Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи — страница 17 из 35

140 И фесценнин вы прозвучите песнями.[229]

Нимфы, его колыбель вы осыпьте приятно дарами,

Все соберите травы благовонные.

Кассию, кальту, тимьян[230] и амброзию также с шафраном,

Амом сирийский, майоран приятнейший.

Тысячу видов цветов и тысячу разных расцветок, —

Горит средь всех лишь роза величайшая.

Алую, белую розу смешайте в венках благородных, —

Ликует сын, цветам отцовским радуясь.

Мальчику, Парки, молю, дайте белую пряжу на прялке,

150 Пусть жизни нить на ней течет счастливая.

46. ПЕСНЬ-ИМПРОВИЗАЦИЯ[231]

Что тебе было угодно излить красноречья источник

Здесь, восхваляя меня,

Скелтон, поэт, заслуживший отличия вечного лавра

И украшение муз?

Мы не прославили ведь ни сестер Пиерийских[232] пещеры,

Ни из источника муз

Влаг не испили, какие уста изощряют поэтов.

Лиру тебе Аполлон

Дал, что украшена златом, а сестры — звучащие плектры;

10 И на устах у тебя

Слаще Гиблейского меда[233] само Убежденье бытует.

И Каллиопа себя

Всю на тебя излила; превосходишь ты лебедя песней;

И уступает тебе

Сам Родопейский Орфей со своею простертой кифарой.

Ты вместе с лирой своей

Можешь смягчить и зверей, и дубы непреклонные сдвинуть,

Можешь течение рек

Быстрое остановить, на пленительных струнах играя;

20 Можешь и скалы склонить.

Пред Меонийцем Гомером так греки в долгу, так, Вергилий,

Мантуя — перед тобой;

Скелтону так своему, и уже признается он в этом,

Бритов обязан предел.

Первый из мира латинян камен он в Британию вывел,

Первый он здесь научил

Речи и тонкой, и чистой. С таким предводителем, Скелтон,

Англия пусть ничего

Не устрашится — и даже — поспорить с поэтами Рима.

30 Здравствуй вовек и живи.

47. ОБРАЩЕНИЕ СПАСИТЕЛЯ К ЧЕЛОВЕКУ, ГИБНУЩЕМУ ПО СВОЕЙ ВИНЕ. НАБРОСКИ БУДУЩЕГО СТИХОТВОРЕНИЯ[234]

Хоть у меня одного все блага небес и земные,

Не явное ль безумие,

Что, человек, к ложным благам, но к истинным бедам стремишься,

Ко мне же — редкий, иль никто?

Многих влечет красота, и меня нет прекрасней на свете:

Никто не чтит красу мою.

Полон я вышнего света, в родителях я благороден.

Зазорно разве мне служить?

Я и богат, и готов и великое дать, и немало, —

10 Люблю просящих: где они?!

Есмь и зовусь я терпеньем отца высочайшего: люди ж

Совет со мною презрели;

Я — и наставник: никто за учителем, мною, не идет;

Я — вечность: нет стремленья к ней.

Путь я, которым одним достигают неба созвездий,

Но путник редкий им идет.

Хоть я единый создатель и жизни, и самая жизнь я,

Что ж презираем смертными?

Вестнику правды не верят, надежд мне своих не вверяют,

20 Хоть нет меня надежнее.

Я милосерден, готов сострадать, но ко мне прибегает

Едва ль бедняк какой-нибудь.

Я справедлив, наконец, и суровый неправды отмститель:

Едва ль кому внушаю страх.

Ты, кто бросаешь меня, человек, коль твоя беззаботность

До смерти доведет тебя,

Значит, ничто не прошло. На меня не вали свои вины;

Ты сам виновник бед своих.

48. КНИГА, ПОСЛАННАЯ В ДАР[235]

Что эту малую жертву робею дать другу большому,[236]

Ладана малость когда вышних пленяет богов?

49. НА СЛЕПОГО КОРРЕКТОРА ТРАГЕДИЙ[237]

Что же так часто, читатель, везде ты погрешности видишь?

Тот, кто корректором был, света не видел уже.

50. НА ШЕСТЬ ВОССТАНОВЛЕННЫХ КОЛОКОЛОВ, КОТОРЫЕ БЫЛИ СОЖЖЕНЫ МОЛНИЕЙ[238]

Мы — шестизвучие меди, но я, наиболее звонкий,

Альфой с Омегой зовусь, Троице кто посвящен.

Нас и священное зданье благая забота Герарда —

Пастыря воссоздала, молньи спаленных огнем.

51. НА КОЛОКОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ МАРИИ

Медный звон у меня, но не сыщется медного звона,

Чтобы с родившей Христа мог он сравняться хвалой.

52. НА ТОТ ЖЕ КОЛОКОЛ

Мария имя мне дано взаимное,

Никто не восседает ближе к Троице.

53. ТРЕТИЙ КОЛОКОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ КРЕСТИТЕЛЮ

Глас вопиющего был,[239] чье прозванье несу; и народ я

Чтить призываю Христа равно и ночью, и днем.

54. ЧЕТВЕРТЫЙ КОЛОКОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ АПОСТОЛУ ПЕТРУ

Я, посвященный Петру, гоню демонов, молнии также,

Крашу я кантами дни праздников и похорон.

55. ПЯТЫЙ КОЛОКОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ МАГДАЛИНЕ[240]

Я — Магдалины, молний зло уже в прошлом,

Ведь лучшее и всё дает благой пастырь.

56. ШЕСТОЙ КОЛОКОЛ, ПОСВЯЩЕННЫЙ ВСЕМ СВЯТЫМ

Тонок мой звон, но и он издалека до слуха доходит, —

Мне небожителей сонм вкупе дает имена.

57. ИНАЧЕ

Пусть за меня ни Додона, ни светская бронза Коринфа[241]

Не состязаются: звон всем небожителям мой.

58. НА НЕКОЕГО ПРИДВОРНОГО, ВРАЖДЕБНОГО КЛИРУ[242]

Вот он Урсал — Мидас,[243] но того он Мидаса глупее,

Всем без разбора спешит всюду прославить себя;

Он и ярится на клир, похищая тем славы начатки,

И в Фаларида Мидас[244] сей превращается вдруг.

Древле так славу стяжал, полагаю, сожжением храма

Некий гречишко,[245] творец столь непомерного зла.

Мысли безмозглой такой ты водой никакою не смоешь,

Мог бы один лишь клинок бешенство это смирить.

59. НА НЕГО ЖЕ

Думаю, что ни Мидас столь нелепым умом не отмечен,

Ни против клира и ты, Малх, не свирепствовал так,[246]

Как это делает некто, — к чему называть его имя, —

Не разбирая пути, рвется он к славе своей.

Ах, если б некий ему Аполлон дал ослиные уши,

Или же оба ему Петр его уха отсек!

Или пусть больше шумел бы и делал бы то, что в отцовском

Прозвище[247] первый его слог означает собой.

60. НА НЕГО ЖЕ

Некто сказал тебе, Урсал, что ты, на клир обозлившись,

Кесаря право и с ним право святое хулил.

Ты же смеялся над тем человеком и много, и долго,

И справедливо — ведь смех легче всего и глупей.

Кто бы подумал иное, твое лишь услышавши имя,

Будто не ты осквернил славные права права?

61. НА ОБОРОТЕ КОДЕКСА, ПРИНАДЛЕЖАЩЕГО БАТТУ[248]

Батт — мой владелец;[249] кто схитит меня загребущей рукою,

Батт, я желаю, везде пусть перед ним предстает.

62. ЯКОВУ БАТТУ[250]

Будь, Яков Батт, бестрепетным:

Умерший славно, будет жить.

63. ЕМУ ЖЕ[251]

Не ведай страха, Яков Батт:

Воскреснет славно умерший.

64. ЭПИТАФИЯ ГЕНРИХУ, ЕПИСКОПУ КАМБРЕ[252]

Здесь Генрих спит, краса от корня Бергена,

Кто нравов славой выше дедовских родов.

Всего важнее благо паствы он считал,

На что, благой, он средства отдал отчие.

Затем, горя любовью к небожителям,

Твою обитель, Яков,[253] посетил, Петра

Твердыню также и Йерусалим святой.

65. О НЕМ ЖЕ

Из семерых одного, порожденных Бергеном братьев,

Парка, завидуя, здесь Генриха скрыла в земле.

Он же для паствы Камбрейской и пастырем был и отцом ей,