«Интересно, – подумал Эрагон, – а она мне все это объясняет из чувства долга или потому, что чувствует себя виноватой, потому что обманула нас с Сапфирой?»
– Бром как-то заметил: то, чего эльфы НЕ ГОВОРЯТ, зачастую гораздо важнее того, что они СКАЖУТ, – проговорил он задумчиво.
– Он хорошо понимал нас, – кивнула Арья.
– А все-таки почему ты молчала? Неужели это так важно, если бы кто-то узнал?
Арья ответила не сразу.
– Когда я покинула Эллесмеру, то совершенно не хотела, чтобы мне напоминали о моем происхождении. Да и ни к чему это было, если учесть, кем я служила для варденов, эльфов и гномов. Мое происхождение не имело ни малейшего отношения к тому, чем я занималась… и занимаюсь. – Она украдкой глянула в сторону Имиладрис.
– Ну, хоть нам с Сапфирой ты могла бы сказать!
Арью, похоже, задел прозвучавший в его голосе упрек, и она холодно заметила:
– У меня не было оснований предполагать, что мои взаимоотношения с Имиладрис сколько-нибудь улучшились за это время, так что рассказ мой ничего бы не изменил. И потом не забывай, Эрагон: мои мысли принадлежат только мне одной!
Эрагон вспыхнул, понимая, какой смысл она вкладывает в эти слова. Действительно, с какой стати она – дипломат, принцесса, эльфийка, да еще и старше не только его отца, но и его деда, – станет откровенничать с каким-то шестнадцатилетним мальчишкой?
– Хорошо хоть, – смущенно пробормотал Эрагон, – ты с матерью помирилась.
Она как-то странно усмехнулась:
– А разве у меня был выбор?
В эту минуту Благден, вспорхнув с королевского плеча, протопал на середину стола, смешно отвешивая направо и налево поклоны, и остановился перед Сапфирой. Хрипло прокашлявшись, он прокаркал:
Драконы, как графины,
Владеют шеей длинной.
Но графины пиво пьют,
А Драконы мясо жрут!
За столом стало тихо. Эльфы с ужасом ждали, как отреагирует на эту дерзкую шутку Сапфира. Сапфира долго молчала, поглощая пирог с айвой, потом выпустила из ноздрей клуб дыма, в котором Благден попросту исчез, и беззвучно прибавила – но так, что ее хорошо «расслышали» все эльфы за столом:
«И птицами тоже не брезгуют!»
Примолкшие было эльфы сразу развеселились и стали смеяться над Благденом, который, спотыкаясь, кашляя и хлопая крыльями, чтобы развеять дым, потащился обратно.
– Я должна извиниться за мерзкие стишки Благдена, – громко сказала Имиладрис. – Язык у него грязный, сколько мы ни стараемся чему-то его научить.
«Извинение принято», – величественно кивнула головой Сапфира и принялась за новый пирог.
– А откуда этот ворон вообще взялся? – спросил Эрагон у Арьи, втайне надеясь, что она вновь станет более разговорчивой и откровенной. Кроме того, его попросту разбирало любопытство.
– Благден, – ответила она, – однажды спас жизнь моему отцу. Эвандар сражался с ургалом и, неожиданно споткнувшись, выронил свой меч. Но прежде чем ургал успел нанести ему смертельный удар, Благден бросился на него и выклевал ему глаза. Никто не знает, почему ворон так поступил, но благодаря ему Эвандар успел вновь обрести равновесие и выиграл то сражение. Мой отец всегда отличался щедростью и как следует отблагодарил ворона, с помощью магии наделив его разумом и долголетием. Однако же чары дали дополнительный эффект, которого отец не предусмотрел: перья Благдена полностью утратили черный цвет, а сам он обрел способность отчасти предсказывать будущее.
– Так он может заглянуть в будущее? – изумился Эрагон.
– Заглянуть? Нет, конечно. Но он, возможно, способен кое-что почувствовать. Так или иначе, а он обожает говорить загадками, хотя по большей части эти загадки – полная чушь. Но на всякий случай запомни: если Благден когда-нибудь подойдет к тебе и скажет что-нибудь такое, что не покажется тебе ни шуткой, ни дурацкой игрой слов, то лучше все-таки к нему прислушаться.
Сочтя пир законченным, Имиладрис встала, отчего за столом тут же возникла жуткая суматоха, ибо каждый спешил не отстать от нее и тоже вскочить из-за стола.
– Уже поздно, – сказала она. – Я устала и хотела бы теперь вернуться в свои покои. Ступайте за мной, Сапфира и Эрагон, я покажу, где вы сегодня будете ночевать. – И королева, махнув Арье рукой, вышла из-за стола. Арья тут же послушно подошла к ней.
Эрагон тоже встал и направился к ним, но на минутку все же остановился возле той седой женщины-ребенка, которая по-прежнему не спускала с него своих диковатых глаз. И вдруг все в ее облике – от глаз и спутанных волос до острых белых клыков – показалось Эрагону странно знакомым.
– Ты ведь кошка-оборотень, верно? – неуверенно спросил он. (Она подмигнула ему и улыбнулась, опасно обнажив зубы.) – Я знаком с одним из твоих соплеменников. Знаешь кота Солембума? Мы с ним встречались и в Тирме, и в Фартхен Дуре.
Улыбка кошки-оборотня стала еще шире.
– Да, Солембум – хороший кот, – сказала она. – Меня, например, люди раздражают, а он с удовольствием странствует со своей ведьмой. Ее ведь Анжела зовут, да? – Взгляд ее вдруг переметнулся на Сапфиру, и она издала странный горловой звук – то ли рычание, то ли мурлыканье.
«Как твое имя?» – мысленно спросила у нее Сапфира. Но кошка ответила вслух:
– Имена – слишком могущественная вещь, дракониха, чтобы их произносить здесь, в самом сердце Дю Вельденвардена. Так-то! А впрочем… эльфы называют меня Сторожихой, и Быстрой Лапой, и Танцующей Во Сне, но вы можете называть меня просто Мод. – Она тряхнула густой гривой жестких седых волос. – Между прочим, молодежь, вам бы лучше догнать королеву; она терпеть не может глупцов и всяких неповоротливых увальней.
– Приятно было познакомиться, Мод, – вежливо поклонился ей Эрагон. Сапфира тоже соизволила слегка наклонить голову. Быстро глянув в сторону Орика – хорошо бы узнать, где будет ночевать гном, – Эрагон и Сапфира поспешили за Имиладрис.
Они нагнали ее как раз в тот момент, когда она подходила к огромной сосне, ствол которой обвивала изящная лесенка, ведущая в забавное округлое жилище, устроенное в развилке и словно висевшее на мощных ветвях.
Королева тонкой рукой указала им на это «орлиное гнездо»:
– Тебе придется взлететь туда, Сапфира. Мы вырастили эту лестницу, не учтя возможного веса дракона. – А Эрагону она пояснила: – Здесь должен был бы останавливаться предводитель Всадников, приезжая в Эллесмеру. Я предоставляю эту резиденцию тебе, Эрагон, поскольку считаю именно тебя законным наследником этого титула. – И, прежде чем он успел возразить или хотя бы поблагодарить ее, она уже повернулась и вместе с Арьей пошла прочь. Эрагон еще долго смотрел им вслед, пока обе окончательно не исчезли где-то в глубинах этого сказочного города.
«Ну что, посмотрим, удобно ли они нас там устроили?» – спросила Сапфира. Подпрыгнув, она облетела вокруг дерева, балансируя на одном крыле, а второе опустив почти перпендикулярно земле.
С первого же шага Эрагон убедился, что Имиладрис сказала правду: эта лестница действительно составляла с деревом одно целое и даже была покрыта корой, хоть и отполированной почти до блеска ногами множества эльфов, поднимавшихся и спускавшихся по ступеням. Прямо из дерева росли и тонкие изогнутые перила лестницы.
Ступени, правда, оказались высоковаты для Эрагона, явно рассчитанные на длинноногих эльфов. Эрагон даже немного устал и задохнулся, добравшись до отведенного ему «гнезда», проникнуть в которое можно было только через люк, расположенный в полу.
Отдышавшись, он стал осматриваться и увидел, что стоит в округлом вестибюле, посреди которого возвышается довольно странная скульптура – две бледные руки, которые переплетаются, не касаясь друг друга. Из вестибюля двери вели еще в три комнаты: в довольно скромную столовую, где могли бы поместиться человек десять от силы, в маленькую гардеробную со странным округлым отверстием в полу, предназначения которого Эрагон пока не понял, и в спальню, окна которой выходили на бескрайние просторы Дю Вельденвардена.
Прихватив с собой зажженный фонарь, Эрагон прошел в спальню. Фонарь, раскачиваясь, отбрасывал странные тени, скакавшие на стенах как какие-то сумасбродные танцоры. Во внешней стене спальни имелось удобное отверстие в форме капли, достаточно большое, чтобы мог пролезть дракон. В глубине комнаты стояла кровать, с которой, если лечь на спину, было видно небо и луну. Эрагон обнаружил там также камин из серого дерева, тяжелого и холодного, как сталь; ему показалось, что эту древесину неведомым образом сдавили, сплющили, сделав ее невероятно плотной. Ложе для Сапфиры имело форму огромной чаши с низкими краями, выстланной мягкими одеялами.
Эрагон видел, как Сапфира, сделав круг и блестя голубой чешуей, нырнула внутрь через каплевидное отверстие в стене спальни. У нее за спиной последние лучи позднего заката, совершенно невидимого внизу, еще пронизывали верхушки деревьев, окрашивая в янтарный цвет стволы и заставляя сосновые иглы светиться, как раскаленное железо. С такой высоты город, уже погруженный в сумерки, казался лишь скоплением неких впадин и выпуклостей на сплошном зеленом поле, маленьким островком мира и тишины в этом не знающем покоя безбрежном океане. Впрочем, теперь Эрагон уже догадывался, сколь обманчиво это зрелище и каковы истинные размеры Эллесмеры, она наверняка простиралась на несколько миль и к западу, и к северу.
«Знаешь, я начинаю еще больше уважать Всадников, – сказал Эрагон Сапфире. – Если и сам Враиль жил в такой простой обстановке, то честь ему и хвала. Я такого не ожидал». Он чувствовал, как их жилище слегка покачивается на ветру.
Сапфира ответила не сразу. Она обнюхала одеяла на своей постели и осторожно заметила:
«Между прочим, мы еще с тобой Врёнгарда не видели».
Но Эрагон чувствовал, что внутренне она с ним согласна.
Прикрыв дверь в спальню, Эрагон заметил в углу нечто такое, чего сразу не увидел: винтовую лесенку, которая вилась по трубе камина. Держа перед собой фонарь, он осторожно поднялся по ней и оказался в небольшом кабинете, где имелся письменный стол – с перьями, чернилами, бумагой и всем прочим, за исключением пергамента, – и еще одно уютное гнездышко для дракона. В дальней стене кабинета также было отверстие, через которое