[132]
О как сердцами людей заблуждение ночи незрячей
Властвует, как это зло держит рожденных землей,
Хоть и назначены им настоящие блага на небе,
В страхе пекутся они только о благах пустых;
Высшего блага не знают, откуда единственно в мире
Все, что прекрасного в нем, все, что в нем доброго есть.
Вот он, однако, богатства копает во мраке Стигийском,
Выкопав, ненасытим, это добро бережет.
Весь он соблазнами нежными занят, любви предается,
10 Любит губящие он радости плоти одни.
Спесью надувшийся весь, домогается власти надменной
И, высочайший, занять высшую жаждет ступень;
Пусть он и рад, что он тот, кто постиг созвездий движенье,
И досконально познал новые связи вещей.
Этот — одним, тот — другим, — одержим своей прихотью каждый;
Каждый выходит в моря, ветром гонимый своим.
Род человечий, куда ты влеком, и усилием тщетным
Что выбираешь дары, кои погубят тебя?
Связи какие, скажи, у тебя с бестолковой землею,
Если отчизна твоя — небо, а бог — твой отец?
Ищешь в изгнании ты, что под отчим находится небом:
Нет, не найти здесь богатств, что так любезны тебе.
Что ж по скалистым вершинам гоняться за рыбами, или
По беспредельным морям зайца ловить бегуна?
Ищешь в бесплодных кустах ивняка ты яблок златистых;
На ежевичных кустах ищут культурную гроздь.
Разве не тщетны старанья — найти какую-то радость
Здесь, где одна лишь печаль, здесь, где рыданье одно?
Что же ты любишь изнеженный плач, эту роскошь темницы?
30 Есть лишь единственно плач (ты мне поверь) на земле.
Все эти блага, к которым гоним ты недужною страстью,
Ах (если веришь ты мне) — вовсе не блага они.
Те ж, что тебя окружают, неведенье истины может,
Хоть и не блага они, выдать за видимость благ.
Больше того, это все — лишь тень настоящего блага,
Эта обманная тень околдовала твой взор.
Радости, — разве не видишь? — от горечи мук извратились,
Смех превращается в плач, и этот плач нестерпим.
Слит со страданьем покой, непорочной не сыщешь услады,
И продолжительной нет, нет и лишенной тревог.
Что есть богатство, почет, что пурпур и что диадема,
Как не обуза души, хоть и красива она?
Также прибавь, что все это, суетной судьбы порожденье,
Вводит владельцев в обман и ненадежно для них.
Ты, человек, эти блага берешь, что вредят многолико,
Но в треволненьях отнюдь благ не найдешь никаких;
Нет в них и бога; но прихоть — для каждого бог настоящий,
Клонится каждый ко злу от заблуждений своих.
Ну, так очнись, наконец, я молю, и, свет восприявши,
С глаз эту ночь отряхни, я умоляю, твоих.
Ввысь свой взор обрати; там отчизну свою и отца ты
Узри, туда и неси мысли твои и мольбы.
Крови твоей благородный исток ты там же постигни;
Первые там семена духа познай своего.
Ты ведь не абориген, хоть и житель земли бестолковой:
Ты ведь потомок небес и порождение их.
Сам творец, от чьего происходишь ты ясного лика,_
Что еще больше? — тебя назвал подобьем своим.
Значит, глупец — человек, что к земному ты так прилепился,
Бога забыв своего, сам о себе позабыв?
Земнорожденным — земное, а тленное тленным оставь-ка,
Ты не умрешь, так ищи непреходящих богатств.
Легкий, к звездам вознесись, огляди свое поприще сверху,
Стыдно должно быть тебе шеей ярмо выносить.
Там — что достойно любви, там — что должен желать ты по праву.
Там находится все, в чем все моленья твои;
Верные радости там, что не ведают горестной скорби,
Там же и мирный покой, с горем не слит никаким,
Мир безмятежный, далеко войны и смятенье, и грохот,
70 И изливается там, не иссякая, добро.
Зависти честь не страшится, там скипетры и диадемы
Блещут огнями сильней средь звездоносных небес.
Там, наконец, и конец и начало всех благостных качеств,
Там же и бог, чтоб ты мог зреть его и постигать.
Если же дел столь великих тебя не трогает слава,
Душу твою не берет значимость стольких наград,
Пусть же хотя бы подвигнут мучения мстящей геенны, —
Если любовь не ведет, страх пусть потащит тебя.
Если вверху не дано зреть Олимпа колосс поднебесный,
80 Вниз ты хотя бы взгляни, в Стикса подземный предел..
Ты посмотри, еще длятся ужасные муки преступных
Душ, кого ест без конца вечный Эреба огонь.
Ты посмотри и на тех, кто рыдает за миг наслажденья,
Коих порочная жизнь мертвою жизнью была.
Жизнь остается, чтоб зол не исчезло само ощущенье,
Смерти ж лишенная смерть вечные веки гнетет.
Видишь, как катится быстро в скольженье стремительном время,
Как неожиданно смерть быстрой приходит стопой!
Жесткое слишком условье и жалкое, чтобы другого
90 Смерть другая тебе к смерти дорогой была.
Наша, однако, как вижу, глухим проповедует муза;
Легкий крушит ветерок остереженья мои.
Что за причина, что уши у глупых заткнуты смертных?
Знаю: причина того здесь перед взором моим.
Люди внушают себе, что введут они смерть в заблужденье,
И уповают, что жить будут несчетные дни.
Этот юнец безрассудный — в надежде на возраст здоровый,
Тот в накопленьях своих видит опору себе.
Багрянородных царей подводит могущество власти,
100 Значит. тем более всех надобно мне остеречь.
24. ЭЛЕГИЯ ВТОРАЯ НА ЮНОШУ, ГИБНУЩЕГО ОТ РОСКОШИ, А ТАКЖЕ НАПОМИНАНИЕ О СМЕРТИ[133]
Глупый, что с юных годов ты себе измышляешь надежду,
Рад, что еще далеки старцев дрожащие дни;
Жизни тебе предстоящей считая безмерные годы,
Жизнь до седой головы ты обещаешь себе.
А между тем предаваться излишествам хочешь желанным,
Милым ты радостям рад плоти бесстыдной своей?
И пока рок, — говоришь, — позволяет счастливый и возраст,
Будем на всяческий лад тешить желанья свои.
Пусть ликование будет, пиры, хороводы, услады,
10 Плески, объятья, любовь и поцелуев восторг,
И наслажденья Венеры, и нежного огнь Купидона,
Пусть и забавы придут с шутками к нам без числа.
Пусть не отсутствует флейта, кифары пусть будут и лиры,
Боль и забота — вдали, горести все — далеко.
Вышним богам предоставьте о прочем о всем попеченье,
И треволнение пусть праздных тревожит богов.
Пусть проведем мы прекрасно досуги юности нежной,
Пусть же зловредность забот канет в кипении волн.
Возраст используем свой, чтоб не втуне оставил остылых,
20 Юность, ликуя, пока нежно цветет на щеках.
Молви, несчастный, зачем на тростник опираешься хрупкий.
Сломлен, — погибель тебе, срезан, — и ты упадешь?!
Не на беглянку ли юность надеешься ты, и без толку,
В мире огромном кого нет ничего неверней?
Нота быстрее она, окрыленнее быстрого Эвра,[134]
И быстротечней самих Гебра стремительных вод.[135]
Даже быстрее стрелы, со звенящего лука слетевшей;
Но опадает она раньше цветка по весне,
Призрачней облачка также, обманчивей тени прозрачной,
Снега, что в солнца лучах стает и станет водой.
Птицы быстрее она рассекает неба средину,
Юность цветет, как цветок, гибнет, как легкий зефир.
Гибнет она, иль как дым растворяется в воздухе тонком,
И постоянства у ней, нами возлюбленной, нет.
Если пустое твержу, поучись у искусной природы:
Вот наставляет она, — смена времен коротка.
Ты посмотри, как повсюду пурпурным цветов одеяньем
Блещет земля, как в поля нежно приходит весна.
Дерево буйно растет, в свою облаченное зелень,
40 И, возродившись, трава вьется в зеленых кудрях.
Красною кровью рожденья фиалок окрасились грядки;
Нежные розы вокруг острый окутали шип.
Травы, поросшие густо, сверкают цветов многоцветьем,
Новой красой, наконец, всё заблистало кругом.
Но подожди: вот проходит весны благовонное время,
Грозная стужа спешит вместе с ненастьем своим.
Не зеленеют луга и безлистное дерево скорбно;
Кудри роняет листвы лес утомленный с ветвей.
Пурпуром красных цветов уж не красятся грядки фиалок;
50 Розовых нет лепестков — шип заостренный торчит.
И, безобразны, поля на себя без травы непохожи,
Гибнет негаданно вкруг всюду и цвет, и краса.
Так вот и возраста цвет, так неверно прелестная юность
Быстро проходит, увы, невозвратимой стопой.
Рушится жизни пора, что страданий исполнена всяких,
Сгорблена, старость вослед шагом дрожащим бредет, —
Вся из тяжелых забот и болезней, печали несущих,
С плачем и сотнею бед, нагроможденных кругом.
Неумолимо виски осыплет она сединами,
60 Сморщит, лохматая, всю вислую кожу тебе.
Тело уж мертвое сразу тогда же покинет услада
И одаренности всей сила исчезнет и пыл.
Гибнет краса; погибают телесные силы живые,
Роза нисходит, увы, с некогда розовых щек.
Лоб многолетние вдруг бороздят кочковатый морщины
И уж в глазницах пустых темные гаснут глаза.
Не подбородок, а ум твой размяк; ты уже обезьяна,
Сам ты неведом себе и непохож на себя.
Ныне иди, полагайся, несчастный, на юные годы,
70 Всем упованьям твоим долгую радость вещай,
Если, однако, судьба тебе даст безмятежную юность,
Если позволит она зрелых достигнуть годов.
Но беспощадная смерть рада жизни младые начатки,
Часто и всходы ее, рано пресечь, погубив.
Смертное всё облетает она на Тартаровых крыльях,
Словно огромная ночь кружит во мраке пустом;