут.
Завтра сюда придет Катрина, и я прошу тебя: ты уж проследи, чтобы с ней тут ничего не случилось, ладно?
Нолфаврель напыжился от гордости.
– Я буду охранять ее всюду, куда бы она ни пошла! – Вид у него вдруг стал виноватым. – Вот только… мне ведь нужно за малышней присматривать!
– Ну, естественно! – воскликнул Роран. – Дети в первую очередь! А ты предложи Катрине поселиться вместе с вами? В одной палатке? Тогда твоя задача существенно упростится.
– Правильно, – степенно кивнул Нолфаврель, – так будет лучше всего. Ты можешь на меня положиться.
– Спасибо тебе! – Роран хлопнул его по плечу. Он мог бы, конечно, обратиться и к кому-то постарше и поопытней, но у всех дел и так хватало, чтобы еще и о Катрине думать, а Нолфаврель справится и к тому же получит возможность доказать ему, что может защитить ее не хуже взрослого мужчины.
К ним подошла Биргит, и Роран встал, а она спокойно сказала, обнимая сына за плечи:
– Идем, пора.
И Роран вместе с другими жителями деревни стал спускаться по тропе, а за спиной у них сгрудились обитатели маленького горного лагеря, тоскливо глядя им вслед из-за ограды.
Лицо врага
Весь день – даже за работой – Рорана не покидало ощущение, что Карвахолл опустел, а сам он лишился большей части своей души, которую из него вынули и спрятали далеко в Спайне. Без детей деревня стала похожа на военный лагерь, и это почти на всех подействовало одинаково: все стали мрачными, суровыми, из крестьян превратившись в воинов.
К вечеру, когда солнце уже упало в раскрытую зубастую пасть Спайна, Роран поднялся к дому Хорста и остановился на крыльце, держась за ручку двери, но не в силах войти. «Странно, почему встреча с Катриной в этом доме пугает меня не меньше битвы с раззаками?» – думал он.
В конце концов он решил обойти дом кругом, проскользнул через черный ход на кухню и… совершенно растерялся, увидев сидевших там Илейн и Катрину, которые мирно беседовали, а Илейн еще и что-то вязала. Обе одновременно повернулись к нему, и у Рорана вырвалось:
– Ты… ты как тут?
– Хорошо. – Катрина улыбнулась и подошла к нему. – Просто на меня очень сильно подействовало, когда отец… когда он… – Она умолкла и потупилась. – Илейн такая добрая! Она уступила мне пока комнату Балдора.
– Я ужасно рад, что тебе лучше, – сказал Роран и обнял ее; ему хотелось вложить в это прикосновение всю силу своей любви.
Илейн убрала с колен вязанье и решительно встала:
– Поздно уже, спать пора. Идем, Катрина.
Роран неохотно выпустил Катрину, и она, быстро поцеловав его в щеку, сказала:
– Утром увидимся.
Он пошел было за нею, но его тут же остановил строгий окрик Илейн:
– Роран! – Лицо ее вдруг посуровело.
– Что?
Илейн жестом велела ему подождать и, когда в коридоре наверху смолкли шаги Катрины, сказала:
– Надеюсь, все твои громкие обещания были вполне искренними. Иначе я тут же соберу деревенское собрание, и тебя в течение недели выставят из Карвахолла.
Роран просто онемел от изумления. Придя в себя, он воскликнул:
– Конечно же, я говорил то, что думаю! Я ведь люблю Катрину.
– Ради тебя ей пришлось отказаться не только от отца, но и от наследства. – Илейн пристально посмотрела ему в глаза. – Я видела немало мужчин, которые так и сыплют обещаниями, точно цыплят зерном кормят, а девушки всему этому верят, а потом оказывается, что кому-то просто захотелось развлечься… Ты, Роран, всегда был парнем честным и порядочным, но я-то знаю: зов плоти может порой и хорошего человека ума лишить или, напротив, в хитрого лиса превратить. Думаю, правда, что ты не такой. Катрина не заслужила, чтобы ее дурили да обманывали. Ей сейчас даже и не любовь важнее всего, а забота. Если ты после всего случившегося бросишь ее, ей тяжело в Карвахолле придется – любой сможет ее обидеть или унизить. Да и на что ей тогда жить-то? Нет уж, жизнью своей клянусь, что не допущу этого!
– И я не допущу, – сказал Роран. – Да разве я подонок какой или у меня совсем сердца нет, чтобы так с ней поступить?
– Нет, ты не подонок. Только не забывай, что ты женишься на бесприданнице. К тому же Слоан ее и материнского наследства лишил. Ты хоть представляешь, что значит для девушки лишиться всего того, что бережно собирала для нее мать? Серебра, льняных простыней, кружев – всего того, что так важно для любой хозяйки? По традиции у нас в Алагейзии все это передается от матери к дочери. Такое наследство очень важно для любой из нас, ибо женщина без него похожа… похожа…
– Похожа на мужчину, у которого нет ни кола ни двора! – закончил за нее Роран.
– Ну, если честно, то да. Слоан поступил очень жестоко, отняв у Катрины то, что оставила ей мать. Но теперь уж ничего не поделаешь. Ни у тебя, ни у нее ничего нет, вам трудно придется, особенно поначалу. Не пугает это тебя? Так ли уж сильно ты ее любишь? И не лги, иначе вы оба будете всю жизнь жалеть, что так опрометчиво поступили.
– Я очень люблю Катрину, а трудности меня не пугают, – твердо сказал Роран.
Илейн вздохнула, наполнила две глиняные чашки сидром из большого кувшина, стоявшего на подоконнике, и одну протянула Рорану. Потом присела за стол и сказала:
– Тогда тебе придется стать Катрине не только мужем, но и отцом, и трудиться не покладая рук, чтобы ни она, ни ваши дочери, которые, возможно, у вас родятся, ни в чем не нуждались и не испытывали стыда перед другими женщинами Карвахолла.
– До этого еще нужно дожить, – заметил Роран. – И не известно, доживем ли мы. Но я сделаю для нее все, что в моих силах.
Илейн смахнула со щеки светлый завиток волос и тряхнула головой.
– Трудную дорожку ты выбрал, Роран.
– Я и сам не рад, что так получилось. Но мне нужно было, чтобы Катрина непременно ушла из Карвахолла.
Илейн удивленно подняла бровь.
– Так вот в чем дело… Что ж, тут я спорить не стану. Но скажи на милость, почему ты заранее не сказал Слоану о вашей помолвке? Когда Хорст просил моей руки, то в подарок пригнал двенадцать овец, свинью да еще восемь пар подсвечников притащил и все равно не был уверен, что мои родители согласятся. Вот как такие дела де