лать надо! Я, конечно, шучу, но ты, ей-богу, мог придумать и что-нибудь получше, чем бить своего будущего тестя!
Роран горько рассмеялся:
– Мог бы, да только все как-то не получалось поговорить с ним – всякие нападения, сражения…
– Да ведь раззаки в последний раз атаковали деревню шесть дней назад!
– Ну, не знаю я, почему так получилось! – Роран в отчаянии стукнул кулаком по столу.
Илейн ласково взяла его за руку.
– Если бы тебе сейчас удалось как-то наладить свои отношения со Слоаном, пока взаимная ненависть еще не полностью вами овладела, ваша с Катриной будущая жизнь стала бы намного легче. Вот пойди-ка завтра утром к нему да попроси у него прощения.
– Не стану я у него ничего просить!
– Роран, послушай меня: ради мира в семье можно и месяц прощение вымаливать. Я по опыту знаю: худой мир всегда лучше доброй ссоры.
– Слоан ненавидит эти горы. Да и меня тоже. Он и разговаривать со мной не пожелает.
– А ты все-таки попробуй, – уговаривала его Илейн. – Даже если он твои извинения отвергнет, ты хоть себя не будешь винить в том, что упустил возможность с ним помириться. Если ты действительно любишь Катрину, забудь о гордости и сделай так, чтобы ей было хорошо. Не заставляй ее понапрасну страдать из-за твоей ошибки. – Илейн допила свой сидр, притушила свечи и ушла, оставив Рорана одного в темноте.
Ему не сразу удалось стряхнуть с себя оцепенение, овладевшее им после этого разговора. Он ощупью пробрался к двери и поднялся наверх, касаясь пальцами резной обшивки стен, чтобы не споткнуться в темноте. У себя в комнате он быстро разделся и ничком рухнул на кровать.
Обхватив руками набитую шерстью подушку, Роран прислушивался к слабым ночным звукам: шуршанию мышей в подполе, поскрипыванию и стонам остывающих бревен, шепоту ветра за окном – и вдруг услышал в коридоре чьи-то тихие шаги.
Человек остановился у дверей его комнаты. Роран ждал. Кто-то осторожно приподнял крючок на двери;
дверь протестующе скрипнула и отворилась. Но в комнату никто почему-то не вошел. Лишь спустя несколько минут в дверном проеме мелькнула чья-то темная тень, и дверь снова закрылась. Водопад знакомых волос упал Рорану на лицо, нежные, как лепестки роз, губы прижались к его губам. И он задохнулся от радости:
«Катрина…»
Рорана разбудил удар грома.
Он открыл глаза, и тут же в лицо ему ударил яркий свет. Пытаясь прогнать сон и осознать, что происходит – так ныряльщику порой отчаянно хочется выбраться на поверхность вод, – он разглядел в двери своей комнаты дыру с неровными краями, затем дверь распахнулась, и ворвались шестеро солдат, следом за которыми вошли двое раззаков. В комнате сразу запахло смертью и тленом. Кто-то приставил к шее Рорана меч. Катрина рядом с ним пронзительно вскрикнула и поспешно натянула на себя одеяло.
– Встать! – скомандовал раззак. (Роран осторожно встал. Сердце билось так, словно грудь вот-вот взорвется от этих ударов.) – С-с-связать ему руки!
Но выполнить его приказ солдаты не успели: Катрина снова вскрикнула и прыгнула на одного из них, кусаясь и царапаясь, как кошка. Солдаты опешили. Изрыгая проклятия, они попытались удержать девушку, а Роран тем временем быстро выхватил из-под кровати свой молот, покрепче уперся ногами в пол и, вращая молот над головой, взревел, как медведь. Схватить его солдатам, несмотря на явное численное превосходство, не удалось. Еще бы – ведь Катрине грозила опасность! А он, Роран, был за нее в ответе! Под его ударами трещали и разлетались в щепы щиты, гнулись доспехи и шлемы. Двоих он уже успел серьезно ранить, а трое и вовсе упали да так больше и не поднялись.
Шум разбудил всех в доме. Роран словно сквозь какую-то пелену слышал крики Хорста и его сыновей, шипение раззаков, звонкий голос Катрины. Вдруг раззаки бросились к девушке, скрутили ее, подняли и выбежали из комнаты, унося ее с собою.
– Роран! – отчаянно кричала она.
Призвав на помощь все свои силы, Роран бросился мимо двух оставшихся невредимыми солдат в коридор и увидел, что раззаки со своей пленницей вылезают в окно. Не раздумывая, он нанес тому, что шел последним и как раз собирался перешагнуть через подоконник, страшный удар молотом. Раззак как-то странно дернулся, перехватил руку Рорана, крепко ее стиснул и, мерзко шипя, усмехнулся:
– Попалс-с-ся? Тебя-то нам и надо!
Роран попытался выдернуть руку, но раззак держал крепко. Свободной рукой Роран наносил смертоубийственные удары по голове и плечам раззака, но тот стоял как ни в чем не бывало. В гневе и отчаянии Роран сдернул с его головы капюшон и увидел чудовищный лик, искаженный мучительной гримасой: рот раззявлен в пронзительном вопле; кожа черная и блестящая, точно крылья жука; голова совершенно лысая, а глаза, величиной с крупный кулак, лишенные век, зрачка и радужки, похожи на полированные шары из красного гематита. Ни носа, ни рта, ни подбородка – на их месте торчал толстый клюв с острым концом, и раззак то открывал, то закрывал его с каким-то хищным клацаньем, показывая страшный, зазубренный, красно-фиолетовый язык.
Роран закричал от ужаса и уперся ногами в оконную раму, пытаясь вырваться из лап этого чудовища, но раззак продолжал неумолимо тянуть его за собой. Внизу, на земле, Роран видел Катрину – она тоже пыталась сопротивляться и громко кричала.
У Рорана уже почти не осталось сил, когда рядом с ним появился Хорст. Он обхватив его своей могучей ручищей, рванул к себе, но потерпел неудачу и крикнул сыновьям:
– Подайте-ка мне копье! – Оскалившись от напряжения, он снова рванул Рорана к себе; на шее у него вздулись вены, но раззак и не думал отпускать добычу. – Вот дьявольское отродье! – выругался Хорст. – Ничего, ему нас не одолеть!
А раззак прошипел:
– Все равно ты наш-ш-ш! – Он как-то странно нырнул вперед, и Роран взвыл от боли: острый клюв раззака пронзил его правое плечо, раздирая мускулы, а пальцы монстра с хрустом ломали Рорану запястье. Угрожающе щелкнув, раззак вдруг выпустил его, а сам упал во тьму спиной вперед.
Хорст и Роран, потеряв равновесие, рухнули друг на друга.
– Они схватили Катрину! – простонал Роран. От боли у него перед глазами мелькали разноцветные пятна, но он вскочил и снова бросился к окну; опираясь на подоконник левой рукой, он стал всматриваться в ночной мрак; правая его рука висела плетью.
Из комнаты в коридор вывалились Олбрих и Балдор – все в запекшейся крови. Теперь все солдаты были мертвы. «Итак, на моем счету уже восемь трупов», – тупо подумал Роран. Он поднял молот и, шатаясь, стал спускаться по лестнице, но путь ему преградила Илейн в белой ночной сорочке. Глядя на него расширенными от ужаса глазами, она схватила его за руку, подтолкнула к деревянному сундуку, стоявшему у стены, и сказала:
– Тебе нужно немедленно к Гертруде!
– Но я…
– Ты умрешь, если тебе кровь не остановить!
Роран посмотрел на свой правый бок: рубаха насквозь пропиталась ярко-алой кровью.
– Сперва мне нужно спасти Катрину… – От боли Роран даже зубами скрипнул. – Пока они ничего с ней не сделали.
– Он прав, ждать нельзя, – сказал Хорст, склоняясь над ними. – Ты лучше перевяжи его как следует, и мы пойдем.
Илейн недовольно поджала губы, но возражать не стала, а поспешила к шкафчику с бельем и вскоре вернулась, неся несколько чистых лоскутов, которыми плотно перебинтовала разорванное плечо Рорана и его сломанную кисть. Олбрих и Балдор сняли с убитых солдат доспехи и мечи; Хорст взял себе одно из копий. Илейн, положив руки мужу на грудь, сказала:
– Будь осторожен. – И прибавила, глянув на сыновей: – Все будьте, пожалуйста, осторожны!
– Да ты, мама, не беспокойся! Мы справимся, – улыбнулся ей Олбрих.
Она тоже заставила себя улыбнуться в ответ и каждого на прощание поцеловала в щеку.
Они бегом бросились на окраину Карвахолла и обнаружили, что в стене из поваленных деревьев проделана брешь, а стоявший на часах Бирд убит. Балдор опустился возле него на колени, осмотрел и едва слышно пробормотал:
– Ножом в спину ударили. – У Рорана зашумело в ушах, голова закружилась, и он, хватая ртом воздух, бессильно привалился к стене дома.
Вокруг них постепенно собирались те, кто стоял на посту в других местах. Светя себе фонарями, они смотрели на мертвого Бирда, а Хорст рассказывал им о вторжении в его дом раззаков и о похищении Катрины.
– Кто хочет нам помочь? – спросил он, и после короткого обсуждения пять человек согласились пойти вместе с ними; остальные должны были остаться у пробитой бреши и поднять по тревоге жителей деревни.
Роран с трудом заставил себя оттолкнуться от стены и встать во главе маленького отряда, быстро и неслышно двигавшегося через поле к лагерю раззаков. Каждый шаг отзывался в израненной руке страшной болью, но Роран терпел: сейчас его волновало только спасение Катрины. И Хорст, понимая это, молча поддерживал его, когда он спотыкался и стонал от боли.
Вскоре Айвор заметил на холме часового; тот занял очень удобную позицию, позволявшую ему хорошо видеть окрестности. А в нескольких сотнях ярдов от него виднелось красноватое зарево: в лагере горели факелы. Роран махнул здоровой рукой, приказывая замедлить ход, присел и почти ползком стал пробираться сквозь густую спутанную траву. Один раз он даже нечаянно вспугнул зайца. Наконец раздвинул стебли высокого рогоза и увидел солдат; их было тринадцать. «Но где же Катрина?»
Солдаты выглядели хмурыми и оборванными; оружие исцарапано, латы помяты; многие в бинтах, покрытых ржавыми пятнами засохшей крови. Перед собравшимися в кучку солдатами стояли оба раззака в низко надвинутых на лицо капюшонах.
Кто-то выкрикивал:
– И больше половины наших уже погибло от руки этих выродков, этих тупоголовых деревенских крыс, которые не могут даже пику от алебарды отличить! А все потому, что у вас сообразительности не хватает! И мне плевать – пусть хоть сам Гальбаторикс вам башмаки лижет! Мы больше и пальцем не пошевелим, пока нам нового командира не пришлют! – Остальные согласно кивали. – И чтоб непременно человека!