инструментом для проявления человеком или представителем другого народа своих душевных качеств – но вне зависимости от того, хорош этот человек или плох. Я согласен, очень важно обладать добродетельной натурой, но я также уверен, что если выбирать между тем, дать ли человеку благородство души или же научить его ясно мыслить, то лучше второе. Слишком много проблем в этом мире создали существа, обладавшие благородной душой, но весьма затуманенным разумом.
История множеством примеров доказывает, что многие из тех, кто был совершенно убежден в правоте своих поступков, на самом деле совершали страшные преступления. Помни, Эрагон: никто не захочет самого себя считать мерзавцем, и лишь очень немногие способны принять решение, которое сами же считают ошибочным. Тебе может не нравиться сделанный тобой выбор, но ты все равно будешь его защищать, ибо даже при самых худших обстоятельствах веришь, что только так и можно было поступить в тот или иной конкретный момент.
И одно лишь то, что ты человек достойный, отнюдь не является гарантией единственно правильных действий с твоей стороны; напротив, не думать так – единственная наша защита от демагогов и безумия толпы и самый надежный наш провожатый на изменчивом жизненном пути, который и должен в итоге привести нас к умению мыслить ясно и разумно. Логика никогда тебя не подведет, если только ты не пребываешь в неведении относительно последствий своих деяний – или же сознательно не пренебрегаешь ими.
– Но если эльфы обладают столь развитой логикой, – сказал Эрагон, – то у вас должна быть полная согласованность во всем, что вам предстоит сделать.
– Едва ли это возможно, – возразил Оромис. – Как и у всякого народа, у нас существует огромное количество жизненных принципов, и в результате мы зачастую приходим к совершенно различным выводам даже в абсолютно схожих ситуациях. Выводам, которые, должен добавить, верны с логической точки зрения каждого конкретного индивида. И потом, как бы я ни хотел, чтобы это было иначе, но далеко не все эльфы должным образом тренируют и развивают свои мыслительные способности.
– И как же ты намерен научить меня этой вашей логике, мастер Оромис?
Улыбка Оромиса стала шире.
– С помощью самого древнего и самого эффективного способа: споров. Я буду задавать тебе вопрос, а ты будешь искать ответ и аргументировать свою позицию. – Он подождал, когда Эрагон снова наполнит свою миску рагу, и задал первый вопрос: – Ну, например: зачем ты сражаешься с Империей?
Столь неожиданная смена темы застала Эрагона врасплох, хотя он и подозревал, что именно этот вопрос Оромис и намеревался задать ему с самого начала.
– Как я и говорил раньше: чтобы помочь тем, кто страдает от гнета Гальбаторикса, а еще, хотя и в меньшей степени, из личного чувства мести.
– Значит, ты борешься с ним из общечеловеческих соображений?
– Что это значит?
– Это значит, что ты сражаешься ради того, чтобы помочь тем народам, которым Гальбаторикс уже принес много горя, и чтобы не дать ему принести горе и другим народам.
– Именно так, – согласился Эрагон.
– Ага. Но тогда ответь мне вот на какой вопрос, мой юный Всадник: не принесет ли твоя война с Гальбаториксом больше горя, чем сможет предотвратить? Ведь большая часть людей в Империи живет не так уж плохо, их почти не касаются последствия безумных поступков ее правителя. Как же ты сможешь оправдать вторжение на их земли армий, уничтожение их домов и гибель их сыновей и дочерей?
У Эрагона даже дыхание перехватило; его поразило уже то, что Оромис задает ему такой странный вопрос – ведь Гальбаторикс есть самое настоящее Зло! Однако ответить на этот вопрос оказалось не так-то легко. Эрагон понимал, что правда на его стороне, но не мог этого доказать.
– Разве ты, учитель, не считаешь, что Гальбаторикс должен быть свергнут?
– Вопрос не в этом. Это не подлежит сомнению.
– Значит, ты все-таки считаешь, что это так, верно? – упорно продолжал Эрагон. – Посмотри, что он сделал с Всадниками!
Оромис обмакнул хлеб в рагу, но есть не стал, позволив Эрагону выпустить пары, а потом, миролюбиво сложив руки на коленях, спросил:
– Я тебя огорчил?
– Да.
– Ясно. Ну что ж, в таком случае подумай еще над моим вопросом, пока не отыщешь на него правильный ответ. И я очень надеюсь, что ответ твой будет достаточно убедительным.
Черная «утренняя слава»
Они убрали со стола, вынесли посуду на улицу и вычистили ее песком. Потом Оромис собрал все хлебные крошки и бросил их птицам.
Когда они снова вернулись в дом, Оромис принес перья и чернила, и они возобновили занятия Лидуэн Кваэдхи, письменной формой древнего языка. Эта письменность была во много раз изящнее и сложнее тех рун, которыми пользуются люди и гномы, и Эрагон полностью погрузился в хитроумный лабиринт иероглифов. Оказалось, это даже приятно – получить такое задание, которое не требует никаких иных усилий, кроме запоминания.
Несколько часов он провел, согнувшись над листами бумаги, пока Оромис не сказал:
– Довольно. Продолжим завтра. – Эрагон откинулся на спинку стула и расправил плечи, а эльф, выбрав на полке пять свитков, показал их ему и пояснил: – Два текста здесь написаны на древнем языке, а три – на твоем родном. Почитай их. Это поможет тебе лучше овладеть той и другой письменностью, а кроме того, ты почерпнешь из них немало полезных сведений.
С поразительной точностью Оромис выхватил с полки еще один, шестой и весьма увесистый, свиток и тоже сунул его Эрагону.
– Это словарь. Он тебе пригодится. Сомневаюсь, правда, что ты осилишь его целиком, но все же попытайся внимательно просмотреть.
Когда эльф уже распахнул перед ним дверь, Эрагон вдруг решился:
– Учитель…
– Да, Эрагон?
– А когда мы начнем работать с магией?
Оромис прислонился к притолоке и как-то сразу обвис, словно у него уже не осталось сил даже стоять прямо. Потом вздохнул и сказал:
– Ты должен доверять мне, раз уж именно я занимаюсь твоим воспитанием. И все же… Хорошо. Пожалуй, действительно глупо откладывать это в долгий ящик. Идем, оставь свитки на столе. Попробуем разгадать кое-какие тайны грамари.
Оромис вышел на зеленую лужайку перед домом и остановился спиной к Эрагону, глядя на утесы Тельнаира. Соединив руки за спиной и не оборачиваясь, он спросил:
– Что такое магия?
– Искусство управлять энергией с помощью древнего языка.
Оромис помолчал.
– С точки зрения техники ты, пожалуй, прав, – задумчиво промолвил он. – Надо признаться, многие заклинатели так никогда и не поднимаются выше понимания одного лишь этого правила. Однако же данное тобой определение не дает представления о сущности магии. Магия – это искусство думать, а не управлять, применяя какие-то определенные слова; ты ведь уже и сам знаешь, что даже самый ограниченный запас слов не является препятствием для использования магии. Как и во всех прочих науках и искусствах, ты должен прежде всего овладеть знаниями, пониманием того, что это такое, ибо основой магического искусства является дисциплинированный разум.
Брому пришлось нарушить обычные правила подготовки; он не уделял должного внимания тонкостям грамари, стремясь побыстрее обучить тебя тем навыкам, которые были тебе совершенно необходимы, чтобы выжить. Я тоже вынужден нарушить правила и особое внимание обратить к тем знаниям и умениям, которые могут тебе понадобиться в грядущих сражениях. Однако же, если Бром научил тебя самым примитивным способам применения магии, я открою тебе более тонкие ее секреты, те ее тайны, которые всегда тщательно хранили самые мудрые из Всадников прошлого: ты сумеешь убить врага всего лишь легким движением пальца; сумеешь мгновенно переместить любой предмет из одной точки в другую; сумеешь определить, не попал ли яд в твою еду или питье и какой это был яд; научишься особым образом читать по магическому кристаллу и будешь не только видеть, но и слышать то, что он тебе показывает; научишься черпать силы из окружающей среды и тем самым экономить свои собственные, максимально увеличивая при этом свои боевые возможности.
Эти магические знания столь могущественны и опасны, что ими никогда прежде не делились с Всадниками-новичками вроде тебя, однако нынешние обстоятельства требуют, чтобы я раскрыл их тебе, и я очень надеюсь, что ты не станешь использовать их во зло. – И Оромис, подняв правую руку и так изогнув кисть, что она стала напоминать кривой коготь, провозгласил: – Адурна!
Эрагон увидел, как из ручья, протекавшего возле дома, поднялся водяной шар, проплыл по воздуху и остановился точно в сгибе правой руки эльфа.
Ручей был тенистый, с глинистым дном и коричневатой водой, но этот водяной шар весь просвечивал насквозь, как стекло, и внутри него в совершенно прозрачной воде крутились крошечные комочки земли, клочки мха и прочий мусор.
По-прежнему глядя куда-то за горизонт, Оромис сказал:
– Лови! – И направил шар через плечо прямо на Эрагона.
Эрагон попытался схватить шар, но как только он его коснулся, вода, утратив сдерживавшую ее силу, плеснулась прямо ему на грудь.
– Ловить нужно с помощью магии, – спокойно заметил Оромис и снова воскликнул: – Адурна! – И снова над поверхностью ручья возник водяной шарик и подлетел к нему, точно обученный ястреб к своему хозяину.
На этот раз Оромис кинул Эрагону шар без предупреждения, но тот был уже готов и успел сказать:
– Рейза дю адурна! – И шар, замедлив полет, остановился в волоске от его ладони.
– Не слишком удачный подбор слов, – сказал Оромис, – но тем не менее вполне действенный.
Эрагон улыбнулся и прошептал:
– Триста!
Шар изменил направление и помчался прямо к серебряной голове Оромиса. Однако же не приземлился там, где рассчитывал Эрагон, а пролетел мимо эльфа, развернулся и еще быстрее полетел назад, прямо на Эрагона.
Водяной шар оказался странно твердым и тяжелым, как полированный мрамор, когда с глухим стуком врезался в голову Эрагона. Оглушенный этим ударом, он растянулся на земле, изумленно хлопая глазами. Перед глазами у него мелькали яркие вспышки.